Целью интервью было обсуждение его любимых книг и кинофильмов для небольшой колонки воскресных обзоров в New York Times [3]. Мы оставили Бодлера позади и погрузились в дискуссию о галлюцинациях, лунатизме и других феноменах, которые Сакс поэтически называл «климатом разума». Пока мой пес скребся в дверь шкафа, собеседник описывал климат своего разума, иногда затуманенный неспособностью распознавать лица, включая собственное отражение. Он также не имел чувства ориентации, поэтому ему было трудно находить дорогу домой даже после короткой прогулки.
В тот день у нас обоих было мало времени. Я торопилась представить другую статью в The Times, а Сакс втиснул интервью со мной между приемом пациентов, преподавательской работой и чтением лекций. Однако мы оба увлеклись беседой и в какой-то момент начали обмениваться погодными метафорами для обозначения состояний разума: солнечный взгляд на мир, туманное понимание, электрический разряд вдохновения, творческая засуха, прилив желания. Я сидела в темном шкафу и, слушая его, переживала вспышки озарения, понимания, творчества, юмора и сопереживания. Сакс умер в 2015 году, через несколько лет после этого интервью, но наш разговор живет в моей памяти.
Как автору регулярных статей в The Times и корреспонденту других новостных изданий мне выпала честь слушать таких блестящих мыслителей, как Оливер Сакс, и менее известных, но не менее проницательных и оригинальных людей – от модельеров до строительных рабочих. Они расширили кругозор и вывели людей на новый уровень в моем понимании. Многие из них глубоко тронули меня. Меня называют человеком, который может беседовать с кем угодно, но на самом деле я могу слушать кого угодно. Это важнейший навык для журналиста. Мои лучшие идеи для сюжетов часто появлялись в результате случайных разговоров – то со специалистом, прокладывающим волоконно-оптический кабель, то со стоматологом или финансистом, ставшим скотоводом и владельцем ранчо, с которым я познакомилась в суши-баре.
Многие истории, которые я написала для The Times, попадали в списки самых читаемых и часто просматриваемых сюжетов, но не потому, что я способствовала низвержению могущественных людей или раскапывала скандалы. Я просто слушала, как люди говорят о том, что радует, печалит, интригует, раздражает или смущает их, а потом старалась как можно лучше передать и осмыслить услышанное. На самом деле это не отличается от работы, необходимой для создания успешного потребительского продукта, обеспечения первоклассного обслуживания для клиентов, приема и сохранения лучших сотрудников или для продажи чего угодно. Умение слушать необходимо для верной дружбы, романтических отношений или воспитания детей. Все дело в нем.
Для создания каждой из сотен написанных мною историй я разговаривала с десятью-двадцатью людьми для уточнения информации или проверки фактов. Но беседа в шкафу с Оливером Саксом подтверждает, что самые памятные и значимые интервью для меня – не те, которые четко раскрывают сюжет или суть дела, а те, которые отклоняются от заданной темы и переходят в личную плоскость. Они могут касаться отношений с близкими людьми, сокровенных убеждений, фобий или знаменательных событий. Так бывает, когда человек говорит: «Я еще никому не рассказывал об этом» или «Я не понимал, какие чувства испытывал, пока не рассказал об этом».
Иногда мне доверяют настолько личные откровения, что я остаюсь единственным человеком, которому известно о них, и, возможно, это к лучшему. Собеседник бывает не меньше меня удивлен тем, что мы оба услышали. Никто из нас не понимает, как мы достигаем такого момента, но в нем есть что-то важное, священное и неприкосновенное. Это совместное откровение, заключенное в общее понимание, глубоко затронувшее и изменившее нас обоих. Умение слушать создает такую возможность.
Подобные моменты все реже случаются в современной жизни. Когда-то люди слушали друг друга, сидя на крылечках или вокруг костра, но теперь мы слишком заняты или чересчур отвлекаемся, чтобы ощутить глубину мыслей и чувств собеседника. Чарльз Рейган Уилсон, почетный профессор истории и антропологии американского Юга в Университете Миссисипи, вспоминает о том, как он спросил известную писательницу Юдору Уэлти, почему так много великих писателей были выходцами из южных штатов. «Голубчик, – сказала она. – Дело в том, что нам не остается ничего иного, кроме как сидеть на крыльце и беседовать о том о сем. Некоторые из нас записывают это».
Без крылечек и террас современные дома своими фасадами больше похожи на гаражи, заглатывающие автомобили жильцов после суетливого рабочего дня. Люди, живущие в многоквартирных домах, демонстративно игнорируют друг друга в лифте. Прогуляйтесь по большинству жилых кварталов, и вы едва ли увидите человека, который выглядывает из-за ограды и машет рукой, предлагая поговорить. Единственный признак жизни – это голубоватый отблеск компьютерного или телевизионного экрана в верхнем окне.
Если в прошлом мы встречались с друзьями и родственниками лично, то теперь нам проще послать текстовые сообщения, разместить твиты или короткие комментарии в социальных сетях. В наши дни есть возможность связаться с сотнями, тысячами и даже миллионами людей одновременно. Но как часто у вас есть время или желание завязать долгий, глубокомысленный и личный разговор с кем-либо из них?
При повседневном общении мы передаем знакомым телефон для просмотра фотографий вместо описания того, что мы видели или пережили. Вместо остроумного разговора мы показываем друг другу интернет-мемы и видео на YouTube. В случае различия во мнениях нашим арбитром становится Google. Если кто-то рассказывает историю дольше тридцати секунд, то слушатели опускают головы, но не для размышления о теме, а для чтения сообщений, проверки результатов спортивных матчей или наблюдения за последними событиями в онлайне. На смену способности слушать любого человека пришло умение отгородиться от всех и особенно от тех, кто не согласен с нами или недостаточно быстро переходит к сути дела.
Когда я интервьюирую людей, будь то человек с улицы, руководитель компании или знаменитость, у меня часто складывается впечатление, что им непривычно, когда кто-то слушает их, как будто это что-то новое и неожиданное. Когда я с подлинным интересом реагирую на их слова и прошу рассказать еще, они выглядят удивленными. Убедившись, что я не собираюсь торопить их, перебивать или смотреть в свой телефон, заметно расслабляются, становятся более вдумчивыми и обстоятельными. Полагаю, именно поэтому многие из них начинают делиться личными переживаниями, совершенно не связанными с историей, которую я пишу. Во мне они находят человека, который наконец-то соглашается выслушать их.
Люди чувствуют себя одиноко, когда их не слушают. Психологи и социологи уже начали предупреждать об эпидемии одиночества в Соединенных Штатах. Эксперты называют это кризисом общественного здоровья, так как ощущение одиночества и разобщенности повышает риск преждевременной смерти, ожирения и алкоголизма. Совокупное негативное воздействие на здоровье оказывается более тяжким, чем последствия выкуривания четырнадцати сигарет в день. Эпидемиологические исследования установили связь между одиночеством и болезнями сердца, инсультом, деменцией и ослабленной функцией иммунной системы [4].
Вероятно, пресловутой «канарейкой в угольной шахте» был некий аноним, который еще в 2004 году, когда интернет-революция только набирала обороты, разместил в малоизвестном чате короткое сообщение: «Мне одиноко; кто-нибудь может поговорить со мной?» Его крик души имел вирусный эффект, собрал множество ответов и привлек внимание прессы. Этот пост стал предтечей множества похожих, которые до сих пор можно видеть на многочисленных онлайн-форумах.
Читая их, вы замечаете, что многие люди чувствуют себя одиноко не потому, что рядом с ними никого нет. «Меня ежедневно окружает множество людей, но, как ни странно, я чувствую себя оторванным от них», – написал один человек. У одиноких людей нет никого, с кем они могли бы поделиться своими мыслями и чувствами и наоборот. Обратите внимание, что автор первоначального сообщения просил, чтобы с ним поговорили. Он не хотел с кем-либо говорить; ему хотелось кого-нибудь выслушать. Личное общение – это всегда улица с двусторонним движением. Каждый партнер в разговоре слушает и фиксирует то, что сказал его собеседник.
