Так все и шло. Почти в каждом поколении страшные природные катаклизмы губили тысячи тех, кто верил, что они чем-то оскорбили своих капризных богов.

Призмы предотвращали такое. Гэвин чувствовал дисбаланс задолго до того, как тот проявлялся физически, и исправлял его, извлекая противоположный цвет. Когда у Призм не получалось, что было неизбежно после семи, четырнадцати или двадцати одного года, Хромерии приходилось предотвращать катастрофы более жестко – вдобавок к тушению пожара (иногда в буквальном смысле) они рассылали по всему миру послания, возможно, прося синих не извлекать цвет за исключением чрезвычайных ситуаций, а красным тянуть больше обычного. Поскольку каждый в жизни может вытянуть лишь конечное количество, это означало подталкивать красных к смерти, а синим не давать выполнять полезную работу во всех Семи Сатрапиях. В такие времена Хромерия с великим нетерпением ждала замены Призмы. И Оролам непременно присылал новую Призму в каждом поколении, или так гласило учение.

Исключением стало поколение Гэвина, когда в непостижимой мудрости своей Оролам послал сразу двоих – и мир раскололся.

Гэвин медленно повернулся, широко раскинув руки и испуская волны суперфиолетового света для баланса субкрасного, затем красного для баланса синего, затем оранжевого для баланса зеленого. Когда мир снова стал ощущаться правильно, он остановился.

Он обернулся и улыбнулся Белой. Ее лицо, как всегда, было непроницаемо. Ее Черная Гвардия – все до единого извлекатели, понимавшие потому, какой мощью сейчас управлял Гэвин, – выглядели столь же бесстрастными. Или просто привыкли. Он, в конце концов, Призма. Это его работа – делать невозможное. Может, они чуть выдохнули. Их работа – защищать Белую даже от него, если что.

Гэвин был Призмой и формально императором Семи Сатрапий. В реальности его должность была по большей части сакральной. Призм, становившихся более чем просто украшением, убирали. Порой навсегда. Черная Гвардия умрет, защищая его от любой опасности, но Белая была главой Хромерии.

Так что если дойдет до дела, они будут драться за нее, не за него. Они понимали, что в этом случае погибнут все, но в конце концов их для этого готовили. Даже Каррис.

Иногда Гэвин задавался вопросом – если такое однажды случится, Каррис попытается убить его последней или первой?

– Каррис? – сказала Белая. – Тебя ждет корабль в Тирею. Возьми. Прочтешь, когда отплывешь. Когда сможешь, пройди остаток пути на веслах. Время не ждет. – Она протянула Каррис сложенное послание. Оно даже не было запечатано. Либо Белая доверяла Каррис, либо знала, что та прочтет письмо сразу же, запечатано оно или нет. Гэвин думал, что хорошо знает Каррис, но не мог угадать, как она поступит.

Каррис взяла письмо и низко поклонилась Белой, даже не глянув на Гэвина. Затем она повернулась и ушла. Гэвин не мог удержаться, чтобы не посмотреть ей вслед, ее гибкой, изящной, сильной фигурке, но быстро отвел взгляд. Белая все равно заметила, но если бы он продолжал пялиться, она, вероятно, что-нибудь сказала бы.

Она махнула рукой, когда Каррис спустилась на лестницу и исчезла, и остальная Черная Гвардия отошла, чтобы не слышать.

– Итак, Гэвин, – сказала Белая, сложив руки. – Значит, сын. Рассказывай.

Зеленый мост был меньше чем в миле вверх по реке от Ректона. Тело Кипа молило о передышке, но каждый раз, как он замедлял бег, он воображал солдат, подходящих с того берега реки. Он должен прибежать первым.

Раз двенадцать представив себе кошмар рабства и последующей смерти, он добежал дотуда.

Изабель, Рам и Сансон сидели, лениво привалившись к перилам, и удили рыбу. Изабель куталась от холода, глядя, как Сансон пытается выманить радужную форель, а Рам говорил, что тот все делает неправильно. Все они уставились на Кипа, когда тот, задыхаясь и сложившись пополам, остановился перед ними. Солдат нигде не было видно.

– Надо уходить, – выдохнул он. – Солдаты идут.

– О нет-нет-нет! Только не солдаты! – в насмешливой панике крикнул Рам.

Сансон вскочил на ноги, думая, что Рамир серьезно. Доверчивый паренек с торчащими вперед зубами, он был добродушным и до него шутка всегда доходила в последнюю очередь.

– Спокуха, Сансон, я пошутил, – сказал Рамир, жестковато тыча Сансона в плечо.

Когда они впервые услышали о рекрутском наборе, они через секунду решили, что если кого из них и загребут в армию короля Гарадула, то это будет Рам. Ему было шестнадцать – на год старше всех их и единственный, кто хоть отдаленно тянул на солдата.

– Я не шучу, – сказал Кип, все еще согнувшись и опираясь руками на колени, тяжело дыша.

Сансон, по-прежнему не уверенный, сказал:

– Моя мама говорит, что алькадеса сильно поссорилась с людьми короля. Говорит, что алькадеса велела им сунуть эти приказы ему в ухо.

– Насколько я знаю алькадесу, не про ухо она говорила, – сказала Иза. Она коварно усмехнулась, и Сансон с Рамом рассмеялись. Они просто не понимали. Кип заметил, как Иза глянула на Рама – ища его одобрения. Уловив его, она расцвела вдвойне, и у Кипа свело желудок. Опять.

– Что творится, Кип? – спросила она. Большие карие глаза, полные губы, хорошая фигура, безупречная кожа. Невозможно было говорить с ней и не сознавать ее красоты. Она была даже симпатичнее, чем Лив, правда куда более от мира сего.

Кип пытался найти слова. Идут люди, чтобы убить нас, а я беспокоюсь о девчонке, которая даже не любит меня.

От Зеленого моста было около трехсот-четырехсот шагов до ближайшей апельсиновой рощи. Между мостом и деревьями укрыться было, считай, негде.

– Идут… – начал было Кип, но Рам перебил его.

– Если меня загребут, то я вызовусь в боевые извлекатели, – сказал Рам. – Это опасно, я знаю, но если мне придется бросить все, что я здесь люблю, то я намерен кем-то да стать. – Он посмотрел вдаль, в свое великое будущее. Кипу захотелось двинуть кулаком в его красивую героическую физиономию.

– Почему бы вам с Сансоном не удрать? – сказал Рам. – Ну, спрятаться от большой страшной армии? Нам с Изой надо попрощаться.

– А почему бы тебе не попрощаться с нами здесь? – спросил Сансон.

Иза вспыхнула.

Глаза Рама сверкнули.

– Серьезно, неужто вы оба такие говнюки, а? – сказал он, делая вид, что шутит.

– Рам, послушай, – сказал Кип. – Эта армия идет, чтобы покарать нас ради примера. Надо уходить. Прямо сейчас. Мастер Данавис сказал, что они захватят мост. – На самом деле Зеленый мост был рухлядью, построенный еще прошлой проходившей через эти места армией. Он весь был из зеленого люксина – самого стойкого: будучи запечатанным, он разваливался гораздо дольше, чем любой другой. Говорили, что когда Гэвин Гайл вел здесь свою армию, чтобы сокрушить своего злого брата Дазена Гайла, Гэвин Гайл, сам Призма, возвел этот мост. Лично. За секунды. Армия прошла его не останавливаясь, хотя ее фуражиры забрали все съестные припасы и угнали весь скот из города. Всех мужчин угнали на войну на той стороне или другой.

Вот почему все они выросли без отцов. Никто в Ректоне не считал проходящую армию пустяком. Даже дети.

– Сделай мне одолжение, Пухляш. А я сделаю одолжение тебе, – сказал Рам.

– Если ты уйдешь с солдатами, то со мной ты не рассчитаешься, – сказал Кип. Ему хотелось убить Рама, когда тот назвал его Пухляшом. На лице Рама возникло мерзкое выражение. Они уже дрались прежде, и Рам всегда побеждал. Но никогда влегкую. Кип умел выдерживать побои, и порой у него сносило крышу. Они оба это знали.

– Сделай одолжение, а? – сказал Рам.

– Нам надо уходить! – Кип почти кричал. Он не знал, почему это все его удивляло. Они не просто так всегда называли Рамира Бараном. Он намечал цель и пер прямо на нее, снося все на своем пути и не сворачивая в сторону. Сегодня его целью было забрать невинность Изы. Вот и все. И никакая наступающая армия не могла остановить это тупое животное.

– Ладно. Давай, Иза, пошли в рощу, – сказал Рам. – И не думай, что я это забуду, Кип.