Арабские авторы, описывая столицу Хазарского каганата, город Итиль, по крайней мере для IX в. отмечают полную гармонию между представителями пестрого населения – здесь бок о бок сосуществовали мусульмане, христиане, иудеи и различные язычники, и только правитель был иудей[29]. При нем было семь судей (арабские авторы именуют их мусульманскими терминами хаким или кад. и) из иудеев, христиан, мусульман и так называемых «идолопоклонников»[30]. В городе было много мусульманских купцов и ремесленников, при этом точно известно лишь о выходцах из Хорезма, т. е. исторической области в низовьях р. Амударьи (на территории совр. Узбекистана и Туркменистана). Недалеко от дворца царя-иудея (sic!) возвышался минарет соборной мечети, известно и о других мечетях и школах[31]. Также мусульмане имели мечети в крупнейших городах Хазарии[32]. Значительной была роль мусульман и в политической жизни государства: их представители были среди знати[33], а также известно о существовании у хазарского кагана мусульманской гвардии (ал-орсийа, т. е. аорсы)[34]из хорезмийцев, по крайней мере, в начале X в. имевшей собственного предводителя, судей и достаточно широкую автономию в своих действиях[35].
В VIII–IX вв. в состав Хазарского каганата входило и государство алан (V–XV вв.), территория которого охватывала большую часть Северного Кавказа. Аланы несколько раз принимали христианство, всякий раз через какое-то время возвращаясь к язычеству. Несмотря на находки в сопроводительном инвентаре в составе аланских могильников VIII–IX вв. предметов, производство которых связано с мусульманским миром (амулеты с куфическими надписями, серебряные дирхамы), они имели явно вторичное использование, что не позволяет однозначно утверждать о непосредственной связи их использования погребенными с мусульманскими верованиями[36].
В период кризиса Халифата под управлением Аббасидов в Дербенте в 869 г. самостоятельность провозгласил эмир Хашим б. Сурака, представитель рода Сулами, осевшего здесь еще с первых появлений мусульман на Северном Кавказе[37]. В дальнейшем, вплоть до подчинения Дербента Сельджукам в 1075 г., здесь существовало независимое мусульманское владение во главе с выборным эмиром, за звание которого конкурировали представители двух ветвей рода Сулами, именуемые в научной литературе Хашимидами и Аглабидами[38].
Хазарская элита так и не приняла ислам, о чем косвенно свидетельствует и сообщение мусульманских авторов, связанное с событиями 965 г., когда под напором тюрков-огузов (одной из тюркских племенных конфедераций, занимавшей территории к северу и западу от Аральского моря и вплоть до Каспийского моря), захвативших столицу Хазарии, город Итиль, каган обратился за помощью к хорезмийцам, согласившись взамен принять ислам[39]. После этих событий, когда имел место двойной удар, осуществленный с востока огузами, с запада русами во главе с киевским князем Святославом Игоревичем (945/964–972), хазары сходят с исторической арены как крупная политическая сила, хотя упоминания о них встречаются вплоть до XII в.
Тем не менее именно в рамках хазарской государственности начался процесс генезиса исламской традиции в Поволжье, по-видимому, независимо, от Кавказа, и он не прекратился после утраты хазарами доминирующих позиций в Восточной Европе. Главным оплотом ислама в регионе становится Волжская Булгария – политическое образование с центром от междуречья Волги и Камы до Самарской Луки (т. е. на территории совр. республик Татарстан и Чувашия, Ульяновской и Самарской областей), сплотившееся вокруг одной из групп племен, выделившихся из булгарской конфедерации на территории бассейнов Днепра, Дона и Кубани («Великая Булгария») и разгромленной в 660-е гг. хазарами. В историографии высказывалось мнение, что арабские посланники еще в середине VIII в. если и не достигли успеха в распространении ислама среди хазар, то, возможно, имели гораздо больший успех у волжских булгар[40], являвшихся подданными хазарского кагана. Между тем источник влияния на булгар был, по-видимому, совсем иным.
III
Официально принятие ислама волжскими булгарами[41]состоялось в 922 г. в результате посольства багдадского халифа ал-Муктадира (908–929, 929–932), подробно описанного его участником – секретарем посольства Ахмадом б. Фадланом (877–960), традиционно фигурирующим в научной литературе как Ибн Фадлан[42]. Булгарский правитель Алмуш (кон. IX – 30-е гг. X в.) отправил перед этим посланников ко двору халифа с просьбой прислать людей, сведущих в нормах религии, способных построить мечеть и крепость для укрытия от врагов. Между тем, у Йакута ал-Хамави (1179–1229), крупного компилятора, знакомого в том числе и с трудом Ибн Фадлана, можно прочитать, что булгарский правитель уже принял ислам, отправив своих послов лишь уведомить об этом халифа и просил прислать ученых людей[43]. Интересно, что этот булгарский правитель уже достаточно рано начал чеканить собственные монеты, где было упомянуто имя халифа ал-Муктафи (902–908)[44]. Между тем, другой мусульманский автор, перс по происхождению, Ибн Русте (2-я половина IX – 1-я треть X в.), основывавшийся, видимо, на сведениях, отличных от данных Ибн Фадлана, но также принадлежавших людям, посещавшим Восточную Европу, и писавший, как теперь установлено, не ранее 913 г.[45], описывал наличие в селениях булгар мечетей и медресе с имамами и муэдзинами[46]. В этой связи важно и упоминание арабского историка ал-Масуди (ок. 896–956) булгар как мусульман в контексте событий, имевших место в 909–914 гг.[47]В присутствии послов халифа Алмуш принял имя Джафар б. Абдаллах. Имена его преемников, известные только по нумизматическому материалу, все были мусульманскими[48].
Ибн Фадлан зафиксировал у булгар некоторые особенности ритуальных практик, в частности повторение муэдзином слов икамата, что характерно именно для ханафитского мазхаба, но при этом вызвало раздражение у самого Ибн Фадлана, сказавшего булгарскому правителю, что при багдадском халифе муэдзин произносит икамат один раз. Булгарский правитель внимательно выслушал халифского посланца, но в дискуссии они согласились в том, что повторение икамата не противоречит общему мнению мусульманских правоведов. Для жителя южных широт, не привыкшего к значительному изменению продолжительности дня и ночи, было необычным то, что булгарские муэдзины в летний сезон не объявляли азан к ночной молитве (иша), поскольку в связи с отсутствием условия наступления времени ночной молитвы здесь его совершали вместе с молитвой при заходе солнца (магриб)[49].
Таким образом, посланцы халифа столкнулись не только с уже довольно адаптированными под местные условия практиками, но также и с влиянием иной правовой школы. Источником знакомства булгар с ханафитской школой мог быть Хорезмийский регион, где она получила в то время значительное распространение[50], в то время как в самом Багдаде в это время господствовала шафиитская школа[51]. Это подтверждает сам Ибн Фадлан, который видел мусульман в булгарских поселениях и, отмечая соблюдение там всей необходимой обрядности в случаях их смерти, именовал их выходцами из Хорезма. Дополнительным свидетельством первостепенного влияния хорезмийцев на развитие исламской культуры в Волжской Булгарии выступает возможность сравнения архитектуры мечетей[52].
