Даже ее собственная корзина была легче, чем обычно. В курятнике воняло серой, и девушка обнаружила лишь пустые гнезда, хотя обыскала его вдоль и поперек. Куры были пугающе тихими – никакого кудахтанья и встопорщенных перьев, как в те дни, когда драконята пробирались внутрь и глотали целиком яйца прямо из-под наседок. Никакой зверь яиц не крал. Это сделал мор.

Рэн отмахнулась от извинений булочницы. Она не винила женщину за невезение. Все усложнилось – напряжение между ведьмами и простым людом возросло как никогда прежде. Глава Ковена сообщила о появлении новой ведьмы, которая использовала темную магию, чтобы создать крадущий память мор. Пока мор забирал только разум, но – и это понимал всякий, кто пережил Темный Год, – дальше непременно последуют тела. Лишь вопрос времени.

Урожай погибал. По улицам мчалась вода, вздымаясь до лодыжек и портя обувь. Волки выходили из лесов и нападали на домашних животных. Младший сын фермера Хэддона твердил, что дальше хищники примутся за маленьких девочек.

Выйти из дома теперь было все равно что пробираться без оружия на поле боя. Рэн не хотела никуда идти – особенно после того дождя, который оставил после себя вонь паленой кожи, – но в шкафчике оставалась лишь последняя луковица, а отец нуждался в чем-то более существенном, чтобы поправиться.

Он не перенесет мук голода. А она – вида его страданий.

– Так тихо, – еле слышно шепнула Рэн. Взгляд булочницы сделался угрюмым, как тяжелые низкие тучи в небе.

– Многие ушли на запад, к морю. Будто мор до воды не доберется. – Она нахмурилась, раздраженно сверкая глазами. – Некоторые заботятся о больных. Остальные, ну…

Можно было не продолжать.

Воздух вокруг едко потрескивал; шуршали неровные шаги, шелестели плащи, когда их плотнее прижимали к лицам, несмотря на летний зной. Три дня назад в Уэллсе появился первый больной. Еще два дня хворь поражала только слабых и пожилых, но вчера десятилетний мальчик прибежал на площадь, вопя, что его сестра упала наземь, а потом вскочила и с криком умчалась в поля.

Горожане собрали поисковый отряд, но ее так и не нашли. Теперь соседи подозрительно косились друг на друга, высматривая признаки болезни. Никто не знал, как избежать мора. Знали только, что хворь летит по городку быстрее, чем ветер, способный свалить вола. Мир распадался на части, и ни единая душа не знала, как его спасти. Люди и себя-то спасти не могли.

Рэн мрачно попрощалась с булочницей и ее женой. Шагать было неприятно. Из-за магии в камнях под ногами в животе будто масло взбивали.

Она быстро обошла рынок, купила бугристый кочан капусты и кусочек мяса, такой маленький, что и ребенка не накормить. Поморщившись, рассталась с двумя медяками – сбережения таяли.

На краю рынка во рту появился мерзкий привкус, язык будто пеплом покрылся. Внимание Рэн привлекло быстрое движение через площадь. Сперва девушка решила, что это змея, но присмотревшись, поняла, что это волшебство – плотное, густое, склизкое – течет по брусчатке.

Рэн еще никогда не видела столь мерзких чар. Чем дольше она смотрела, тем отчетливей понимала, что эта ползущая тень – темная магия. Девушка в ужасе попыталась остановить ее, развернуть силой разума, но – как обычно – ее усилия ни к чему не привели. Магия все ползла вперед, к паре, что шла через площадь, держась за руки.

Рэн хотела окликнуть их, чтобы не дать магии продолжить преследование, но, разумеется, она ничего не могла поделать. Даже раскрой она себя как истока, скажи этим людям о том, что видела, их не убедить в опасности, которую не воспринимают их собственные глаза. Зато люди могут решить, что сама Рэн – ведьма.

Поэтому девушка осталась на месте, в ужасе наблюдая, как темная магия захлестнула лодыжку мужчины и тот грохнулся оземь. Его голова глухо стукнулась о брусчатку и безвольно подскочила. Женщина упала рядом с ним на колени, настойчиво тряся его за плечо.

– Генри! – закричала она. – Кто-нибудь, помогите моему мужу!

Вокруг собрались настороженные зрители, но никто не приближался. Рэн поежилась, покрываясь мурашками; темная магия ползла вверх по телу мужчины словно орда пауков. Достигнув рта, тьма помедлила, а затем исчезла в носу. Мужчина содрогнулся всем телом, глотнул воздуха и резко распахнул глаза. Даже со своего места Рэн видела, какой бешеный у него взгляд.

– Генри! – Жена бросилась обнимать его со слезами на глазах. Но вместо того, чтобы обнять ее в ответ, он лишь отпихивал ее, пока не отполз назад.

– Что вы делаете? – Его зубы дико стучали. – Чего вы хотите?

Женщина замолчала на полувсхлипе.

– Генри, пожалуйста, это же я. – Она наклонилась и взяла мужа за руку, которую тот стряхнул с почти осязаемым страхом.

– Не трогайте! Прошу, оставьте меня в покое…

Зеваки потянулись прочь. Поведение мужчины явственно говорило о море, и никто не хотел рисковать. Рэн, напротив, не могла отвести глаз и смотрела, как мужчина неуверенно поднимается. Женщина кинулась к его ногам:

– Тебя зовут Генри. Я твоя жена! У нас трое сыновей!

Мужчина затравленно смотрел на жену. Ее слова ничего для него не значили, он будто и вовсе не понимал их смысла, настолько они были невероятны. Он согнулся, пытаясь отцепить женщину от своей ноги.

– Пожалуйста, Генри, – женщина вновь начала всхлипывать. – Ты ведь знаешь меня. Ты меня любишь, – ее голос сорвался, воздух полнился отчаянием. По позвоночнику Рэн прокатилась дрожь.

Все это время мужчина старался освободиться от хватки. Жена держалась крепко, но наконец ему удалось.

– Я не знаю тебя. Не знаю, что тебе нужно, – голос мужчины разнесся по пустой площади, – но, женщина, отстань от меня.

Он развернулся и убежал прочь, оставив рыдающую жену корчиться на брусчатке.

Черная завеса магии влачилась за ним, как саван.

Рэн страшно жалела эту женщину. Хотелось подойти и предложить помощь, но страх все-таки победил – как всегда. Рэн закинула полупустую корзину на плечо и быстро зашагала по тропинке к дому. Теперь она знала, что искать, и замечала темную магию, которая тенью льнула к домам заболевших. Достаточно было одного взгляда на дым из соседских труб, чтобы предсказать, кто заболеет следующим.

Это уж слишком. Внутри все переворачивалось, когда Рэн вдыхала серную вонь темной магии. Болезнь распространялась. Лишь вопрос времени, когда она доберется до отца. Странно, что этого еще не произошло.

Рэн поежилась, продираясь через заросли с бритвенно-острыми шипами. Споткнулась, наступила в лужу, полную бурлящей грязи, врезалась в ветку, которая росла из ствола упавшего дерева. Та впилась ей в плечо, зацепилась за рукав и прорезала кожу.

Рэн выругалась, пытаясь освободиться из хватки острой палки. Она так привыкла, что ветви дают ей дорогу, что перестала смотреть, куда идет. Три капельки крови просочились сквозь тонкий некрашеный лен рубашки. Рэн возвела глаза к небу, проклиная свою неуклюжесть, и заметила еще одну черную ленту. Челюсти свело ужасом еще до того, как она проследила путь магии до потрепанной соломенной крыши ее собственного дома.

Она побежала так быстро, что едва не врезалась в калитку. Дрожащие руки возились с засовом так долго, что в итоге Рэн просто перепрыгнула. Она двигалась так неловко, что, разогнавшись, ударилась о дверь. Не хватало времени ни осознать свои действия, ни подумать, что дальше: девушка просто ввалилась в переднюю комнату, зовя отца.

– Папа…

Никто не отозвался. Дверь в комнату отца была приоткрыта, и солнечный свет лился в обычно затененное место. Оттуда не доносилось ни звука: ни шелеста простыни, ни стонов боли.

Лишь тишина.

– Папа, – позвала Рэн громче, одной рукой берясь за ручку двери, а другой дергая себя за косу так, что в голове вспыхивала боль. Непременно нужно было проверить, как там отец, но девушка не могла себя заставить.

На языке поселился металлический привкус. Из-за двери донесся долгий низкий стон. По комнате пролетел сквозняк, хотя наружная дверь была закрыта, а окна заклеены. Рэн проглотила комок в горле. Она должна была выяснить.