– Я… – Мирза понял, что вряд ли сможет скрыть то, что явно симпатизировал девушке, которую выбрал и купил сам Султан, – Мне не хотелось причинять ей вреда.

– Тренировочным мечом? – Вопросительно приподнял бровь Гохан.

– Повелитель… я…

– Да не мямли уже, говори честно! Понравилась?

– Да, – Пробормотал Мирза и добавил, – Я поддался потому что… я хотел, чтобы Вы её купили. Я не знал, что Вы сделаете с ней, если она проиграет глупейший спор, в который сама ввязалась.

– Да я бы и так её купил, – Вдруг признался немного захмелевший Гохан, – Просто конкретно бы сбил цену, вот и всё. И сразу бы пресёк её разговоры о том, что она незаменимый боец. А теперь она находится бок о бок с настоящими, голодными до женского тела гладиаторами, которые в любой момент сделают с ней, что угодно. Сейчас моя цель сделать так, чтобы она не прошла тренировки и бросила чушь об арене.

– А если она их пройдёт?

Мирза сам удивился тому, что он вот так легко и просто возразил Султану. Сам осмелел, что ли?..

Гохан не счёл эту реплику неуместной, он просто задумчиво выдал:

– На арене она умрёт в первом же бою. Ты сам понимаешь.

– И что… что мы будем делать? – Робко спросил Мирза.

– Поговори с наставником. Прикажи, чтобы у неё не было ни единой поблажки: ни в плане физических упражнений, ни в плане боёв с соперниками, ни в плане ударов кнутом. Да, ей будет очень больно. Зато она выживет.

Мирзе пришло в голову точно то же самое, что и тогда, на рынке: эту девушку он называл вещью, но советник часто видел, как Султан ведёт себя с теми, кого действительно считает вещами. Нет, он не был груб или жесток к наложницам. Просто до Мирзы часто доходили слухи о том, что наложницы идут на хальвет нарядные, счастливые, уже заранее влюблённые… А выходят минут через двадцать, и всю ночь плачут, уткнувшись в подушку. Мирзе казалось, что и господин об этом знал, просто ему было плевать на их чувства.

А сейчас он всеми силами хочет предотвратить смерть Марьям.

И Мирза с ужасом подумал, что он сам волновался за девушку, заведомо принадлежавшую другому, гораздо больше, чем следовало.

Марьям не без опаски, но прошла в ту камеру, которую ей определили для сна. Ужин ей ещё положен не был, но она особо не переживала: её организм требовал не так много еды. Доспехи и оружие ей пообещали выдать завтра. Сейчас нужно было наладить контакт с братством. Она села рядом с, как ей казалось, опытным и уважаемым гладиатором, и без стеснения произнесла:

– Я понимаю, насколько непривычно Вам видеть женщину на песке, – Спокойно начала она, – У меня, как и у всех вас, не было выбора, я готова сражаться с честью, я готова показать себя с лучшей стороны на арене. Я просто надеюсь, что в братстве собрались хорошие люди, и я не столкнусь ни с травлей, ни с домогательствами. Я прошу если не человеческого, то хотя бы равнодушного отношения к себе.

Почти облысевший мужчина, выглядевший очень плотным, взглянул на Марьям серыми глазами то ли доброжелательно, то ли как на дурочку:

– Да не верю я, что выбора у тебя не было, – Произнёс он, но без агрессии, – Тебя явно покупали для гарема. Почему ты здесь, а не там?

– Что мне даст гарем? – Напрямую спросила Марьям.

– А что тебе даст песок? – Тут же парировал собеседник.

– Осознание того, что моя личность и честь хоть чуть-чуть дороже той одежды, что на мне надета. Что я стою большего, чем стоять в очереди за одну ночь с мужчиной, расталкивая конкуренток локтями.

Мужчина хмыкнул, но, опять же, вполне по-доброму:

– Знаешь… ещё до плена, до войны… У меня были жена и ребёнок. Жена Оксана, сын Димитрий… У нас всегда было очень плохо с деньгами, я работал, но получал копейки, потому что была сила, но не было ума. Она всегда что-то придумывала: то на последние деньги покупала муку и сахар, чтобы испечь и продать булочки, то шила детскую одежду и продавала более обеспеченным соседям, то купит яблоки и варенья наварит… А потом сын серьёзно заболел. Я делал, как мне казалось, всё, что мог, чтобы оплатить лечение. А выход, как всегда, нашла она. Только в тот момент она стала жрицей любви.

Марьям молча слушала, не осуждая и не перебивая:

– Я не думал ревновать её или злиться. Я злился только на себя из-за того, что МОЯ женщина вынуждена идти на такие жертвы ради МОЕГО ребёнка, а от меня пользы – ни гроша. Тогда я ушёл в армию, а после попал в плен, оставив их вообще одних. Мне жаль, что так вышло. Но я уважаю тебя. У тебя нет ребёнка, поэтому ты вольна выбирать свой исход. Если ты выбираешь достойную смерть вместо унизительной жизни – я это понимаю и одобряю. Я поговорю с остальными. Ребята тебя не тронут.

– Спасибо, – Улыбнулась девушка, – Марьям.

– Олег, – Представился он.

Даже простое имя, произнесённое на родном языке, чуть-чуть согрело душу.

Повинуясь личному приказу Мирзы, наставник заверил, что условия для девушки будут максимально жёсткими. Также Мирза, даже не получив прямого распоряжения Султана, приказал не давать Марьям доспехи, сославшись на то, что мужские ей явно не подойдут, а изготовление доспехов для женщины займёт дополнительное время (чем больше, тем лучше).

Мирза действовал в целях её же безопасности: он не совсем понимал, как выглядят женские доспехи, он никогда не видел и не представлял женщину в подобном образе. Он знал, что доспехи гладиаторов созданы так, чтобы защищать только самые уязвимые места и при этом не сковывать движений. Но главным было то, что они оставляли максимум открытого тела ради демонстрации фигуры гладиатора, чтобы это ещё больше заводило толпу. Вряд ли доспехи, которые подготовят для девушки, будут сделаны так, чтобы укрыть её от посторонних глаз, а не выставить тело на всеобщее обозрение.

– Больше кнута, меньше воды, – Резюмировал Мирза, – Но следи, чтобы её никто не изнасиловал.

– Понял, – Кивнул раб.

Мирза удалялся во дворец, борясь с мерзкими мыслями: скорее всего, Марьям уже изнасиловали ночью. Он мог понять, почему она сделала столь глупый выбор, но не мог понять, почему Гохан легко согласился следовать её правилам. Если бы судьбу Марьям решал Мирза, он бы ни за что не допустил подобного положения вещей. Не только потому что лично ему она понравилась: просто потому что она была женщиной.

Гохан и Мирза наблюдали с балкона за тренировкой бойцов. Можно было и не объяснять, за кем они наблюдали в первую очередь.

– С мечом и щитом она отнюдь неплоха, даже в этом длинном платье, которое ей явно велико, – Произнёс Султан, попивая терпкое вино, – Мне даже стыдно за уровень этих, так сказать, мужчин, которым не уступает женщина. Это странно, и даже…

«Вызывает уважение?» – чуть не выпалил собственные мысли Мирза, но вовремя заткнулся.

– Любому из них далеко до тебя, как до воина, разумеется, – Продолжал Гохан, – Я знаю, что ты ей поддался. Возможно, и они поддаются, несмотря на приказ наставника. А если они будут поддаваться, и она-таки попадёт на арену, там поддаваться никто не будет.

– У Вас созрел план, не так ли? – Прямо спросил советник.

– Созрел. И мне нужно, чтобы ты помог в его воплощении.

Мирза приказал разойтись гладиаторам по клеткам, всем, кроме «нового приобретения». У девушки забрали учебные меч и щит. Она тренировалась уже несколько часов, но выглядела не более уставшей, чем гладиаторы-мужчины.

– Со мной ты уже вела борьбу, – Произнёс Мирза, входя на тренировочную площадку, – Но воина, подобному тому, кто выйдет сейчас, лучше бы тебе никогда не видеть и не иметь с ним дел. На твоём месте я бы отказался от схватки. Он лучший гладиатор во всей империи.

– Плевать. Я никого не боюсь.

– Зря, – На арену тут же вынесли настоящие щит и меч и вручили Марьям, – Бой не насмерть – до первой крови. Уж эту уступку Султан тебе сделал.