Я с новым приливом захохотал и, хохоча, выбежал из пасти, завернул за угол, а там коробка с двумя при погонах. Я круто развернулся и с хохотом от погонов ускакал, скрывшись за высокой растительностью. Снег перестал падать от удивления, а я всё хохотал и хохотал, бежал и бежал. То Ноздрева с Чичиковым вспомню, то шансонье – солдат синего ада. И смех мой эхом разносился по колодцам.

А вот в родной пещере мой смех оборвало небывалым количеством чужого шмотья, увиденного мною впервые. В прихожей валялись чьи-то куртки, штаны, шапки, трусы. Понюхал – не моё. Заглядываю в большенату. В моей постели баба толстая, одеялом моим до подбородка накрылась и спит с печальной мордой. Я одеяло-то с неё сдёрнул, мол, чего разлеглась среди чужого, баба?! Она оказалась не толстой, а обычной, просто возле ей лежал мужичок-прищепка, тощенький, махонький, под одеялом на бабский живот похож. Лежит, бедненький, сковрыжился, к бабе прижался, сквозь сон сиську сосёт. Жалкий такой. Словно кораблекрушение пережил и его к утёсу штормовой волной прибило. Заглянул в маленату, а там… пусто. Заглянул на жральню… полно! Грязной посуды. Жрали что-то протухшее и не помыли. Ещё один в сортире поселился, плечом стенку подпирает. Я его за грудки, кто такой?! А он мямлит, я. Вот же наглый сукин сын! Якает яки як яканутый. И на кеды нассал. Мне.

Того мужика, на моей постели спавшего с бабой не моей, за ногу стянул, баба тут же, как по заказу, проснулась и стыдливо в одеяло запахнулась. Выяснилось, что они тоже были на хате моего кореша, и я им по пьяне пещерные ключи вручил на сохранение. Вот они и сохраняют. Весь холодос выжрали, ящик пивасика крепкого, про запас купленного, высосали, наеблись и спать легли, не перекрестившись. Поди, и Монокля перед сном не читали, герои космоса, блядь.

Ждал прибытия кита. С трепетом и волнением. Шагами мерял длину остановки и ещё чуть-чуть отхватывал. Это ведь кит, он может запоздать, а то и вовсе не возникнуть на дорожном горизонте. И ладно бы, бог с ним и дьявол с ним. С получасье среднестатистического пешкодрала, я ядрёный как дикая свинья, и с такого получасья ещё свинее, ещё дичее буду. Но видел я, к остановке спеша, как по склону Галантерейной горы скакала стая шанагреев, шерстью густой зеленея красиво. А маршрут их прогулочный через остановку обычно пролегал. Попадался кто, хватали и уносили. А наносивши, бросали где попало, лапами в рожу земли по-собачьи накидывали, тем самым презрение выказывая, и улетали. Жив и цел органически и психически останешься, значит в счастливом яйце родился.

У сынишек и дочурок богатеев шанагреи внезапную популярность сыскали. Платиновые выродки с жирочку своего гнилого бесились, пустоту внутри себя игрой с костлявой погремушкой заполняли. Откатики напялят и шанагреям подставляются. Откатик – така херня была, дорогостоящая, возвращала тело к координатам недавнего пребывания. Обычно к откатам спец прилагался. Но и тут они подводили редкостно. Изъян в них имелся, как попозжа выяснилось. Оказалось, изготовитель на испытаниях схалтурил, возжелав на рекламе и продажах сладенькой капустки по-быстролянчику развести. Короч, экстримальной развлекухой будничную серость холёные юноши и девы разбавляли, всем свою крутость и тупость доказывали. Одних шанагреи в море скинули – утопли. Других об камни с высоты шмякнули – лопатами игроков соскребали и в чёрные мешочки складывали. Моду на откатики и полёты с шанагреями за короткий срок предали забвению. Зато появилась мода на электрошокеры. Ещё шанагреи были популярны среди самоубийц.

Власти с пришельцами совладать не могли. Для любого оружия неуязвимы, до необъяснимого сильны и быстры, непредсказуемо исчезают и непредсказуемо появляются. Разве электрошокеров боялись, да и то народ шутил, что шанагреи по благородству своему хоть какой-то шанс людям давали и меж собой договорились, что будут “бояться” одних электрошокеров.

Захотят, в гипермагазе возникнут, продуктов натащат, погром устроят, хаос и страх среди гипермагазного населения посеют и исчезнут, пару челов прихвативши. Граждане покидали пещеры лишь по острой необходимости. Потом шанагреи отовсюду пропали. Почему? Неведомо никому, но пропали. Шанагреи и в других городах гастролировали, и в них смутные денёчки устраивали. Стоило шанагреям пропасть, как нашлись недовольные этим безукоризненно безвозвратным фактом. Кому-то нравится, когда опасность вокруг постоянная, когда адреналин в крови кипит, на городское пространство стрёмно выйти, а без электрошокера и в гости не сходить. Идиоты, одним словом. Такие идиоты сплотились в общество “Вернём шанагреев – сделаем жизнь живучее!” и посвятили себя поискам способов вернуть зелёных ублюдков.

Подозревали, что шанагреевское наваждение с Венерой спутано. Соглашение торговое мы с ней заключили, зелёные тут же и появились. Но Венера отнекалась. Не мы это, сказала Венера. Да и доказательств никаких. А без доказательств можно подозревать кого угодно: что шанагреи и с Сатурном связаны, и с Плутоном, и с полнолунием, и с приятелем, который бабла должен и нарочно тварей развёл, города ими заполнил и множество невинных загубил, лишь бы долг не отдавать. Бывают такие мелочные людишки, ещё как бывают.

Оттого я волновался, оттого и трепетал, кита поджидая. Электрошокер электрошокером, но уж очень не хотелось шанагреям попадаться. Пробовали кита в другом месте тормозить, но вредные шанагреи вектор свой прогулочный соответственно поправили. Оттого на Галантерейную гору и поглядывал я. Шанагреи по-прежнему блохами зелёными на ней скакали в свете солнечном и ослепительном, с травою сочною сливаясь.

По дороге пролетела лягуха, по-спортивному изящная и малиновая. Мужик за рулём. Мы с ним ненароком взглядами скрестились и через наши взгляды словно ворвались в подсознания друг друга, выудив оттуда куски наших прошлых житух, когда встречались так же случайно и столь же молниеносно. Иногда видишь кого-то впервые, – точно знаешь, что впервые, – а вроде и не впервые. И настойчиво скребёт чувство это, иглами тупыми в самую сердцевину и котелок тычет со скрипом, будто с челом этим нечто важное объединяет. А что с этим делать – не знаешь. Досадой, горечью и сожалением наполняешься, будто дорогое и незаменимое проебал, словно близкие корефаны пригласили на пикник, ты явился, запоздав слегка, а там никого и мобу никто не берёт. Одно расстройство, пустое расстройство.

Но вот умчал “пегас”, и лопнула ментальная нить, пуповиной прошлого связавшая меня с водилой. А я кита остался ждать. И на Галантерейную гору таращиться. Видать, немало встреч, случайных и мгновенных, у меня с этим типом скопилось, раз воспоминание о них столь чётко и рельефно в памяти обозначилось и кнутом сознание стегануло. Как бы изловить его да вопросам подвергнуть, нет ли и у него такого же де жавю по отношению к моей личности? Но вспоминаешь такое, когда поздно уже. И повторится всё, как встарь… А коли и есть? Но може, в альянсе с неведомой водилой что-то ещё вспомнить удастся? Всё это казалось важным до содрогания надпочечников и вместе с тем клинически невозможным.

– Не подскажите, какой автобус довозит до станции Гробыв?

– А?

Я из себя вылез. Крепко сложенная блондинка. Растрепавшееся от быстрой ходьбы волосьё, измождённая овальная харя, губилы чёрные от помады и красивая как лошадь. Меня эти звери всегда привлекали своим обаянием мордастым. Почти как медведицы. Я иногда мастурбирую на них. А на тех тем более. Уж посимпатичнее человечьих баб будут. Признаться, ни одной по-настоящему красивой бабы лицезреть не доводилось. И как подозреваю, не доведётся. Видать, напялила с утречка платье крокусовой желти и передо мной встала. На правой туфле каблук обломан. В толстых ручилах три белых пакета, в которых темнело весомое.

Запинаясь от волнения перед незнакомым мной, блондинка повторилась.

– Станция?! – тупорыльно переспросил я. – Гробыв?! Станция Гробыв?

– Ну да… станция Гробыв, – уверенно сказала блондинка.