К пяти часам стало заметно темнее. Солнце еще не село за горизонт, но в сельве горизонт начинается за ближайшим деревом. Начались приготовления к ночлегу. Американец в очередной раз продемонстрировал полную неприспособленность к автономному выживанию, предложив спать у костра, поскольку тут москитов меньше.

– У вас есть спальник и туристический коврик? – удивилась я.

– Зачем? Здесь же тепло, – ответил наивный он.

– Очень, – согласился британец, снимая палочкой со штанины Отавиу пиявку[30], повертел ее перед носом побледневшего Додсона и бросил в костер.

Американец задумался.

– Но в самолете будет душно, – сообщил он. – К тому же кто-то должен поддерживать огонь.

– Ночью будет ливень, – уведомила я. Слабость наползала на меня, как всегда, когда резко падало давление.

Брайан скептически посмотрел на чистое небо.

– Я бы посоветовала отнести немного сухих дров в самолет. Чтобы было, что разжигать утром. И выставить емкости под воду. Но вы можете мне не верить, – обиделась я.

Я что? Я ничего. Хотят – пусть спят на воздухе и укрывают костер зонтиком. Если есть желание. А я лучше попарюсь под сухой крышей, пока есть возможность. Я намеревалась встать и уйти, но джунгли огласил страшный рев.

– Это кто? – тихо спросил Эндрю.

Всё же американец был самым непосредственным из нашей вынужденной компании.

– Тигр, – пояснил Отавиу. – Недавно наше правительство решило провести эксперимент и выпустило в джунгли несколько индийских тигров.

Колумбиец был предельно убедителен, как всегда, когда местные занимались вторым, после футбола, любимым развлечением. Оно называлось «Разведи лоха».

– А как же… экология. Местные виды?… – потрясенно спросил Додсон, клюнув на «развод».

И ведь в нем даже смысла не было. «Тавиньо» врал не из злого умысла, а из чистой любви к искусству.

– Да, – озабоченно согласился он. – Все переживают.

Келли переводила взгляд с одного нашего спутника на другого, впитывая каждое слово. А потом посмотрела на меня. Вот. Вот! Вокруг столько опасностей! Кто сможет защитить тебя от них? Кто сделает «пиф-паф» индийскому тигру?

– Это ревун[31], – посмеиваясь, влез я.

Благо, эту тварь я уже слышал. Хотя в первый раз мордатая «иерихонская труба» высотой метр с кепкой производит впечатление. Помню, тоже… присел слегка.

– У них всё, как у людей: чем мельче тестикулы, тем громче рев, – поделился я информацией.

– А-а-а, – сказала блондинка. – Ну, тогда я пойду.

– Так рано же еще, – подорвался Эндрю.

Парень, сиди смирно. Ревунов слушай.

– У меня сегодня был тяжелый день, – пояснила Келли, а потом усмехнулась. – Впрочем, не только у меня. Да и встать нужно бы пораньше. Спокойной ночи!

Три пары мужских глаз следили за ней, пока блондинка не скрылась в сумраке.

– Мужики, я, чур, первый, – заерзал Отавиу.

– Ты это о чем? – не понял я сразу. Потом дошло, и мне стоило большого труда не врезать колумбийцу в то, что у людей называется лицом.

– А ты думал, один будешь блондинку пялить? – набычился он, вставая.

– Я думал, что она – девочка взрослая и сама определит, кто ее будет «пялить», – с предупреждением ответил я.

– Да ее на всех хватит! – решил за девчонку колумбиец. – Не хочешь по очереди – давайте все сразу. Она же француженка. Они все об этом только и мечтают!

– Ты это из порнофильмов выяснил? – и волна ярости, застилая глаза, подняла меня.

– Давайте спокойно, – подскочил американец, вытягивая руки вперед. – Мне кажется, в этой непростой ситуации нам нужно остаться мужчинами и взять себя в руки.

– Сам себя в руки бери, козел! А я хочу ходе́р пу́та!

Скажу честно, до потасовки оставалось ровно три удара сердца, но со стороны веревки к самолету раздался треск ветки. И охладил всех лучше ведра ледяной воды. Американец и колумбиец стали похожи на подростков, пойманных директором школы за курением на заднем дворе. Хотелось бы надеяться, что сам я выгляжу лучше.

Но я – реалист.

Через бесконечную минуту в свете костра появилась Келли.

– А я вдруг подумала, что нужно бы подкрепиться перед сном, – улыбнулась блондинка. – А что у вас тут происходит? Я слышала какие-то крики…

Фух! Может, и не слышала ничего.

– Не поделили последний кусок попугая, – нашелся американец, пока все рассаживались с независимым видом.

– А-а…

Девчонка взяла с пожухших листов, служивших нам посудой, манго, и, подумав, протянула его с невинной улыбкой колумбийцу. Тот весь расцвел, как сакура по весне.

– Ты, главное, осторожнее кушай, – очень мягко сказала девушка. – А то знаешь, кто самый страшный в сельве?

Она сделала «запугаю_до_смерти» глаза.

– Ревун? – хохотнул Отавиу, вгрызаясь в плод и вытирая тыльной стороной кисти сок с подбородка.

– Нет, я читала в Интернете, что в тропических лесах нет никого страшнее муравьев. Еду чуют за десятки метров. Я читала, что здесь есть такие муравьи… Кусают очень больно. В некоторых индейских племенах есть обычай: чтобы мальчик считался мужчиной, ему на руку кладут таких муравьев. Они кусают, и рука чернеет, – произнесла она траурным тоном, глядя колумбийцу туда, где сходились его разведенные ноги, – и на несколько дней парализуется[32], – подняла француженка взгляд к его лицу. – Так что будь аккуратнее.

– Странные у тебя фантазии. – Футболист свел колени.

– Мой отец был скуп на похвалу, – призналась Келли. – Но говорил, что фантазия у меня просто убойная, – выпустила она контрольную улыбку колумбийцу в голову, подхватила своё манго и грациозно упылила в темноту.

Над костром повисло молчание. В небе, одна за другой, появлялись звезды. С чего девчонка взяла, что будет дождь?

– Бруха, – процедил сквозь зубы Тавиньо, глядя туда, где среди теней растворилась тонкая фигурка.

«Ведьма».

Очень даже может быть. Мысль об убойной фантазии снова подействовала на меня… неправильно. Темнота, джунгли, открытый огонь, небо, звезды, ощущение опасности… и эта девчонка – всё вместе действовали на меня совершенно диким образом, обостряя каждый нерв. Заставляя чувствовать мир, как никогда ранее. В моей привычной жизни у меня было всё. Кроме этого чувства… всемогущества на грани помешательства. Прости, Господи, но мне казалось, будто это я стою в центре мира и заставляю солнце двигаться по кругу. Даже дышалось теперь по-другому.

И мне не было скучно.

Мы еще какое-то время посидели у костра. Сначала молча. Потом Эндрю вспомнил, что я говорил о карте. Карта для GPS-навигации у меня действительно была. И хотя спутники по-прежнему не ловились, можно было попробовать сориентироваться. Потом мы втроем до хрипоты спорили, сколько же мы летели и куда же нас занесло.

А потом пошел дождь.

Первая тяжелая капля упала на экран смартфона. Следом по листьям деревьев застучали другие. Подхватив в подмышки подсохшие у огня ветки, мы, хохоча и улюлюкая, ломанулись к самолету. Как мальчишки, честное слово. Дрова закинули в багажное отделение. Я и Отавиу подтянулись в салон и помогли забраться американцу. Я захлопнул дверцу, и ливень обрушился на корпус самолета со всей своей тропической страстью. Посветив внутри фонариком телефона, мы обнаружили Келли, которая спала, свернувшись калачиком на своем разложенном кресле. А может, не спала, учитывая тот гомон, которым сопровождалось наше возвращение. А только делала вид.

Но никто не стал проверять.

Под барабанный бой капель мы разбрелись по креслам. По меркам цивилизации время было еще детское. Можно было бы залезть в Интернет или пойти в клуб, чтобы подцепить жаркую красотку. Но здесь, в зеленом море сельвы, действовали другие законы. Я немного поворочался и устроился на боку, глядя на блондинку. Ее губы были беззащитно приоткрыты во сне. Словно укрываясь от моего взгляда, она повернулась ко мне попой и нежными ступнями с маленькими пальчиками. Никогда не относился к фут-фетишистам, но сейчас мне захотелось перецеловать каждый из них.