– Красивая у меня такая, Тати, – его губы накрывают мои, язык проскальзывает мне в рот, лаская так, как умеет только он один. Я обожаю целоваться с Мироном, и мне ни разу не удалось ограничиться лишь невинным касанием губ: соблазн углубить поцелуй всегда очень велик.

Я закрываю глаза и пытаюсь вытравить из головы мысль о том, что где-то поблизости находится Руслан. Выгибаюсь, когда рот Мирона спускается к ключице, закусываю губу, приглушая стон, когда он обхватывает сосок и тянет его зубами. За время сексуальных экспериментов мы изучили все чувствительные места друг у друга: Мирон знает, как правильно касаться меня, а я знаю, что нравится ему.

– Хочу вылизать тебя, Тати, – шепчет он, покрывая поцелуями мой живот. – Раздвинешь для меня ноги?

Мирону не нужно моё разрешение: в его руках я податливый воск. Он спрашивает потому, что эти произнесённые вслух слова нас обоих заводят. Я несильно царапаю его голову ногтями, прогибаю поясницу и развожу колени. Оральный секс между нами редко длится больше пары минут. Мирон говорит, что это из-за моей сверхчувствительности. Достаточно пары движений его языка, и я взрываюсь.

– Люблю твой запах, малыш, – вибрация слов задевает клитор, и я непроизвольно сжимаю простыни в кулаках и жмурю глаза. Он меня ещё даже по-настоящему не коснулся.

– Пожалуйста, пожалуйста…

Язык Мирона проникает между половых губ одновременно с давлением ладоней, заставляющих меня сильнее развести ноги. Выходит из меня и тянется вверх, распределяя по клитору влажность слюны и моего возбуждения. Я мечусь головой по подушке, стараясь не стонать слишком громко, – сейчас это сложно, потому что меня колотит изнутри – приподнимаю бёдра, двигаясь рту Мирона навстречу. Не потому, что не доверяю его умению, а потому, что сдерживаться – выше моих сил.

Его губы сильнее сдавливают клитор, слегка оттягивая, и тогда я взрываюсь: распахиваю глаза и, глядя в дрожащую белизну потолка, с охрипшими стонами глотаю свое наслаждение. Внизу живота бешено пульсирует, ноги непроизвольно дёргаются, а пальцы по-прежнему сжимают волосы Мирона. Он продолжает целовать меня там до тех пор, пока мои мышцы не обмякают и я безвольно не опадаю на кровать. По мере того, как реальность начинает складываться в чёткую картину, глаза выхватывают зазор в двери и тёмную фигуру, застывшую в нём. Горло окольцовывает паника, а между лопаток начинает быстро и часто колоть. Я напоминаю себе дышать и попутно убеждаю себя в том, что мне показалось. Но я знаю, что не показалось. Там, в двери, стоит Руслан. Он видел, как Мирон делал это со мной, видел моё лицо в самый интимный момент, слышал мои стоны.

– Обожаю, когда ты так кричишь, – тело Мирона накрывает меня, я ощущаю давление члена между ног, которое через секунду сменяется тугой наполненностью.

Застывший воздух покидает лёгкие, приводя меня в чувство, я несколько раз моргаю и вновь смотрю на дверь: она всё ещё приоткрыта, но в ней больше никого нет.

Мы с Мироном засыпаем, так и не поговорив: после двух полученных оргазмов мой мозг отказался соображать, и я попросту отключилась. Просыпаюсь, как и обычно, от трели будильника, установленного на мобильном. Мои лекции начинаются в восемь тридцать, но я всегда ставлю его на семь: времени хватает ровно на то, чтобы успеть позавтракать и собраться. Не открывая глаз, отвожу руку назад и, погладив остывшую простыню, перекатываюсь на спину. Мирон ушёл на тренировку.

Для меня до сих пор остаётся загадкой, как ему удаётся выдерживать такой строгий распорядок дня. Независимо от времени сна, каждое утро в шесть утра он идёт в спортзал на цокольном этаже нашего дома и проводит там не меньше часа, перед тем как поехать в офис. Я как-то пыталась ходить с ним, но быстро отказалась от этой идеи, потому что вставать вовремя у меня получалось с трудом. В итоге Мирон успокоил меня тем, что считает мою фигуру идеальной и ничего не хочет в ней менять, так что я с чистой совестью продолжаю спать до семи утра.

Я выскальзываю из кровати и, подобрав с пола пижамный топ и скомканные стринги, забираюсь в душ. Нарочно делаю воду похолоднее, чтобы смыть с себя дрёму, и, поражённая внезапным воспоминанием, застываю, уставившись в намокшую стену. Руслан видел нас ночью. Заглядывал к нам в спальню. Как такое могло случиться? Он открыл дверь? Или её забыл запереть Мирон?

Вода продолжает скатываться по моему лицу и волосам, пока мысли одна за другой вращаются в голове по зацикленному кругу. Мне нужно сказать об этом Мирону. Да, нужно. Но что, если он разозлится на Руслана, и я стану причиной их конфликта? Они дружат всю жизнь. Может быть, я всё не так поняла и он просто проходил мимо? Как вообще себя вести в подобных ситуациях?

Простояв так минут десять, но ни к чему не придя, я сушу волосы, натягиваю топ и джинсы и выхожу из спальни. Вспомнив, что могу быть не одна, затаиваю дыхание и прислушиваюсь. В квартире царит расслабленная утренняя тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц из окна, и я беззвучно выдыхаю. Кажется, Руслан уехал. Вот и прекрасно: скорее всего, мы не увидимся ещё пару недель, и к тому времени этот неловкий инцидент исчезнет как из моей, так и из его памяти.

Я иду на кухню, где готовлю традиционный завтрак: омлет со шпинатом, который любит Мирон и который за время совместного проживания успела полюбить я. Проигнорировав кофемашину, по старинке варю кофе в турке и, оставив его остывать, перемещаюсь в ванную комнату. Её я люблю гораздо больше, чем душевую в спальне: в ней больше света и есть удобное зеркало для нанесения макияжа.

Быстро причёсываю волосы, забираю их в высокий хвост и подкрашиваю ресницы. Выпрямившись, оцениваю свое отражение в зеркале и, слегка приподняв уголки губ вверх, заправляю выбившуюся бретельку бюстгальтера под ткань топа. Вряд ли моё лицо можно назвать эталоном золотого сечения, но я всё равно его очень люблю. Уже собираюсь выйти, но в этот момент дверь неожиданно открывается, и в неё, словно в замедленной съемке, заходит Руслан. Судя по всколоченным тёмным волосам, он только что встал, и сейчас я впервые вижу его без футболки. У него смуглая кожа – не знаю, от природы или это клеймо солнечных курортов, – широкие плечи, немного волос на груди, на плече – чёрная татуировка, по виду напоминающая кельтский узор. Сглотнув, я машинально стискиваю фарфоровый край раковины. Нет ни сил, ни возможности повернуться: тело будто окаменело, отказываясь мне подчиняться. Словно парализованная, я наблюдаю в зеркальном отражении, как он приближается ко мне. Мне нужно повернуться. Поздороваться, обойти его и покинуть ванную, если уж он не считает нужным этого сделать. Но вместо этого я продолжаю разглядывать наше отражение: свои расширенные глаза, часто вздымающуюся грудь и Руслана, стоящего позади меня так близко, что я могу чувствовать тепло его кожи. Его запах, он чужой, как и всё остальное в нём: его энергетика, которая меня подавляет, заставляет нервничать и теряться, чёрные глаза, которые смотрят не мигая, пока исследуют моё лицо, шею и бесстыдно спускаются к груди. Он словно говорит, что обо всём помнит, и хочет убедиться, что я тоже помню о произошедшем этой ночью.

«Выйди», – я шевелю губами, но из них не выходит ни звука. Тело походит на натянутую тетиву, я отчаянно боюсь, что Руслан захочет меня коснуться, и тогда я сорвусь. Закричу на него, ударю. Или же не смогу сделать ни того, ни другого и просто выбегу. Сейчас я готова признаться себе, что боюсь его. Но он не касается. В течение секунды разглядывает моё напряжённое лицо в отражении, отступает назад и выходит.

С раздавшимся хлопком двери я резко оборачиваюсь, словно его отсутствие, наконец, дало мне такую возможность, и впиваюсь глазами в замок. Мне следовало его закрыть. Я и сейчас отчаянно желаю его запереть и не выходить до тех пор, пока не получу уверенность, что Руслан ушёл. Это, разумеется, глупо, а мне нужно взять себя в руки и успокоиться. Мне двадцать один, в конце концов, а не двенадцать, чтобы играть в прятки. Может быть, именно этого он и добивается? Подавить меня морально, чтобы победить?