Матильда заверила меня, что Оливер выдавал себя за соравальского слугу, и все в Элизии оставили его в покое. Мне показалось ироничным, что мой монах из Хеприна мог свободно бродить по дворцу, в то время как я была заключена в этой комнате в качестве пленницы. Но, по крайней мере, мне не нужно было беспокоиться о нём.
Корона была у Тейлона, но он ни разу не зашёл ко мне, чтобы навестить или сообщить о моём положении. Вся информация поступала через Матильду, которая услышала её из вторых уст от слуг Элизии, которые, в свою очередь, получали её, подслушивая. Не было никакого способа узнать, правда ли то, что, в конце концов, доходило до меня.
Три дня назад Матильда ворвалась в комнату и объявила, что суд откладывается на несколько месяцев, потому что у короля Барстуса свиной грипп. Весь день я сидела, размышляя о том, как переживу месяцы заключения в этой комнате.
Но к вечеру она вернулась и сказала, что нет, у короля Барстуса не было свиного гриппа, только жаль, что его не было у горничной, с которой он столкнулся во время своего последнего визита.
Я покраснела от щёк до пальцев ног.
Когда я больше не могла терпеть ни секунды дольше, я спросила о Тейлоне. Матильда сказала, что его всё ещё нет в замке. И что он отсутствовал в течение всего нашего пребывания здесь. Его персонал и королевская гвардия остались, но у самого Тейлона были срочные дела, которые требовали его немедленного присутствия.
Шикса, свернувшись калачиком у меня на коленях, лениво похрапывала, когда в комнату ворвалась Матильда, дико размахивая руками.
— Они здесь! — взвизгнула она. — Они приехали!
Я вскочила на ноги, готовая схватить меч, который держала под рукой.
— Кто? Кто здесь?
Она подбежала ко мне и двумя руками надавила мне на плечи, пока я снова не села. Я попыталась встать, но она оказалась удивительно сильной.
— Сядьте! — приказала она. — Они здесь! А что, если они захотят увидеть вас сейчас? И вы так выглядите? Я не могу допустить, чтобы вы были в таком виде, если вы собираетесь покинуть комнату!
— В каком виде?
Я посмотрела на ночную рубашку, которую так и не потрудилась снять. Однако я пообещала себе принять сегодня ванну, просто до этого ещё не дошло. Но я причесалась этим утром.
Или это было вчера?
— Ой!
Я попыталась вырваться из рук Матильды, но она крепко держала меня, запутавшись щёткой в моих невозможных волосах.
— Ваши волосы похожи на лисье гнездо. А теперь сядьте, чтобы я могла привести вас в приличный вид для королей и королев.
— Они здесь? — ахнула я.
Она хмыкнула.
— Именно это я и пыталась вам сказать!
Я старалась сидеть спокойно, но была слишком взволнована.
— Ты их видела? — спросила я, затаив дыхание. Моё сердце понеслось галопом, когда я поняла, что момент, которого я в равной степени боялась и ожидала, наступил. Наконец-то я смогу предстать перед советом и всё объяснить. И они могли бы, наконец, решить мою судьбу.
Какой бы она ни была.
Мой желудок скрутило, и я подумала, что меня может стошнить. Дядя обещал наказать меня, если я пропущу Конандру. Горе терзало моё сердце каждый раз, когда я вспоминала его жестокость по отношению ко мне.
Я попыталась представить себя на его месте. Если бы я была той, кто правил, потеряв всех, кого любила, а затем кто-то, кого я считала мёртвым, внезапно появился бы на моём пороге.
Разве я не была бы скептиком? Разве я не питала бы недоброжелательности к человеку, пытающемуся забрать единственное, что у меня осталось от моей умершей семьи?
Но в моём дяде было нечто большее, чем осторожный скептицизм. Инстинкт подсказывал мне — он верит, что я та, за кого себя выдаю.
Не сомнения заставили его так себя вести. Это была жадность к трону, который он занимал, и Короне Девяти.
Матильда провела щёткой по моим медным локонам, и я чуть не выругалась на неё.
— Я их не видела, — сказала она. — Я только подслушала, как один из лакеев спешил сообщить герольду, что в городе видели экипажи.
— Сколько экипажей? Они все здесь?
— Не могу сказать. Но я в этом сомневаюсь. Пусть даже все восемь из них уже в пути, они не могли прибыть все разом. Разве нет?
Я закрыла глаза и попыталась воскресить те небольшие знания, полученные в детстве.
— Не думаю, — сказала я. — Сораваль, Теновия и Барстус ближе всего. Затем Каша, Арамор и Ворестра. Хеприн и Блэкторн находятся дальше всех. Это займёт у них, по крайней мере, ещё три дня. В зависимости от темпа их путешествия, вероятно, дольше.
Моё сердце колотилось от открывающихся перспектив. У меня оставалась всего неделя до того, как начнётся Конандра.
Что тогда? Поверят ли они мне? Неужели они тоже примут меня за призрак моей матери?
Это напомнило мне кое-что.
— Матильда, ты слышала, что в этом замке водятся привидения?
Её руки замерли в моих волосах.
— Да, я слышала об этом. Но где вы слышали такую чушь?
— Охранники, — бесстыдно призналась я. — Они подумали, что я пытаюсь сбежать, когда Шикса на днях опрокинула чайный сервиз. Я сказала им, что это призрак, и они мне поверили. Тебе не кажется странным, что королевские гвардейцы верят в привидения? И не просто верят, а по-настоящему боятся?
— Об этом я ничего не знаю. Я сомневаюсь, что они боялись, скорее всего, им не терпелось позвать горничную, вот и всё.
Я развернулась, прерывая её работу.
— Матильда, они сбежали. Я не знаю, как ещё это описать. Я предложила призраку развлечь меня, и они втроём практически выбежали из комнаты.
Она щёлкнула пальцами, и я повернулась, чтобы она могла закончить свою работу.
— Я слышала, как они говорили о происходящем в замке. Есть комнаты, в которых, по их мнению, обитают привидения, и они избегают их, когда могут. Я слышала, как они говорили о том, что нечто перемещает столы, стулья, свечи и тому подобное, но обычно они больше раздражены, чем напуганы. Это странно. Я никогда не видела, чтобы слуги так заботились о призраках. В Соравале король Хьюго поднял бы нас всех на смех за то, что мы поверили в эту языческую чушь.
— Язычество? Что ты имеешь в виду?
В религии Света не верили в призраков или духов. Я знала это. Когда тело умирало, если человек был хорошим, его душа становилась частью Света. Плохой душе суждено было стать частью Тьмы или Денамона. С течением времени солнце становилось всё ярче и ярче, вбирая в себя множество добрых душ. А Денамон всё темнее и темнее. Монахи верили, что идёт нескончаемая битва во имя победы одной из сторон. Они верили, что в начале времен не было ничего, кроме тьмы, но люди заставляли Свет расти до тех пор, пока день в основном не стал светлым, и лишь небольшая его часть была отдана тьме.
Матильда понизила голос и склонилась над своей работой.
— Да, призраки для язычников. Они верят, что душа, у которой всё ещё есть дело в царстве живых, будет бестелесно блуждать, пока это дело не будет решено. Они верят, что душа имеет право отомстить за свою смерть или вернуть долг, прежде чем она пересечёт завесу.
— Нерешенные дела?
— Они верят, что душа обладает силой, которой нет у тела. Например, она может двигать вазы, если хочет привлечь внимание горничной. Или опрокинуть чайный сервиз в припадке ярости. Призраки так же реальны для язычников, как вы и я. Хотя они могут оставаться невидимыми для обычных глаз, язычники верят, что беспокойные духи контролируют всю магию, оставшуюся в этом царстве.
— Это просто смешно.
Я вспомнила всё, что моя мать когда-либо рассказывала мне о языческой религии. Она ни разу не упомянула о призраках и духах. Она говорила о магии, но никогда не думала, что последняя всё ещё существует. О магии говорили в прошедшем времени ещё до того, как появились мир и Мраморная стена. Если она и говорила что-нибудь об этом, то только для того, чтобы проиллюстрировать историю или рассказать легенду о герое.
— Я встречала язычников и раньше, — заявила я, — но никогда не слышала, чтобы они говорили о магии так, будто всё ещё могут ею владеть.