Спустя год после трагедии с подругой это осознание пустило корни – умерла моя бабушка – мама моей матери. Ее унес проклятый рак. Да, человек был пожилой, и смерть ее я приняла как неизбежность, вот только боли внутри меня от принятия этого факта меньше почему-то не стало. После похорон я сразу же уехала в Крым: лечила свои страдания соленым воздухом и прогулками по горам, дышала можжевельником и рыдала по ночам в подушку. Кто же знал, что по возвращению меня ждет новый удар. Вслед за бабушкой ушел дедушка. Не выдержал одиночества. Его сердце было навсегда разбито, может, потому и подвело – внезапно остановилось.

«Много ли может выдержать сердце? Мое сердце», – думала я тогда. Мне казалось, что вот–вот – и оно вспыхнет и сгорит. Знала бы я, сколько оно способно вынести…

Еще через год незваная, нахальная, ненасытная гостья с косой явилась за моими родителями, и я поняла, что колючие ветви обреченности пришли задушить меня окончательно. Тогда, слушая новости о пожаре в гостинице, в котором погибли мать и отец, я поняла, что вряд ли что-то может тронуть мою душу сильнее. Любовь к родным, которая делала меня счастливой, стала моим бременем. Все, о чем я могла думать, так это о том, чем же перебить воющую между ребер боль.

Сердце мое не вспыхнуло, не взорвалось, не рассыпалось. Даже не остановилось, что казалось вполне логичным. Возможно, оно пропустило пару ударов, но продолжило качать кровь, разгоняя вместе с ней по венам боль и отчаяние.

Тогда временным лекарством для меня стала работа. Новая, лучшая. Я уволилась из довольно престижного рекламного агентства, наплевав на то, что шесть лет училась на пиарщика в институте, и стала пробовать себя в новой сфере – в дизайне интерьеров. Все знакомые разводили руками, округляли глаза: как же так – без опыта, без знаний, с хорошего места в пустоту? Но мне было все равно. Я хотела изменений, и я к ним шла, несмотря на ноющие от душевной боли внутренности.

К счастью, этот карьерный путь сложился лучше, чем мои отношения с госпожой Смертью. Рисунки мне всегда хорошо давались, чувство стиля досталось от мамы, а начальство на новой работе очень ценило талант. Как итог – я освоилась в ремесле. Спустя время мне удалось набраться опыта на мелких проектах, попробовать свои силы в серьезных делах, после чего я была успешно принята на работу в довольно крупную столичную фирму. Там я обрела идеальный офис в центре города с большими окнами и удобной парковкой и возможность ежедневно заниматься творчеством. Правда, начальник у меня был не самым разумным человеком на планете, назойливым как муха и капризным как ребенок. Но такова уж была моя личная цена за успех. Ничто не бывает идеальным в этом мире.

Работа дизайнером наполняла меня до краев. Горевать было попросту некогда. Три года я делала все, чтобы стать профессионалом своего дела. Трудилась до поздней ночи в порывах вдохновения, упивалась литрами кофе, покорно выслушивала бредни руководства, а после каталась на машине по городу до рассвета. Временами даже писала стихи о выдуманной любви. Но ничто так и не принесло мне настоящего счастья. Работа не залатала дыру в душе, а просто заполнила собой почти все часы в сутках и не оставила места реальным чувствам.

В один момент я осознала, что осталась совсем одна. Бесконечная карьерная гонка прогнала из жизни людей, которые были способны стать мне хорошими друзьями. Остались лишь приятные знакомые, да и те то и дело менялись, как и месяцы на календаре.

Работа даже заменила мне мужчину. Может быть, потому, что я разочаровывалась в них все больше и больше с каждым днем, и в итоге совсем заперла от них душу на тысячу замков.

Я сломалась и попрятала все обломки за саркастической улыбкой. Я стала ко всему равнодушной и закрытой. Мне казалось, что я никогда уже не смогу ощутить себя настолько живой, чтобы исцелиться от того, что намертво зарубцевалось между ребер. Одиночество поселилось внутри, а вместе с ним пришел страх перед новыми знакомствами, а голове все чаще стал звучать тихий шепот о невечности. Никто и ничто не могло меня починить, потому что я должна сделать это сама. Но как – я не знала.

Единственное, что всегда оставалось в моей жизни неизменно вечным и лечащим, это море. Рядом с ним я чувствовала себя увереннее и свободнее от внутренних проблем, которые не смог решить ни один мой психотерапевт. Рядом с этой темной и неистовой стихией я была не одна, а значит – становилась сильнее. Мне нравилось быть такой. Сильной и дышащей полной грудью.

Принесенный волной камешек звонко ударился о бутылку вина, про которую я успела забыть в дебрях своих размышлений. Мои пальцы ловко выудили пробку из горлышка, и морской воздух вокруг сразу же приобрел пряные оттенки.

– Ну что ж, за встречу, море… – сказала я и сделала большой глоток из бутылки.

Горло приятно свело терпким вкусом виноградной косточки. На языке остались ноты специй и ягод. По венам разлилось тепло, а на руках вздулись мурашки удовольствия.

– Еще мгновение, и волна утопит ваш телефон, – послышался мужской голос за моей спиной.

Я вздрогнула и резко обернулась. В мою сторону легкой походкой вышагивал тот самый парень из туалета. Ноги его были босы, брюки завернуты почти до колена. В руках он нес кроссовки, бутылку вина и два бумажных стакана для кофе.

– Я увидел вас с набережной, не смог не подойти, – начал он, приближаясь. – Простите, если нарушил момент единения со стихией.

Молодой человек сел рядом со мной довольно близко. Я невольно откинула плечи назад, боясь удариться об него грудной клеткой. Кровь в моих венах потеряла привычный ритм то ли от алкоголя, то ли от неожиданных эмоций. Что-то было в этом молодом человеке, что слегка меня настораживало, но и интриговало.

– Я Кира, – сказал он и повернулся ко мне лицом. Я ощущала, как к моим губам прилипли мои же волосы, но не могла пошевелиться.

– Кира? – все, что я осилила сказать в ответ. Рот мой стал расплываться в нервной улыбке.

– Ну, Кирилл. Или Кир, – усмехнулся парень, не сводя с меня глаз. – Не хотите вина?

– Куда же мне вторую бутылку? Вы решили меня споить и соблазнить? – спросила я, игриво вскидывая брови. Что заставляло мой рот выдавать такие странные шуточки, объяснить себе самой я не могла.

– Только если вы согласны, – легко парировал парень. В глазах его отражался гаснущий дневной свет, бликующий на волнах, а вечер начинал путаться в темных волосах последними лучами закатного солнца.

Рот мой стал непроизвольно расползаться в смехе. Никогда еще никто так легко и непринужденно со мной не знакомился, не говорил так, будто мы были давними приятелями. Я легко приняла заданные правила игры и утвердительно кивнула, выпрямляя спину.

– Ладно, хорошо.

В ответ мой новый знакомый улыбнулся еще шире.

– Я рад, что смог поднять вам настроение, – сказал он и стал снимать с бумажных стаканчиков черные пластиковые крышки.

– Почему вы думаете, что оно было плохим? – спросила я, преследуя взглядом его движения. Кира протянул руку к моему вину и аккуратно забрал его, коснувшись своими пальцами моих. Его кожа была прохладной и гладкой.

– Ваше лицо в том кафе. Вы были… растеряны, – легко сказал он, наполняя из моей бутылки стаканы. – Давайте сначала выпьем это, а потом… – продолжил он про вино, но я перебила.

– Растеряна? Вы меня напугали! – запротестовала я с улыбкой.

– Нет, у вас грустные глаза. Такие бывают, когда растерял все силы… жить этой жизнью, – задумчиво сказал Кира и протянул мне вино.

Брови мои непроизвольно сдвинулись к переносице. Мой новый знакомый был прав, и это обескуражило меня.

Я забрала вино из рук Кирилла, молча стукнулась своим стаканом об его и поспешила сделать глоток, чтобы спрятать нервозность, отразившуюся на лице. Но она, конечно, не скрылась от парня.

– Я сказал что-то не то? – спросил он неуверенно, слегка хмуря брови.

– Как раз все верно вы и сказали, – ответила я, глядя, как пушистая волна утапливает мои ступни в песке. – Просто не думала, что это может быть заметно. Никто не замечал…