Все чаще Эрика видела не озлобленного мальчишку, а скорее расстроенного. Временами ей казалось, что он хочет что-то сказать, но потом Макс лишь поджимал губы и отворачивался.

Она перестала брать его игрушки. Пусть ее не были дорогими, зато она могла свободно играть, не опасаясь сломать или, скажем, не туда поставить. Вот только в то ноябрьское воскресенье они с мамой опаздывали. Папу, который должен был отвезти их на машине, срочно вызвали на работу, поэтому им с мамой пришлось бежать на автобус. В суматохе Эрика забыла свой рюкзачок с собранными накануне куклами и раскраской. И вот сейчас она в оцепенении стояла перед той самой выделенной ей полкой. До этого момента на ней лежали мягкие игрушки, несколько настольных игр, в правилах которых она даже не пыталась разобраться и какие-то машинки. Сейчас же там появились пазлы, карандаши, альбомы, стояла пара несложных конструкторов.

Эрика не знала, что и думать. С одной стороны, Макс мог бросить убирать игрушки, раз она перестала их брать. С другой, за все время их знакомства она не видела у него в руках ничего из находящегося сейчас на полке.

Наверное, не забудь она свой рюкзачок, Эрика не решилась бы достать конструктор. У нее дома был всего один, да и тот небольшой.

Она как раз с упоением его собирала, когда, откидывая со лба выбившуюся из хвостика прядь, заметила его. Макс стоял в дверях и наблюдал за ней. Видимо, Уокеры уже вернулись из церкви, куда исправно ходили всей семьей по воскресеньям.

Первым побуждением Эрики было фыркнуть от смеха, так комично Макс выглядел в темном костюме, который висел на тощем теле из-за того, что он сутулился больше обычного. А еще на нем был галстук!

Но потом Эрике пришло в голову: а не против ли Макс, что она взяла конструктор.

– Я сейчас уберу, – спешно пробормотала она.

В ответ на это Макс скривился, как от зубной боли, мотнул головой и снова скрылся в спальне.

«Словно не хотел мешать», – мелькнула мысль.

Страх перед Максом постепенно отступал, и Эрика стала чаще замечать, что его настроение хуже, когда он возвращается домой со спортивной сумкой. Иногда проходя мимо его спальни, она слышала доносившиеся из-за закрытой двери звуки, больше всего напоминавшие сдавленные всхлипы, как если бы он изо всех сил старался приглушить плач. Ей очень хотелось зайти, попытаться утешить, но она все еще побаивалась возможного гнева.

Эрика по-прежнему приносила свои игрушки, но иногда все же брала его, тем более, что их количество на «ее» полке продолжало расти буквально с каждым днем.

– Черт! – услышала она как-то, подходя к игровой. Затем последовал звук падения.

Эрика замерла.

«Неужели опять?» – подумала она, на цыпочках приближаясь к двери.

Как можно осторожнее Эрика заглянула внутрь: Макс пихал на ее полку новые игрушки. Вот только они никак не хотели там помещаться – то одна падала на пол, то другая.

– Да чтоб тебя!

Эрика пару минут удивленно наблюдала за процессом, прежде чем решиться подать голос:

– Они не влезут.

Услышав ее, Макс замер. Эрика видела, как напряглись его плечи. Снова появилось желание убежать и спрятаться на кухне, как раньше, когда его поведение становилось невыносимым.

– Куда тебе их положить? – В первый миг показалось, что она ослышалась.

– Что?

Он обернулся, и Эрика заметила, как сильно Макс покраснел.

– Куда их положить? – повторил он.

Она стояла с открытым ртом, не в состоянии вымолвить ни слова.

Поняв, что ответа не дождется, Макс просто начал переставлять игрушки, полностью освободив три нижние полки стеллажа, и расставив там все, что минуту назад пытался запихнуть на одну.

Поверить в то, что видит, было сложно. Неужели он делал это для нее?

– Вот.

Это короткое слово вывело Эрику из задумчивости. Она по-прежнему не понимала, как себя вести.

– Можешь брать, – добавил Макс, видя ее нерешительность, после чего оставил одну.

Произошедшее поразило – Макс не орал, не толкался, выделил больше игрушек. Эрика улыбнулась. Это был момент, когда вновь появилась надежда, что они все же смогут подружиться.

Глава вторая

Рождество в семье Уокеров ничем не отличалось от предыдущих. Праздник, если это можно было так назвать, начинался за несколько дней до собственно Рождества с прихода профессионального фотографа, чтобы сделать несколько дежурных снимков, которые мать потом публиковала на своем официальном сайте. Макс не сомневался, что те окажутся красивыми и сумеют показать всем желающим идеальную семью. А другой у сенатора Кэролайн Уокер и быть не могло. И вряд ли кто-то станет приглядываться, чтобы заметить правду: грустные глаза мальчика, отстраненность родителей. Не семья, а трое людей, собирающихся вместе по значимым поводам.

Обмен красиво упакованными коробками, открывать которые они на самом деле будут позже, прошел под слепящие вспышки камеры и сопровождался серией фальшивых улыбок.

– Улыбайся шире, Макс, – наставляла мать.

Двадцать пятого декабря они вновь собрались рядом с идеальной дизайнерской елкой. Уже который год ее в доме Уокеров наряжал специально приглашенный для этого человек без участия кого-нибудь из членов семьи. Смысла тратить время и делать самим, если специалист очевидно справится лучше, миссис Уокер не видела. Игрушки закупались ежегодно под заранее согласованный матерью проект, а после отдавались в школы или детские дома. А так любимые Максом елочные игрушки, принадлежавшие еще дедушке Питеру и бабушке Хелен, родителям матери, уже несколько лет пылились на чердаке.

После смерти деда елку они сами больше не наряжали.

– Это старье вышло из моды еще во времена моей молодости, – мать презрительно указала на принесенные Максом коробки с игрушками. – И вообще, скоро приедет мистер… как там его… Не важно. Он и нарядит елку.

– Но почему? – Макс не понимал, что происходит.

– Не хочу тратить на это время.

– Но в прошлом году ты же помогала наряжать?

– Только из уважения к отцу, – откликнулась Кэролайн.

– А я? А как же я? Я так ждал! А меня ты не любишь что ли?

Вместо ответа Кэролайн подошла и молча дала сыну пощечину. Макс не знал, как смог не разрыдаться на глазах у маминого помощника и слуг, которые в этот момент устанавливали елку. Но урок был усвоен. Больше он подобных вопросов не задавал.

С тех пор за несколько дней до Рождества Макс залезал на чердак, выбирал несколько игрушек и украшал ими собственную спальню и игровую.

В этом же году пришлось ограничиться спальней – боялся, что Эрика может что-то разбить. А каждая из этих пусть старых и немодных игрушек была слишком дорога – немногое, что сохранилось после смерти деда. Часть его личных вещей была отдана на благотворительность, что-то выкинули за ненадобностью. Мать Макса вообще не отличалась сентиментальностью и не видела смысла, как она выражалась, «захламлять дом». Даже удивительно, что старые игрушки до сих пор не постигла та же участь. Они лежали в обычных картонных коробках, ожидая Макса. В прошлом году он выбрал голубые и зеленые шары с нарисованными серебряными снежинками. В этом – местами потертые шишки, якобы припорошенные снегом.

Глядя на них, Макс все больше думал о Питере Карлайле как о единственном человеке, которому был нужен и, наверное, единственном, кто его действительно любил.

На праздник Макс получил очередной конструктор, на этот раз «Звезду смерти». «Мамин помощник выбирал», – представить себе мать, покупающую «Лего», никак не получалось. Да и вряд ли она вообще знала о любви сына к «Звездным войнам» или, скажем, «Вавилону 5». Его отец преподнес жене очередное соответствующее статусу их семьи украшение. Макс не удивился бы, узнав, что подарок куплен в последний момент – отец не заморачивался по поводу семейных праздников и важных дат. Кэролайн подарила мужу пятый или шестой по счету Ролекс. Макс не мог скрыть удивления: отец ни разу на его памяти часов не носил. Но больше всего поражала его, как виделось Максу, вполне искренняя радость, когда в очередной раз в подарочной коробке оказывалась абсолютно ненужная вещь.