В глазах у меня почернело и я был готов упасть, если бы не ухватился за верёвочную сеть, натянутую по краям моста. Сначала я подумал, что сказанное не может быть правдой. Но в тот же день я узнал всё. Моя бедная, бедная Мона Лиза… она… умерла при родах, уступив свою жизнь новорожденной девочке. Эта весть разбила мне сердце… – и он вновь затеребил серебряное кольцо.

Знаете, Марко, всю свою жизнь я отрицал дружбу с женщиной. Не понимал, для чего искать равновесия на краю вулкана с кипящей лавой. А сейчас приходится признать, что в придуманном нами пространстве, на расстоянии вытянутой руки, сложилось у меня некое подобие дружбы, или, может, чего-то большего с Моной Лизой, этой умной и совершенно таинственной женщиной, позволившей мне понять сладкий и горький привкус счастья, чей вулкан, исторгнув в гневе каменное пламя, остывал и обретал добродушный вид. И такая радость наполняла душу мою, как будто мне не пятьдесят четыре, а шестнадцать лет, будто вся жизнь была впереди. В желании дотронуться до неё я стал терять ощущение дружбы, и это нас погубило. Но именно в этом страстном желании во мне воспламенялась способность носить её на руках…

– Вы, стало быть, любили её, маэстро Леонардо? – осторожно спросил Марко.

– Не уверен, что смогу объяснить вам, друг мой, – ответил он. – Общение захватывало нас полностью, а чувства и мысли пребывали в глубокой гармонии. Но это была духовная драма, вечный спор, если хотите, или битва между нашими душами, которые пытались проникнуть друг в друга, чтобы не победить, нет! А наоборот, быть покоренными.

Я околдован своей картиной, и улыбкой Моны Лизы на ней, – продолжал Леонардо. – Лиза позволяла писать себя и владеть своей плотью под мазками кисти, не позволяя владеть своей душой, всегда ускользавшей от меня. Я же чувствовал себя её пленником. Я трепетал от страха и много раз пробовал остановиться, но какая-то неизведанная сила заставляла меня продолжать писать.

– Вам удалось заглянуть в её душу? – тихо поинтересовался Марко.

– Молодой человек, вы думаете, легко заглянуть в человеческую душу, а потом запечатлеть её на холсте или дереве? – вздохнул Леонардо. – Для этого требуется не только художественное мастерство, но и способность выдержать соприкосновение с душой другого человека, с тайной, хранящейся в ней… Увы, мне оказалось не под силу разгадать тайну этой удивительной женщины! Поэтому я решил, что должен оставить картину у себя! Знаете, я ведь однажды дал ей обещание, что мы никогда не покинем друг друга!

– Волшебство этой картины помогло вам оставить потомкам уникальный шедевр, вдохновляющий тысячи и тысячи людей на протяжении веков!

– Приятно это слышать! Мне удалось создать картину действительно божественную! Я знал, что погружать образы в световоздушную среду – это значит погружать их в бесконечность… Так какова же судьба картины, Марко? Что вам об этом известно?

– В 1516 году вы, маэстро Леонардо, покинете Италию и увезёте картину с собой…

– Вы сказали «покину Италию»? – перебил тот, и Марко показалось, что взор его проник в глубины его души.

– Да, Вы уедете во Францию по приглашению короля Франциска, который заплатит за картину очень много золотых флоринов.

– Бред! Этого не случится! – воскликнул возмущённый художник. – Ибо я никогда не продам ее! Даже за очень большие деньги. Вы ошибаетесь!

– Нет-нет, маэстро Леонардо, «Джоконда» до последних ваших дней останется с вами…

– Вы сказали «Джоконда», Марко? Было бы куда правильнее, если бы она осталась в истории как «Мона Лиза»! – с излишней требовательностью в голосе произнёс Леонардо.

– Кстати, до сих пор, по прошествии пяти сотен лет, не утихает спор, кто же изображен на картине, – продолжал Марко. – То ли это Лиза Герардини дель Джокондо, то ли Изабелла Гуаландо, или Изабелла д'Эсте, или Филиберта Савойская, Констанция д'Авалос, ПачификаБрандано… Никто не знает… Дискуссии идут и поныне…

– Неучи! – с негодованием вскрикнул Леонардо, – Им не хватает знаний! Несчастны те, кто считает, что всё знает! – а Марко, наслаждаясь невероятной возможностью беседовать с самим Гением и увлекшись рассказом, продолжал:

– Неясность происхождения способствовала известности картины, что провела её сквозь века в сиянии своей тайны. Долгие годы портрет «придворной дамы в прозрачном покрывале» служил украшением королевских коллекций. Повсюду – и в замках, и в городских домах – дочерей пытались обучать знаменитой улыбке.

Леонардо слушал прорицателя как зачарованный. Лишь единственный раз он поднял руку, чтобы поправить красиво ниспадавшую седую прядь волос. О чём он думал сейчас? Этого Марко не понимал. Но он видел напряженную работу могучего мозга, а также то, как сияло его лицо. Как золотой дукат на ярком солнце!

– Так что там было дальше, с моей «Моной Лизой»? Продолжайте же, прошу вас, Марко!

– Маэстро, популярность вашей картины среди профессиональных художников всегда была высока – они создали более двухсот её копий. Ей, картине, даже посылают письма с объяснением в любви. И вот, в августе 1911 года, картина была похищена.

– Похищена? – глаза живописца наполнились беспокойством. – Как?

– Да, но ненадолго, маэстро Леонардо. Её разыскивали. О ней горевали. Её оплакивали… Но в итоге, только через два с половиной года, сумели найтив тайнике под кроватью. Вор, бедный итальянский эмигрант, хотел вернуть картину на родину, в Италию.

– На родину, в Италию! – задумчиво повторил Леонардо.

– Именно тогда о картине заговорил весь мир! Её называли, и сейчас называют, божеством. И все сетуют, что вы, маэстро, не открыли нам, простым смертным, её тайну!

– Тайну? Она гложет меня самого. «Мона Лиза» и для меня, её создателя, является великой загадкой… – тихо произнес Леонардо и отвел в сторону глаза…

Приятно мерцали массивные восковые свечи в высоких бронзовых канделябрах. озаряя помещение желтоватым полусветом, и добавляя таинственности всему этому необъяснимому действу. Их блики отражались бесчисленными огнями в двух больших венецианских зеркалах, а также на позолоте стен, плафонов и мебели. Вдруг прямо в окно заглянула полная, яркая луна, наполнив всю комнату серебром и голубыми тенями. Двое сидящих мужчин вели неторопливую беседу. Открыто рассказывая о многом, утаил Марко лишь об одном. Что Лиза Герардини, жена Франческо Дель Джокондо, не умерла при родах. Что она пережила самого Леонардо на долгих двадцать три года и была похоронена на кладбище при монастыре Святой Урсулы во Флоренции. Дожив до шестидесяти трёх лет, она успела стать матерью пятерых собственных детей и одного приёмного ребенка. В обители сего монастыря, согласно завещанию властного мужа, умершего на четыре года раньше неё, Мона Лиза и закончила свои дни. Она, весьма почтенная матрона с лицом, исчерченным морщинами, больше не улыбалась, а если и улыбалась, то уже далеко не столь загадочно. Будучи истой католичкой, она предпочла провести жизнь в золотой клетке, сбежав когда-то от настоящей любви…

(Фрагмент романа В. Маркарова «Гении тоже люди… Леонардо да Винчи»)

В пятницу Алексей Николаевич пропал. Просто не вернулся домой после работы. Часы на комоде, отделанные позолотой, устало тикали, мелодично отмеряя время каждые тридцать минут. Вот они пробили половину двенадцатого, а он всё не появлялся.

– На него это так не похоже. Разве он не мог позвонить со служебного телефона, чтобы предупредить о задержке? – вопрошала его супруга Вера Сергеевна. – Такой поступок непростителен. Неужели что-то случилось?

Она подошла к окну, надеясь высмотреть идущего домой мужа, но кроме редких прохожих на улице ничего не было видно.

– Конечно же, нет, что может случиться? – всеми силами успокаивала её взрослая дочь Ирина. – Мам, ты слышишь меня? – она дотронулась до её плеча и пристально посмотрела в глаза. – Папа ведущий инженер. Их институт сейчас разрабатывает какой-то важный проект. А с папиной-то ответственностью, ты ведь знаешь… И потом, он ведь и так часто задерживался в последнее время…