Первый курс

 Глава- 1

Приёмник – Поступление

Уже заканчивается июнь 1973 года, а вызова мне из училища всё нет. А ведь жду я уже практически год, потому как в 1972 году, когда я окончил десять классов, было мне 16 лет, а в лётные училища принимали с 17. Проблемы выбора, куда поступать после окончания школы, у меня не было. Ещё в мелком возрасте я собрался идти «в лётчики». Написал письмо в «Комсомольскую Правду», но мне в ответ прислали «Условия приёма в военные училища», где русским по белому было написано, что … ждать мне ещё целый год.

И вот, уже где-то в феврале семьдесят третьего прошёл я в военкомат нашего Старопромысловского района города Грозного проходить медицинскую комиссию для поступления в училище. Сначала районную, потом областную. Всё вроде прошёл нормально. Была только небольшая проблема с носом – в седьмом классе занимался я в секции классической борьбы и как-то на тренировке «сломал» себе нос. С тех пор имел «искривление носовой перегородки». Само по себе, это не было препятствием, врачи пропускали, но кто его знает, как дальше. В военкомате стал выбирать, в какое именно училище поступать. Почему-то привлекло меня Черниговское, но капитан, который занимался такими как я, сказал, что у них разнарядка только в Ставропольское. Что это за училище, я понятия не имел. Да ещё какое-то ПВО. Да и как-то слишком близок Ставрополь от Грозного, а мне почему-то подальше хотелось уехать. Но, делать нечего, написал я, то ли заявление, то ли рапорт о желании поступить в СВВАУЛШ ПВО – Ставропольское Высшее Военное Училище Лётчиков и Штурманов Противо – Воздушной Обороны, на лётное отделение. И сказал мне тогда капитан, чтобы я ждал вызова.

Муторно ждать целый год. Успел я в семьдесят втором году в Казахстане на «шабашке» поработать, и в этом году поработал геофизической партии в дагестанских степях в сейсмобригаде, и во взрывбригаде. Успел ещё раз на «шабашку» смотаться, на этот раз в Саратовскую область. Не мог я дома сидеть и вызова ждать, зудело у меня в одном месте. С этой «шабашки» сбегать пришлось, отец не хотел, чтобы я в военное училище поступал. Ехал из Саратова до Грозного поездом без копейки денег. И после всего этого не вызывает меня СВВАУЛШ!?

Заволновался я и поехал в военкомат. Там пожали плечами и выписали мне проездные документы в Ставрополь. 28 июня поехал на автобусе. Где-то 450 км от Грозного до Ставрополя, ехал всю ночь и утром был у КПП училища, на улице Ленина. Провели меня в казарму лётного батальона. Это было огромное двухэтажное здание. Здесь ещё в далёкие царские времена располагались какие-то кавалеристы. Стены у этой казармы были толщиной около двух метров, с одной стороны широкий и длинный коридор, с другой – большие комнаты – кубрики. Здание казармы в плане изображало букву «Е», средняя «палочка» этой буквы оканчивалась круглым помещением. В нём, по рассказам, в 19 веке, когда здесь располагался госпиталь, была операционная, где сам Пирогов выполнял операции. А сейчас в этом помещении кабинет командира лётного батальона. Встретил меня в канцелярии мой будущий командир роты майор Стаховский Юрий Игнатьевич. Посмотрел мои бумаги:

– Ты чего так рано приехал? «Приёмник» еще не работает.

   Приёмник – это такой лагерь за городом возле села Грушовое, где живут абитуриенты – проходят там медкомиссию, сдают экзамены. Отвёл меня в кубрик, где уже было несколько таких же прытких и нетерпеливых. Показал моё место в длинном ряду двухэтажных кроватей и сказал, что остальное мне расскажут «старожилы». Тут я познакомился с Виталием Марценюком, он приехал с Украины. У него был большой чемодан, половину которого занимало сало и колбаса, а вторую – учебники на украинском языке. Долго потом у нас в туалете висели на стенке листки из учебника математики с такими интересными словами, как «трыкутнык» (треугольник), «коло» (круг) и прочими. Так прожили мы в казарме несколько дней, были какими-то чужеродными элементами в гражданке, а вокруг все в форме, ходят строем. Вечерами из окна казармы разглядывали улицу Ленина. Подоконник был шириной около двух метров, мы укладывались на него и как в телевизоре наблюдали за прохожими и машинами, особенно за проносящимися троллейбусами.

Наконец, заработал Приёмник и нас отправили туда. Разместились в каком-то деревянном бараке, позже я понял, что это и есть казарма. Народу уже набралось здесь прилично и прибывало с каждым днём всё больше. Расписали нас всех по «медицинским группам» и стали мы проходить медицинскую комиссию, хотя все уже вроде прошли отбор в своих городах и районные и областные комиссии. И многих там уже отсеяли. Проходили разных врачей, сдавали всевозможные анализы, проходили рентген и даже пропустили всех через барокамеру. Как ни странно, учитывая, что все абитуриенты прошли не одну комиссию до приезда в училище, ещё многих «забраковывали».

Познакомился я тут с одним парнем, Серёгой из Иноземцево, что под Пятигорском. Он так много говорил про авиацию, как он хочет стать лётчиком. У него были какие-то проблемы с давлением, и он постоянно таскал с собой лимон, и всё время добавлял его в пищу. Я волновался за свою «кривую» носовую перегородку, которую я «получил» ещё в седьмом классе, занимаясь в секции классической борьбы. И не зря волновался. Доктор ЛОР, знаменитый, как я потом узнал, Василий Иванович, сказал мне, что у меня на снимках каких-то «пазух» – затемнение. И, что у меня два варианта – или ехать домой, или мне проколют нос, чтобы проверить эти пазухи, и тогда, может быть меня пропустят. Конечно, я готов был прокалывать что угодно. Прокалывание мне делала врач женщина. Достала огромный шприц, прижала мою голову к своей необъятной груди и сказала:

– Терпи, сейчас будет немного больно.

   Стала она загонять огромную иглу мне в нос. Но я только ощущал её грудь. Это меня отвлекало от болезненной процедуры. Ощущения мои прервала резкая боль в носу и даже где-то в мозгу. Врач крепко держала мою голову, прижатую к груди и что-то проделывала шприцом в моём носу. Потом выдернула из меня шприц, рассмотрела его и сказала:

– Всё нормально, жидкости в пазухе нет, годен!

Счастливый, с заткнутой ваткой ноздрёй, побежал я в казарму, делиться радостью с Серёгой. Но Серёга не разделил моей радости, его всё-таки «завалило» давление, и он должен был ехать домой. Лётчик из него не получался. Я как мог успокаивал его. Но, к моему удивлению, вечером в казарме, когда все абитуриенты делились своими впечатлениями от прохождения комиссии, и уже многие знали, что прошли её успешно, Серёга стал говорить, что мы дураки, что собрались в лётчики. Что это опасно и ничего хорошего в этом нету. Вот такая метаморфоза произошла с Серёгой из Иноземцево. Надолго он мне этим запомнился, а ещё тем, что с его лёгкой руки стали меня называть Гешей.

Медицинская комиссия браковала многих. В Приёмнике постоянно шла, можно сказать, ротация – одни приезжали, другие ехали домой. Тех, кто прошёл комиссию, определяли теперь уже в «учебные группы» и их было существенно меньше медицинских. Теперь нам предстояли приёмные экзамены.

    Первым экзаменом была математика письменно. Особой проблемы с математикой у меня не было и на три вопроса я спокойно что-то написал. Вторым была математика устно, это, как мне помниться, была в основном геометрия и тригонометрия. Конечно, устно отвечать сложнее, но это тоже прошло без проблем. А вот устный экзамен по физике меня как-то не радовал. С физикой «отношения» у меня как-то складывались не очень. И точно, вопросы попались какие-то «незнакомые». Вышел я отвечать и стал сильно плавать. Преподаватель как-то грустно сказал, что выше двойки он поставить мне не может. На что я ему сказал, что двойку мне никак нельзя, ну совсем нельзя. И вид у меня, видимо, был такой убитый, что он спросил меня об оценках за предыдущие экзамены. Но я их ещё не знал. Преподаватель не поленился сходить куда-то и посмотреть мои оценки. Вернулся и сказал, что у меня там четвёрки и он мне поставит тройку. Только позже я осознал трагичность момента и какую роль в моей судьбе сыграл этот великодушный преподаватель, которому я остался благодарен на всю жизнь.