На фоне блеклых успехов демократии его коллективизация и победа в войне кажутся грандиозными и достойными подражания. Вдобавок он оставил сильную страну с атомной бомбой. Русский деспот умел не только жестоко править, но и делать историю, вступая в сделку сначала с Гитлером, потом с Черчиллем и Рузвельтом.

И вот теперь снова приходит его время. Что уготовано нам его слушателям и невольным свидетелям не вызывает сомнения, хотя он по-прежнему расположен к нам. Но в нужный момент он ужалит, как кобра.

 Время откровенности и душевных разговоров кануло в Лету. Теперь каждый сам за себя и держит язык за зубами, ибо неловко оброненное слово может вскоре послужить обвинением в госизмене и связях с оппозицией.

 Возвышение Сталина гнетуще подействовало и на Адольфа. Бесноватый фюрер явно сник и ушел в себя. Железная поступь истории не на его стороне, хотя еще два дня назад он мне говорил о своих многочисленных сторонниках, которые готовы выкрасть его из психушки. Если их еще не сцапало ФСБ, то вскоре эти молодчики попадут во вновь созданное Сталиным НКВД, в котором даже маршалы сознавались в своих изменах Родине, получая после этих признаний заслуженный выстрел в голову…

 Да тучи сгущаются и надо быть предельно осторожным. Скоро и Иосиф начнет искать мой дневник. Вместо одного врага появятся двое. Не сегодня-завтра они объединятся против меня. А там в дело вступят амбалы, и прощай Император.

 Странно, один только Нерон спокоен и явно не ощущает произошедшие у нас перемены. Его аппетиту можно позавидовать, хотя теперь вся лучшая еда достается Сталину. Да и питается он уже с медперсоналом.

 Как подумаю о будущем, становится страшно. Мои надежды вновь рухнули. Я снова у разбитого корыта, как тогда при Ватерлоо. О, как я хотел умереть в тот день, вместе со своей гвардией и бесстрашным Камбронном!

 Мне передали его ответ английскому генералу: "Дерьмо! Гвардия умирает, но не сдается". После этого английская картечь смела Камбронна и его солдат. Этот акт вандализма несмываемым красным пятном навеки украсил мундир Веллингтона.

 О, мой храбрый Камбронн, почему в тот момент я не был на твоем месте?

День 7

Уже несколько дней мы не видим сахара. Адольф чуть не сходит с ума и постоянно твердит о жидомасонском заговоре. Бесноватый фюрер бегает по палате и орет:

– Опять козни евреев. Они сделали это. И хотят грести лопатами свой ростовщический капитал. В то время, как доблестные солдаты гибнут на фронте, эти грязные свиньи, наплевав на все: Отчизну, честь и совесть, жируют! Где мой доблестный СА, чтоб стряхнуть их грязный жирок?

Адольф, с воздетыми к небу руками, начинает надоедать. И только Сталин вновь повел себя, как русский деспот. Он собрал митинг и на русском языке, с грузинским акцентом произнес свою пламенную речь:

– Братья и сестры! Вновь наша страна находится среди капиталистических акул и фашистских хищников. Стремясь прорвать это окружение и покончить с беловежским позором, наш Президент начал войну. Конечно, он не читал Клаузевица и, начав, как Первый Консул, вновь повторяет ошибки г-на Керенского. Но мы пойдем другим путем. И вновь построим социализм в отдельно взятой стране, а именно в своем отделении. Также до меня дошли слухи и видео, что продажные спекулянты хотят нажиться на войне, взвинтив цены. Я пресеку это предательское поползновение на корню.

После последних слов Сталина зал потонул в бурных аплодисментах. Однако на этом события сегодняшнего дня не закончились. По палатам поползли слухи о том, что сталинская гвардия начала жестоко карать спекулянтов. Появились ролики 5 или 10 повешенных и их предсмертные записки, в которых они сознавались и каялись в своем умысле.

Сахар к нам полился рекой. Русский деспот сдержал свое слово. Но мне все происходящее невольно напомнило события Французской революции. Тогда все тоже начиналось с малого.

День 8

После истории с сахаром авторитет Сталина взлетел на небывалую высоту, а его лозунг построения социализма в отдельно взятой стране вновь нашел горячих приверженцев. Но вижу Иосиф все чаще засматривается в мою сторону. Неужели он думает, что я смогу вновь поднять французов на великие дела и вместе с ними объявить войну продажной демократии. После тех славных лет пыл моих бывших подданных сильно упал. Да и, если я приду к власти, то буду не более чем второй Муссолини во Франции. Хотя мой наполеондор может дать лишь независимость от пустышки доллара, а не громкую славу, которая витает только на поле боя под вой снарядов и свист пуль.

 И все же русский деспот решил поговорить со мной.

– Бонапарт, – начал он, – ты прекрасно видишь, что мы стоим у ворот больших перемен. Маятник истории и ее голос, кто их слышит, становятся великими людьми современности, зовет меня взять власть в свои руки. И дать этой измученной стране порядок. Когда-то сторонники иудушки Троцкого упрекали меня в том, что я забыл заветы великого Ленина и стал предателем и могильщиком революции. Но эти болтуны не учли одного, подавив оппозицию, я спас революцию от термидора! Да, да, Бонапарт, ты не ослышался…от термидора! Это ленинское охвостье, не понимая политической ситуации и увязнув, как в болоте, в мечтах о мировой революции, медленно толкало страну к нему. Первым шагом к этому был ленинский нэп. Да мы не могли тогда без этого второго Бреста. Кронштадт и Тамбов показали нашу слабость. И найдись в тот момент достойные противники, то наша песня была бы спета. Народ смел бы нас, как мы смели Колчака и Деникина.

 Тогда нам пришлось отступить и взять паузу. Кто-то наивно думал, что нэп – это уже термидор, а наши попутчики, типа Устрялова, видели в красной России редисочную, бело-красную. С помощью ГПУ нам удалось распространить эту иллюзию в среде эмиграции.

 Наивный Шульгин отправился в турне по красной России! В пути его сопровождали переодетые чекисты. Конечно, можно было схватить и расстрелять этого монархиста и заклятого врага советской власти. Но чего бы мы добились в итоге? Убив одного врага, мы дали бы нашим противникам нового мученика. К тому же против нас вновь бы сплотилась и консолидировалась вся эмиграция от Европы до Шанхая. И это, не считая тех угроз, которые исходили от панской Польши и набирающей военную силу Японии.

 Политическая логика перевесила. Шульгин был отпущен и, не понимая того, что он делает, стал из нашего противника нашим самым ревностным союзником.

 Такой же политической необходимостью был мой союз с Зиновьевым и Каменевым. Эти слабачки уже видели себя преемниками Ленина, за них была часть народа и часть партии. Но логика истории диктовала бить Троцкого. Его тезис о мировой революции давно устарел да и пролетариат постепенно переметнулся к фашистам. Но тупой старик не понимал происходивших в мире изменений. Он плавал в плену своих грез. Конечно, это было бы еще полбеды. Но за Троцким была армия и партия. Да и сам этот опереточный Бонапарт тоже был не прочь стать преемником Ильича. Я решил помешать этому.

 Троцкий был ошельмован и выкинут из страны. В ходе чисток и армия, и партия лишились его сторонников. По сути, тогда я один спас революцию, позволив России избежать термидора. Затем последовали мои главные победы такие, как коллективизация и индустриализация. Я мог бы почивать на лаврах. Но начали волноваться военные, которым тоже захотелось власти. И ладно бы еще это были талантливые полководцы. Так нет же все эти Тухачевские, Гамарники, Якиры и Корки мыслили стандартами гражданской войны и не были готовы к войне современной. Наглядный пример этого позорный разгром Тухачевского под Варшавой. Вдобавок к этому он еще страдал гигантоманией, а его фантастические планы были довольно далеки от возможностей страны и ее народа.