- Вопреки твоим заявлениям, тебя изгнали из Совета и лишили титула Королевы. Он тебе больше не принадлежит.

- Я не признаю права Совета принимать такой закон, - ледяным тоном заявила Энвин.

- Ты не признаешь? - вскричал Анборн, охваченный гневом. - А с чего ты взяла, что имеешь право признавать или не признавать что бы то ни было? Совет оказал тебе честь, сделав Королевой намерьенов, а после того как ты покрыла себя позором и едва не уничтожила всех нас, мы вышвырнули тебя вон!

Энвин выпрямилась во весь рост и свирепо посмотрела на своего сына, отказавшегося поддержать ее во время войны и за это проклятого еще много веков назад.

- Тебе легко обвинять других в бесчестье, ничтожество. Мое право древнее, чем у кого-либо из вас. Я дитя Меритина-Путешественника и драконихи, которой принадлежал этот мир задолго до того, как здесь появились вы. Я связующая нить, которая объединяет вас с землей, приютившей вас! Само мое существование есть символ союза намерьенов и этой страны, союз древней крови Серендаира с перворожденными, жившими здесь. Кто из вас может сказать о себе то же самое? Кто может оспорить мои права?

- Как ни странно... - начал Эдвин Гриффит, но Энвин, оказывается, еще не закончила.

- Я прорицательница Прошлого, дитя Древних, живой символ союза людей и этих земель. Без меня вас бы сбросили в море, из которого вы выползли! Вы обязаны мне жизнью, да и сейчас живете только благодаря мне - как вы думаете, кто подарил вам бессмертие? Откуда оно взялось? Есть ли у кого-нибудь право осудить меня?

Наступила тишина. Эхо ее голоса затихло, и Энвин с торжествующей улыбкой посмотрела на молчащую толпу. Взором дракона она оглядела намерьенов, ее пронзительные голубые глаза буравили людей, которыми она когда-то правила, некоторые из них сражались на ее стороне, другие против. Она увидела Элендру, и улыбка исчезла, а в глазах загорелась ненависть. Лиринская воительница спокойно встретила ее пылающий взгляд. Энвин задрожала от ярости и подняла руку, указывая на Элендру.

- У меня есть право осудить тебя. - Голос Эши нарушил тишину, и все глаза обратились к нему. - Ты солгала мне, ты больше не прорицательница.

По толпе пробежал ропот удивления.

Золотая кожа на лице Энвин стала пурпурной.

- Святотатство! Я не сказала тебе ни слова лжи.

- Нет, ты отделалась полуправдой! Ты манипулировала истиной и рассказала мне только то, что хотела, умолчав о том, что мне было необходимо знать. А это, бабушка, то же самое, что ложь. Ты меня предала. Твоя ложь разбила мне сердце, но страдал я один, и за это, возможно, я готов тебя простить. Однако, решив сохранить в тайне правду, чтобы удержать меня под своим влиянием, ты скрыла природу Трех. Многие погибли из-за тебя, бабушка. Ты предала намерьенов и их героев, которые напрасно погибали в схватке с демоном, а ведь его можно было победить, сохранив жизни лучших из нас! И теперь тебе нет прощения.

Его взгляд обратился к Рапсодии, и все присутствующие решили, что он уступает ей слово, но Акмед, стоявший у Рапсодии за спиной, смотрел в том же направлении, что и она, поэтому ему удалось увидеть нечто большее. Он не знал, о какой лжи говорил Эши, но сообразил, что она каким-то образом связана с Рапсодией. Акмед взглянул на королеву, на ее лице застыл молчаливый вопрос. Очевидно, она не понимала, что имеет в виду Эши, но неожиданное внимание вызвало румянец у нее на щеках.

И не он один это заметил. Энвин, смотревшая на лиринскую королеву, тоже увидела ее реакцию. Она помрачнела и перевела взгляд с Рапсодии на Элендру, а потом обратно.

- Отойди, девчонка, - приказала она. - Это мой народ, мой Совет. Я Королева намерьенов и не уступлю тебе мое право.

Рапсодия улыбнулась. Люди затаили дыхание, а потом послышался ропот недовольства. За недолгое время знакомства с Певицей намерьены успели полюбить скромную лиринскую королеву. Акмед не сомневался, что они готовы последовать за ней.

В их сердцах загорелся справедливый гнев, их возмутила оскорбительная манера поведения их бывшей Королевы. Акмед знал, что Рапсодия все прекрасно понимает, именно поэтому она улыбалась. Только так она могла ослабить напряжение, помешать насилию, которое могло вспыхнуть, как лесной пожар, стоило только произнести одно неосторожное слово.

- Не думаю, что вам следует называть меня девчонкой, ведь я родилась на несколько столетий раньше вас, - спокойно напомнила Рапсодия.

Надменная усмешка искривила губы Энвин.

- О чем ты говоришь, девчонка?

Акмед решил, что пришла пора отбросить правила хорошего тона.

- Это значит, - раздался скрипучий голос короля фирболгов, разрезавший шум толпы, точно разящий удар клинка, - что девушке не нравится, как к ней обращается старая карга.

Смех, смешавшийся с восклицаниями ужаса, прокатился над толпой. Лицо Энвин исказила ярость, и даже Рапсодия ужаснулась.

- Акмед, ты не прав, - укоризненно проговорила она. - Энвин вовсе не старая карга.

- Правильно, - проревел Грунтор. Намерьены повернулись к великану фирболгу, пытавшемуся обуздать свой гнев, но по всему было видно, что Грунтор эту схватку проигрывает. Возмущение намерьенов, вызванное хамством Энвин, бледнело перед яростью болга. - Она проклятая ведьма. Ой благодарит тебя, мисси, - и как только тебе удается сохранять вежливость! - и советует ведьме попридержать язычок, иначе Ой вырвет ее сердце и съест сырым.

По Чаше пробежал вздох ужаса - никому и в голову не пришло, что это просто пустая угроза.

Рапсодия взглядом попросила Акмеда успокоить Грунтора, и король фирболгов коснулся локтя великана.

Энвин побагровела.

- Как ты смеешь так со мной разговаривать, неразумное чудовище? Жалкий каприз природы! Уже одно твое присутствие оскверняет эту благородную землю. Как твой правитель, я приказываю тебе: немедленно покинь Совет, и если ты еще когда-нибудь осмелишься явить миру свою людоедскую морду, я обращу тебя в грязь, из которой вышел ты и все твое племя.

Она бросила на него полный ненависти взгляд - точно таким же она наградила лирина, осмелившегося выступить против нее, и тот так и не пришел в себя.

Однако Грунтор не собирался терпеть подобного обращения.