- На вернисаже осенью прошлого года ваши работы получили хорошие отзывы, - учтиво продолжал доктор Лоэра. - Помню, как сейчас. Замечательный был вернисаж. Вы там ещё впервые выставляли "Досамантес", верно?
- Да, - подтвердил Теодор. Те три работы, что он представил на вернисаже, Лелия выбирала сама.
- "Досамантес" - пробормотал Рамон, водя пальцем по краю круглой деревянной подставки, на которой лежали остатки огромного торта.
Доктор Лоэра неспешно направился к Рамону, который отступил в сторону, обходя вокруг стола. Доктор же сделал вид, что его интересует исключительно старинная гравюра, висевшая на стене над буфетом. Затем он как бы невзначай бросил взгляд на широкую дугу белой глазури, застывшей на деревянной подставке и вслех заметил:
- Да уж, а пирожок, наверное, был не маленький! Так что это было? Свадебный торт?
Собравшись с духом и приготовившись выслушать реакцию Рамона, Теодор ответил:
- Его принес один наш знакомый булочник - его зовут Алехандро Нуньес. Он испек этот торт в память о нашей общей знакомой, которая совсем недавно умерла, Лелии Бальестерос.
Рамон с недоумением глядел на Теодора, словно только что впервые услышал об этом торте. Первоначально верхний ярус торта венчала фигурка Лелии, сделанная из бело-розовой глазури, а по краям слоев голубой глазурью были выведены строки трогательного стихотворения.
- Тео, а ты разве его так и не попробовал? Ведь это же был подарок от всего сердца, не так ли? - спросил Рамон.
- Ну конечно же, я съел несколько кусочков. Ведь он стоит здесь уже две недели. Рамон, я же сказал тебе о нем, сразу же, как только Алехандро его принес.
Рамон разглядывал торт, и с его лица не сходило недоуменное выражение. Может быть, он размышлял о том, куда исчезла сахарная фигурка Лелии? Теодор убрал её, улучив момент, когда никого не было дома, будучи не в силах больше смотреть на дурацкие ярко-алые губы и темно-синие волосы, которые по задумке кондитера должны были воплощать черные волосы Лелии.
- Сеньор... Тео, прошу меня извинить, - отрывисто сказал Рамон и направился к лестнице.
Доктор Лоэра взял в руки чашку с остатками остывшего чая, который он и допил, но от второй чашки категорически отказался.
Теодору нетерпелось поскорее отправиться туда, где они могли бы спокойно поговорить и где их никто бы не услышал. Вместе с доктором он вышел на улицу и продолжил вместе с ним путь по тротуару, в то время, как доктор, похоже, мысленно формулировал свое заключение.
- Полагаю, вы надеетесь услышать от меня какой-нибудь дельный совет. Однако, вынужден вас разочаровать, - в конце концов нарушил затянувшееся молчание доктор Лоэра.
- Я надеюсь услышать хоть что-нибудь.
- Я мог бы рискнуть и упомянуть, что я слышал о постигшем вас несчастье - смерти вашей общей знакомой. Но это могло бы его насторожить и лишь настроило бы его против вас, сеньор. Чрезвычайно подозрительная натура. Возможно, это паранойя. Такие люди чрезвычайно сложны в общении.
- Еще бы, это я и сам знаю. То он тихий и смирный, а в следующий момент начинает вести себя вызывающе. Но в основном он ведет себя смиренно, даже уничижительно. Считает себя не в праве сидеть за столом и есть по-человечеки!
- А вот потакать ему в этом его как раз и не надо. Обращайтесь с ним как с нормальным человеком. Постарайтесь не заводить разговоров о том, что может его расстроить или вызвать депрессию, но и относиться к нему, как к инвалиду тоже не надо. Этим вы сделаете ему лишь ещё хуже. Он проникнется ещё большей жалостью к себе, или даже с новой силой начнет убеждать себя и окружающих в том, что это он один во всем виноват. У него развился непомерный комплекс вины. Вы понимаете?
Разумеется, Теодор понимал. Но этого ему было мало, теперь ему хотелось услышать нечто более конкретное.
Доктор же невозмутимо продолжал развивать свою мысль.
- Он считает, что, убив женщину, в которую вы оба были влюблены, он подвел вас. Его чувства к вам противоречивы. Ему хочется причинить вам боль, ибо он сгорает от стыда, и в тоже время извиниться и постараться загладить свою вину.
- А он может попытаться навредить мне?
- Не физически, нет. Вредить тоже можно по-разному. Хотя не исключено, что противоречивость натуры удержит его от подобного шага. - Доктор Лоэра шел не спеша, сосредоточенно глядя на тротуар. - Вот, такова в общих чертах ваша проблема, всего лишь одна из деталей целостной картины. Поверьте, сеньор, я бы с превеликим удовольствием провел с ним больше времени, но, к сожалению, это практически невозможно. Иначе у него могло бы сложиться впечатление, что я его проследую. - Врач остановился на углу. - Что ж, тут мы с вами и расстанемся. У меня на сегодня запланирован ещё один визит. Он взмахнул рукой, останавливая такси. - Сеньор, мне было очень приятно познакомиться с вашим другом, а также увидеть ваши картины. Adios.
- Adios. - Теодор смотрел, как он садится в такси, как захлопывается дверца машины, и думал о том, что ему, пожалуй, следовало бы недвусмысленно дать понять своему врачу, что он заплатит доктору Лоэре за визит. Однако, он в свое время не догадался это уточнить. К тому же, думал Теодор, наверняка счет придет по почте в любом случае. Повернув обратно к дому, он заметил, что примерно в квартале от него уже знакомый ему худощавый парнишка переходит улицу и при этом поглядывает в его сторону. И так же, как и в прошлый раз, подмышкой у него был зажат какой-то сверток. Теодор язвительно подумал о том, что ему следует попытать счастья со своими кашне где-нибудь в другом районе. Итак, он возвращался домой, перебирая в памяти уже знакомые, расплывчатые ответы, и все эти многочисленные "если" и "возможно" начинали давить ему на психику, словно парализуя сознание. Ведь он хотел спросить у психиатра, стоит ли уговорить Рамона пойти на карнавальную вечеринку. Но затем это соврешенно вылетело у него из головы, и казалось теперь чем-то неважным и второстепенным, типа бормотания Рамона про "Досамантес", что по-испански означает "двое влюбленых".
Когда он вернулся, Рамон стоял посреди гостиной. Иносенса убирала сервировку с чайного столика.
