– Леди Хелен, наверное, может работать гувернанткой, хотя ни одна здравомыслящая дама ни за что не наймет такую красавицу.
– Она хорошенькая?
Девон послал брату угрожающий взгляд.
– Уэстон, держись от нее подальше! Не смей не только заговаривать с ней, даже не смотри в ее сторону! И это же относится к близняшкам.
– Почему?
– Все они невинные девицы.
Уэстон посмотрел на брата с сарказмом и язвительно уточнил:
– Они что, настолько нежные создания, что не смогут перенести даже нескольких минут моего общества?
– Я бы так не сказал… Они носятся по поместью как пара лисиц, совершенно необузданные. Они неопытны в жизни и довольно необузданные. Что с ними делать, одному Богу известно.
– Мне жаль, если они останутся без мужской защиты.
– Это не моя забота. – Девон дотянулся до графина и подлил себе вина. – За них отвечал Тео, а не я.
– Полагаю, – задумчиво произнес Уэстон, – как в пьесах в последний момент появится благородный герой, наведет порядок и спасет прекрасных дам.
Девон потер пальцами виски.
– Уэстон, увы, я не тот герой: не могу спасти ни это чертово поместье, ни дам, даже если бы хотел, – но желания у меня нет.
На следующее утро Девон встретился с управляющим Тотхиллом и семейным адвокатом мистером Фоггом. Оба – глубокие старики, судя по виду.
– «…в свете того, что покойный граф не произвел на свет законного наследника мужского пола, в соответствии с правовой нормой бессрочности, документ о передаче имущества утратил свое действие», – монотонно закончил читать текст семейный адвокат, и в кабинете повисла тишина.
Девон поднял взгляд от груды актов, договоров аренды и бухгалтерских книг и спросил:
– И что это значит?
– Поместье ваше, милорд, и вы можете поступать с ним по своему разумению, – пояснил Фогг, поправив на носу пенсне, и окинул Девона совиным взглядом. – В настоящее время вы не связаны условиями майората.
Девон быстро покосился на Уэстона, развалившегося в кресле в углу комнаты, и братья с облегчением переглянулись. Слава богу, он сможет продать поместье по частям или целиком, выплатить долги и продолжить жить по своему разумению без каких бы то ни было обязательств.
– Милорд, – продолжал между тем Фогг, – я почту за честь помочь вам возобновить майорат.
– В этом нет необходимости.
Ответ Девона озадачил и управляющего имением, и адвоката.
– Милорд, – сказал Тотхилл, – смею вас заверить, мистер Фогг компетентен в подобных вопросах. Он уже дважды помогал переоформить порядок наследования для Рейвенелов.
– Нисколько не сомневаюсь. – Девон откинулся на спинку стула и расслабился, закинув ногу на угол стола. – Однако не хочу, чтобы меня ограничивали условия майората, поскольку намерен продать поместье.
Его заявление повергло обоих стариков в шок, потом Тотхилл все же осмелился спросить:
– Какую часть поместья?
– Все, включая дом.
И управляющий, и адвокат обрушили на него град протестов: приорат Эверсби – историческое наследие, добытое трудами и жертвами его предков… Девон не сможет занять сколько-нибудь достойное положение в обществе, если не сохранит хотя бы часть поместья… Он ведь не желает обречь потомков на позор, завещав им титул без земли…
Девон жестом заставил обоих замолчать и бесстрастно сказал:
– Попытка сохранить приорат Эверсби потребует таких усилий, каких не стоит. Ни один здравомыслящий человек не станет с этим спорить. Что же касается моих потомков, то их не будет, поскольку я не намерен жениться.
Управляющий поместьем с мольбой посмотрел на Уэстона.
– Мистер Рейвенел, неужели и вы поддерживаете брата в этом безрассудстве?
Уэстон вытянул руки ладонями вверх, словно держал чаши весов, и сравнил невидимые грузы.
– На одной чаше ответственность, которую придется нести всю жизнь, долги и тяжкий труд, на другой – свобода и удовольствия. Неужели нужно делать выбор?
Не дав старикам времени ответить, Девон сказал:
– Вопрос решен. Для начала я хочу получить список всех капиталовложений, долгов и договоров, а также полную опись всего имущества в поместье и в лондонском доме, включая картины, гобелены, ковры, мебель, бронзу, мрамор, столовое серебро и содержимое теплиц, конюшен и каретного сарая.
– Милорд, желаете ли вы получить оценку всего поголовья? – вяло поинтересовался Тотхилл.
– Разумеется.
– Только не моего коня! – вмешался в разговор новый голос, и все четверо повернулись к двери, где, прямая и несгибаемая, как сабля, стояла Кэтлин и с нескрываемым презрением смотрела на Девона. – Арабский скакун принадлежит мне.
Все мужчины – кроме Девона, который так и остался сидеть за письменным столом, – встали.
– Вы когда-нибудь стучитесь, прежде чем войти? – полюбопытствовал он. – Или всегда появляетесь на пороге внезапно, как черт из табакерки?
– Я лишь хочу убедиться, что, подсчитывая свое имущество, вы исключите из списка моего коня.
– Леди Тренир, – вмешался мистер Фогг, – с сожалением должен заметить, что в день свадьбы вы отказались от всех прав на свое имущество.
Кэтлин прищурилась:
– Мне полагается вдовья доля наследства и все мое добрачное имущество.
– Вдовья доля – да, – подтвердил Тотхилл. – Но не ваше имущество. Уверяю вас, ни один суд в Англии не станет рассматривать замужнюю женщину как самостоятельное юридическое лицо. Конь принадлежал вашему мужу, а теперь это собственность лорда Тренира.
Лицо Кэтлин побелело как мел, потом покраснело.
– Лорд Тренир обирает поместье, как шакал обгрызает гниющий труп. Почему конь, которого подарил мне отец, должен достаться ему?
Взбешенный тем, что Кэтлин при всех демонстрирует такое неуважение к нему, Девон встал из-за стола и широкими шагами приблизился к ней. Надо отдать ей должное, она даже не поежилась, хотя он превышал ее габаритами как минимум вдвое и зарычал:
– Дьявол вас побери! Я что, во всем этом виноват?
– Конечно! Вы готовы ухватиться за любой предлог продать Эверсби, потому что не способны принять вызов.
– Про вызов можно говорить, когда есть хотя бы малейший шанс на успех, а эта битва заранее проиграна. Список кредиторов длиннее моей руки, кошельки пусты, а ежегодный доход упал вдвое.
– Я вам не верю. Вы хотите продать поместье, чтобы покрыть свои личные долги, которые не имеют никакого отношения к Эверсби.
У Девона прямо руки чесались – так хотелось что-нибудь снести, разбить, сломать. Он никогда еще не сталкивался с такой ситуацией, и не было никого, кто мог бы дать ему дельный совет. У него не было добрых родственников аристократов, не было знающих друзей среди пэров. А эта дама только и умела, что обвинять и оскорблять.
– У меня не было долгов, пока я не унаследовал эту развалину. Черт возьми, неужели этот идиот, ваш муж, никогда не говорил с вами о делах поместья? Вы что, были в полном неведении о положении дел, когда выходили за него? Впрочем, неважно: кто-то должен посмотреть правде в глаза, – и, похоже, этим несчастным стану я.
Девон вернулся к столу и бросил, не оглядываясь:
– Уходите, мадам, ваше присутствие здесь нежелательно.
Кэтлин в ответ презрительно заявила:
– Приорат Эверсби простоял четыреста лет, пережил революции и войны, и вот оказалось достаточно всего лишь одного корыстолюбивого бездельника, чтобы превратить его в руины.
Как будто в сложившейся ситуации виноват он! Пропади все пропадом!
Девон усилием воли подавил гнев, потом с нарочитой небрежностью вытянул ноги и, покосившись на брата, бесстрастно спросил:
– Уэстон, это точно, что кузен Тео погиб в результате падения с лошади? Сдается мне, куда более вероятно, что он насмерть замерз в супружеской постели.
Уэстон расхохотался: никакие принципы не мешали ему получить удовольствие от злой шутки. Тотхилл и Фогг сидели, не поднимая глаз. И только когда Кэтлин шагнула за порог, громко хлопнув дверью, Уэстон заметил, изобразив возмущение: