Попытки табуировать и вытеснить эмоции из социальной жизни противоестественны. Я считаю, что именно результатом подобных ограничений стала в свое время популярность таких направлений в музыке, как гранж и депрессивные альтернативный рок и брит-поп. Эта музыка эксплуатировала накопившиеся фрустрированность и уныние, тем самым как бы давая разрешение на проявление этих эмоций, узаконивая их. Так же возникла и молодежная субкультура эмо с ее акцентом на эмоциональной чувствительности и уязвимости.
Одним словом, запрос на осознанность в отношении эмоций в обществе назревает давно: все больше людей понимают, что подавление эмоций ведет к саморазрушению, и становятся более внимательны и чутки к себе и к окружающим. Старшему поколению, воспитанному в режиме отрицания эмоций, эта современная тенденция уважения к чувствам не всегда понятна: подтверждением этому служит ироничное выражение «поколение снежинок» (англ. Generation Snowfake), которое вошло в американский обиход, – молодежь считают не подготовленной к жесткой жизни. Это типичная подмена понятий, потому что по-настоящему эффективным в общении и эмоционально устойчивым человек становится только через осознанность в отношении своих эмоций, умение адекватно их выражать и ими управлять.
Многое указывает на то, что способность переживать эмоции дана нам небезосновательно. Если в ходе сотен тысяч лет эволюции в нас выработалась способность переживать эмоции, значит, это качество явно имело некое преимущество для предков, передавших его нам. Потому что именно так и работают два главных механизма эволюции – изменчивость и естественный отбор: то свойство, которое пригодилось, то есть помогло выжить и адаптироваться к условиям среды, закрепляется в физиологии и нейрофизиологии вида, оттачивается, совершенствуется и передается потомкам. Очевидно, что эмоции были и остаются необходимы для нашего выживания и адаптации. Эмоции – это инстинктивные реакции на ситуации, в которых от нас требуются определенные действия (Steiner, 2009). Есть ряд исследований, говорящих в пользу гипотезы о том, что сознание человека как вида возникло из постепенного развития эмоций. В сущности, человеческое сознание – это сознание чувствующего и переживающего себя (Damasio, 1999). Эмоции нужны нам для принятия решений и для того, чтобы делать выбор (Steiner, 2009).
Любая человеческая эмоция легитимна, то есть закономерна. Эмоции не являются чем-то бессмысленным или бесполезным. Принципы, по которым эмоции функционируют, можно сравнить с законами физического мира. Например, нам бы и не хотелось, чтобы бутерброд падал маслом вниз, но именно так работают гравитация и законы аэродинамики. Мы не хотим раздражаться или печалиться, но так работает наша психика: эмоции не возникают без причины, и их функция – производить некое действие внутри нас.
Мы не можем плакать или смеяться без причины. Даже у профессионального актера это получается не просто так: чтобы убедительно изобразить смех или слезы, он должен знать, как и на какую «кнопку» в своем сознании ему следует «нажать», чтобы реактивировать нужный триггер, связанный с соответствующим переживанием из прошлого. В остальных случаях любая эмоция (если это не «консерва») аутентична, а значит, оправданна. Причина эмоции может быть неочевидной даже для самого носителя эмоции, но она обязательно есть. Методика развития эмоциональной грамотности помогает распознавать причинно-следственные связи между испытываемыми эмоциями и их первопричинами и называть их – максимально просто и своими именами: «твой отказ вызвал во мне злость», «когда ты проигнорировал мое сообщение, мне стало грустно». Важность этого умения заключается и в том, что оно позволяет управлять собственными эмоциями, и в том, что только так мы можем экологично донести до партнера касающуюся его информацию и положительно повлиять на развитие отношений. Об умении устанавливать связи между эмоциями и их причинами мы подробнее поговорим в Главе 12 (см. с. 157), здесь лишь отметим, что оно помогает выстраивать коммуникацию и отношения наиболее эффективно и гармонично.
Адекватное выражение чувств – это соответствие чувств и эмоций словам, языку тела, тону голоса и мимике. Если человеку горько и больно, а он смеется или с улыбкой рассказывает о произошедших с ним неприятностях – это так называемый смех висельника, не имеющий ничего общего ни с юмором, ни с веселостью. Не менее важно и то, насколько адекватно мы реагируем на чувства других, особенно если сами стали их причиной.
Мы часто прячем раздражение за усталостью, а восторг – за равнодушием. Говорим «бесит», когда на самом деле огорчены, или «я в шоке», когда растеряны или ранены в самое сердце. Мы видим ненависть там, где человек всего лишь возмущен или беспомощен и не умеет выразить свои чувства иначе. Эта приобретенная привычка выдавать одни эмоции за другие – своего рода защитный механизм, но проблема в том, что он не столько защищает, сколько создает дистанцию между нами, что порой ранит чувства еще сильнее.
В довербальной фазе развития дети, испытывая эмоции, не могут выразить их словами и поэтому плачут, смеются и кричат, пытаясь донести до нас свои переживания. Взрослея, они учатся интуитивно понимать эмоции других, а также различать и более или менее адекватно выражать собственные. Однако иногда, в силу некоторых причин и обстоятельств, взрослые люди всего этого не умеют или, находясь в стрессовой ситуации, переживают регрессию, соскальзывая в одну из ранних фаз развития. В такие моменты человек может сжиматься от боли или становиться красным от злости, но при этом ему кажется, что он не испытывает никаких чувств: привычка подавлять и вытеснять эмоции не допускает их в сознание, и тело как бы само по себе выражает эти эмоциональные переживания. В моей работе бывает так, что клиент, затронув чувствительную для себя тему, помимо собственной воли вдруг начинает плакать. Чтобы поддержать осознанность клиента и его контакт с реальностью, в такие моменты я спрашиваю: «Что за эмоцию вы сейчас ощутили, когда заговорили о болезненной теме?» И ответ часто звучит как «Я думаю, что это было несправедливо» или «Я ничего не чувствую». При этом по розовеющим щекам катятся слезы, губы и руки дрожат, и человек с трудом со всем этим справляется… Только осознав и приняв собственную эмоцию, то есть оставив попытки вытеснить ее и «задушить», он возвращает себе здоровый внутренний баланс.
Здесь уместно упомянуть, по каким причинам мы разучаемся осознавать свои эмоции. В одном путешествии со мной произошел образцовый эпизод на эту тему. Входя в помещение и открывая дверь от себя, я внезапно услышала глухой звук от удара о что-то внутри. Оказалось, мне навстречу шла женщина с ребенком в сумке-кенгуру и его голова, выдававшаяся вперед на уровне маминой груди, как раз и ударилась о дверь. Ребенок, разумеется, захныкал, а мама тут же зашикала на него, приговаривая «nichts passiert, nichts passiert!» («ничего не случилось, ничего не случилось!»).
Другая ситуация: маленькому мальчику, упавшему с велосипеда и больно ободравшему колени, папа строго говорит: «Ну не страшно, до свадьбы заживет. Не плачь, ты же мужик!»
В каждой из описанных ситуаций ребенок переживает эмоции и делает выводы о них, исходя из реакции взрослых. Если ребенку больно или страшно, но его не утешают, а говорят, что ничего не произошло, то он вынужден как-то встроить это противоречие в свою реальность и снять возникший когнитивный диссонанс. Потому что тут одно из двух: либо ребенок со своей эмоциональной реакцией неадекватен, либо неадекватны родители со своей оценкой его переживаний и их причин. Поскольку от родительских фигур мы в детстве эмоционально зависим и в целом они являются для нас авторитетами, то на их адекватность нам приходится полагаться.
Здоровой реакцией родителя в подобных ситуациях является сочувствие и утешение, при котором родитель не обесценивает эмоции ребенка, то есть не говорит, что «ничего не случилось» и что на самом деле это не больно. Можно посочувствовать без слов, просто обняв ребенка. А можно вербализовать его переживания, например, так: «Я понимаю твою злость, меня бы это тоже разозлило» или «Конечно, это грустно/больно/пугающе». Чаще всего родители избегают проговаривать эмоции ребенка из лучших побуждений, стремясь как бы сократить его страдания или боясь сделать из него «нежную мимозу» этим «сюсюканьем». Но эффект получается не в пользу ребенка: адаптируясь под родительские ожидания и представления, он учится вытеснять эмоции и начинает считать чем-то неадекватным как их, так и порой себя самого: «нормальные люди не испытывают этих эмоций, значит, я ненормальный».
