- Камиль-джон, переведи, пожалуйста, - попросил Гулям-Али. Камиль даже не ответил.

Ленька выпрямился за столом.

- Гулям, не разговаривай, ты мне мешаешь. Так вот. Как же он проводил порученное ему государственное дело? Нами получено сообщение из центра: "То, что имело место в Пархарском и Дехканарыкском джамсоветах, когда переселенцы была предоставлены самим себе в самый тяжелый период, доказывает не только халатное, но прямо преступное отношение". Дальше тут говорится о том, что вся работа по переселению была проведена неправильно. Переселенцы направлялись в долину не добровольно - их принуждали. В дороге они не получали питания, переселялись больные, старики, беременные женщины и так далее. Все эти дела совершал уполномоченный по переселению Гулям-Али.

- Дело ясное. Исключить, - сказал Рудой.

- Подожди, рафик Рудой. Как можно так быстро? Дело разобрать надо, поспешно перебил его Камиль.

- Дайте мне сказать, - поднял руку Гулям.

- В ветреный день не кричи, твой голос не услышат, - тихо сказал ему Камиль.

Ленька повернулся к Гулям-Али.

- Не дам тебе слова. Успеешь. Кто хочет высказаться?

Первым поднялся Рудой.

- Товарищи! Перед нами находится явный враг. Посмотрите на его лицо. Мы здесь волнуемся, разбираем важные государственные вопросы, - а он хоть бы что! Сидит себе и усмехается.

- Давай к делу! - крикнул кто-то.

- Товарищи! Дело ясное, как божий день. Гулям-Али проводил классово-враждебную политику, перегнул палку в переселении и в результате мы имеем искривление линии. Короче говоря, я считаю, что таких типов в комсомоле держать нельзя. Они нас дискредитируют, подрывают авторитет и делают контрреволюционные дела. Исключить его и все!

- Кого исключить? - спросил Гулям-Али.

- Как это кого? Тебя исключить, - сказал Рудой и сел.

- Дай мне слово! - поднялся Гулям-Али.

- Не торопись. Придет и твоя очередь, еще наговоришься, - сказал Ленька.

- Можно мне? - Гаибова встала, глаза ее горели. - Я не понимаю, как можно так быстро решать большое дело? Легко сказать - исключить. Пускай Гулям-Али сам расскажет, как было дело. Может быть, он и не виноват.

Камиль предостерегающе замахал рукой.

- Гаибова не верит указанию руководящих органов. Тут черным по белому написано. О чем же говорить? Рафик Рудой немножко горячий, но что потому, что он честный комсомолец. Он правильно говорил. Надо решать, а не обсуждать.

Гулям-Али взволнованно заговорил:

- Товарищи! Я плохо говорю по-русски. Может быть, я скажу по-таджикски, а кто-нибудь переведет?

- Ладно. Камиль переведет, - сказал Ленька.

- Товарищи, я поступил так, как мне указали в Дюшамбе. Перед отъездом мне дали в Наркомземе инструкции. Я их здесь проводил. Но кто-то мне все время мешал. Никогда правильных списков в кишлаках я не получал. Несколько раз я обнаруживал, что середняки записаны, как баи, а баи, как бедняки. Когда я приезжал в кишлаки, почти всегда оказывалось, что кто-то здесь был незадолго до меня и агитировал народ против переселения. Когда я начинал говорить, народ расходился, а вакили просили меня поскорее уехать и обещали все сделать после моего отъезда. Приходилось уезжать. Все делалось за моей спиной. Я об этом говорил во многих организациях, писал Говорящему.

- Давай перевод, - обратился Ленька к Камилю.

Держа перед собой бумажку с записью, Камиль начал переводить.

- Он, рафик секретарь, говорит, что писал Говорящему...

- Говорящего сюда нечего вмешивать, - прервал его Ленька. - Говорящий крупный ответработник. Зайцева, вычеркни из протокола.

- Гулям-Али признает себя виновным в том, что допустил насильственное переселение.

- Эй, Камиль, я совсем не то говорил! - сердито сказал Гулям.

- Не перебивай меня, Гулям. В общем, ввиду того, что он сам малограмотный, из рабочих, просит простить его.

- Врешь, Салимов, он не говорил этого! - вскочила Гаибова.

Ленька зазвонил в колокольчик.

- Рафик секретарь, я ей объясню. Она не понимает. Женщина. Сказано же: "Десять женщин составляют одну курицу. Если бы у курицы был ум, стала бы она клевать сор?"

Гаибова побледнела. В глубоком возмущении она снова вскочила с места.

Ленька опять зазвонил в колокольчик.

- Хоп, рафик секретарь. Молчу. - Камиль злобно глянул на Гаибову и сел.

- Чтобы все было понятно, - медленно сказал Ленька, - я зачитаю еще сообщение из центра. Слушайте: "Район переселения не был обследован ни в агрономическом, ни в гидрогеологическом, ни в санитарном отношении. Людей из горной местности поселили в кишлаках в хвостовой части обширного болота, питаемого водами нескольких озер". Дальше говорится о том, что переселенцев не обеспечили необходимым сельхозинвентарем, оборудованием для жилищ и так далее.

- Но ведь эта работа не относится к Гулям-Али. При чем он здесь? удивленно спросил Хмельниченко.

- При чем он? Сейчас увидишь. Салимов, приведи старика, который приходил утром, - резко сказал Ленька.

Камиль вышел из комнаты. Все молчали. Слышно было, как шуршала бумага в руках Зайцевой. Наконец, вернулся Камиль, подталкивая старика в изорванном халате.

- Вот. Только он боится. - Камиль сказал несколько ободряющих слов старику.

- Во имя бога милостивого и милосердного, - начал старик смиренно. Предопределенное богом наступит. Много лет мы спокойно жили в горах, где могилы наших отцов. Этот юноша, - старик указал на Гулям-Али, - явился к нам и повелел собирать наши вещи. Он сказал: такова воля власти. Что собирать беднякам? Мы собрались быстро. Потом пошли вниз. У нас не было хлеба. Дети умирали в пути. Пока мы пришли в долину, половина людей погибла. Начальник! Зачем согнали нас с родных мест? Зачем погубили столько людей?

- Ты из какого кишлака, отец? - спросил старика Хмельниченко.

- Кишлака? Кишлака?.. Я - из Пингона.

Гулям-Али снова вскочил с места.

- Я никогда не был в Пингоне!

Камиль обернулся к Леньке.

- Старик очень волнуется. Можно ему идти? Он совсем больной.

- Да, старик может уйти, - ответил Ленька.

Когда старик вышел, Ленька заявил:

- Дело ясное. Мы разобрали вопрос со всех сторон. Я думаю можно голосовать.

- А я думаю - дело не ясно, - сказал Хмельниченко. - Мне ничего не понятно. Старик говорит одно, Гулям-Али - другое. Этот вопрос нужно подработать и вторично обсудить.

- Что подработать? - перебил его Камиль. - Что обсуждать? Все выяснено. Гулям-Али сделал преступление, мы должны его судить крепко, по-комсомольски. Старик сказал правду. Он одной ногой в могиле, ему незачем врать. Гулям-Али я знаю давно. Мы вместе с ним воспитывались в интернате, вместе учились в техникуме. Он не хотел учиться и сбежал в типографию. Он всегда был склочник и вообще... не наш парень. Удивляюсь, как ему поручили такое большое дело. Я за исключение его из комсомола.

- Правильно! Исключить! Гнать из наших рядов! - поддержал его Рудой.

- Дайте мне сказать... - растерянно попросил Гулям-Али.

- Подожди! Твои разговоры впереди! - оборвал его Ленька. - Так вот, товарищи. Сегодня мы решаем очень важный вопрос. Наша бдительность притуплена. Мы виноваты: мы мало уделяли внимания вопросам переселения и передоверили такое важное дело Гуляму. Из-за этого пострадали невинные люди. Повторяю, мы должны исправить свою ошибку. Я присоединяюсь к мнению большинства присутствующих. Предлагаю исключить Гулям-Али из комсомола.

- Дай мне сказать! - снова попросил Гулям-Али.

- Подожди, скажешь еще! - снова оборвал его Ленька. - Ставлю вопрос на голосование. Кто за исключение Гулям-Али, как чуждого комсомолу, разложившегося, проводившего антисоветскую линию в переселении, - прошу поднять руки. Так. Четыре. Кто против? Два. Кто воздержался? Авезов. Один. Так. Большинством голосов Гулям-Али исключен из комсомола. Гулям-Али! Отдай комсомольский билет. Заседание бюро с активом считаю закрытым.