Правда, всё это отняло неожиданно много энергии, так что Гриндевальд и сам не заметил, как пригрелся, впервые за пятьдесят лет оказавшись в тепле, размяк, впервые за пятьдесят лет оказавшись в мягкой постели, и заснул.

Рыжая девушка, яркая и солнечная, совершенно спокойно прошла шесть километров до шоссе, почистила кроссовки при помощи запасной палочки, словила попутку до станции, мило поболтала с водителем, села в электричку, съела по дороге хот-дог и пончик, выпила лимонад, доехала до аэропорта, зарегистрировалась, прошла контроль, подождала, села в самолёт. В полёте рисовала в тетрадке. Прошла контроль в Хитроу, равнодушно миновала багажные ленты, села в автобус, доехала до Лондона, там пересела на электричку и отправилась в Литтл-Уингинг. Там исчезла. К дому номер четыре на Тисовой улице подъехала машина. Девушка открыла дверь и сняла мантию-невидимку ровно так, чтобы со стороны казалось, что она только что вышла из машины. Невербально и без палочки одарила каждого из родственников конфундусом. Вошла в дом, молча прошла к себе в чулан.

Идеально.

Открыла сумку и прошла вниз по лесенке.

Спящего Гриндевальда девушка трогать не стала. Пусть отдохнёт, ему надо. Только газету с груди убрала, отложила на стол. Нашла Мэриголд. Девочка увлечённо рассматривала картинки в чём-то явно утащенном у Гриндевальда, судя по красивым пентаграммам и схемам разрезов на жертвах. Да, вот об этом она не подумала. Надо будет наложить дополнительную защиту от излишне шустрых детей, которые умеют превращаться в излишне шустрых волшебных змей. На этот раз книга была безвредной, и девушка не стала её отбирать.

Гриндевальд проснулся часов через пять. Вышел на кухню, поздоровался.

— Простите, мисс Поттер, я за прошедшее время подзабыл английский, — он счёл нужным извиниться заранее.

— Поняла. Постараюсь раздобыть вам амулет-переводчик.

— Благодарю вас.

— Мистер Гриндевальд… могу я называть вас по имени?

Да, конечно, он старше… лет так на сто… но она же вытащила его из тюрьмы, может она позволить себе некоторые вольности?

— Конечно. Я бы тоже не отказался называть вас по имени…

— Конечно, вы можете.

— …Но мне, честно говоря, немного непросто правильно произносить ваше имя. Могу я называть вас Хеде?

— О, конечно. Так будет лучше всего. Так вот, Геллерт, всё ли необходимое у вас есть? Не нужно ли вам что-нибудь ещё?

========== Гарри, которая живёт в кровати ==========

Девушка, широкой общественности известная, как Гарри Поттер, Ни-Разу-Не-Девушка-Который-Выжил (до чего же идиотская фраза, сразу хочется спросить, кто тогда помер), ненавидела своё имя. Да, цветочное, как принято в роду матери. Вереск — скромный, благородный, навевающий мысли о древности, медонос — идеальное имя для девушки, которая и должна быть скромной, благородной, нежной и сладкой. Магическое растение, использующееся во многих зельях и ритуалах. Подходящее имя для рода отца. Идеальный компромисс. И — страшнейший кошмар её жизни — до чего же похоже на «Гарри». Да, нормальный человек такого сходства имён не заметит. Но её оленеподобный папаша, хотевший сына, так и называл её — Гарри. Мужское имя, грубое, фамильярное, чем-то похожее на имя для собаки, пренебрежительное, снисходительное. Совсем ей не подходящее. Да и Хезе — тоже, по её мнению, грубое. Особенно в устах тёти Петунии, визгливым, высоким голосом. Тётя Петуния, впрочем, тоже иногда начинала называть её Гарри, и чем старше она становилась, тем чаще. Потом до тёти доходило, что такое имя совсем не подходит для девочки, и она начинала называть её Гарриет. Потом находила какие-то документы, и Поттер снова становилась Хезе. Если честно, «Гарриет» в устах тёти звучало лучше, но, несмотря на это, это имя девочка тоже ненавидела. Мужским именем называла её и соседка, старая кошатница Фигг. Она давно и надёжно выжила из ума, так что девочка сначала пыталась объяснять, что она не Гарри, а Хезе, и что ещё лучше называть её вторым именем, Жасмин, но потом оставила эти попытки. На просьбы называть её вторым именем старуха всё-таки иногда откликалась, но тогда Жасмин почему-то становилась Джеймсом, и это было ещё хуже. Девочка совершенно не желала называться именем папаши-алкоголика, а то и наркомана, да ещё и какого-то сектанта, как иногда говорила тётя. Классу к пятому она и Жасмин совсем перестала быть. Всё Хезе, противными голосами, противно растягивая. Хе-е-езе. Имя редкое, отчего бы и не поиздеваться. Изгой в классе, травля со всех сторон — ничего удивительного в этом «Хе-е-езе» не было. А в магическом мире представляться не требовалось. Или же попросту не давали. Или же, если представиться удавалось, всем почему-то казалось, что они ослышались. Тем более, что Поттер быстро поняла, почему тётя иногда начинала называть её Гарри, а потом, осознавая, страшно злилась и орала о ненормальности.

В общем, Хезе Жасмин Поттер лютой ненавистью ненавидела своё имя.

В магическом мире все считали её мальчиком. На попытки объяснить на неё смотрели странно. На попытку поселиться в женской спальне, а не в мужской, МакГонагалл страшно разозлилась и сняла пятьдесят баллов с Гриффиндора. И в течение всего дальнейшего обучения так и не забыла ей «нахальства, разврата и извращенчества», и топила, как могла. Даже несмотря на открытое неодобрение директора. Одним словом, девочка быстро поняла, что лучше не возникать. Она вставала как можно раньше, ложилась как можно позже, переодевалась в кровати с наглухо задёрнутым пологом, как можно больше времени проводила в гостиной факультета, и к концу сентября первого курса, тренируясь до потери сознания (да, пару раз было и такое) выучила все возможные защитные заклинания. Все, какие нашла. Даже те, которые, вообще-то, проходили на шестом курсе. После взялась за маскирующие. Это был кошмар, это был ад, но девочка очень, очень боялась, и согласна была на всё, что угодно.

Вдобавок старшекурсники и даже некоторые преподаватели всё время пытались перекрасить её в чёрный. По школе странным образом прошёл слух, будто бы злая тётя ненавидела Гарри Поттера за такую сильную схожесть с Джеймсом и заставляла красить волосы, чтобы он больше походил на Лили. И будто бы недоброжелатели (чаще всего слизеринцы или близнецы Уизли) издевались над героем, перекрашивая его в рыжий снова и снова. Когда на втором курсе Снейп начал снимать баллы за то, что «тупоголовый, как и его отец, Поттер до сих пор не выучил, как самостоятельно приводить себя в хоть какой-нибудь порядок, хотя я сомневаюсь, что это слово к вам вообще применимо», Поттер начала краситься в чёрный сама. Снейпа, конечно, все люто ненавидели, но Гермиона тоже уже начинала делать ей замечания, плавно переходящие в нравоучительные лекции. Легче было сдаться и лишь тихо мечтать, как она их всех мучительно убьёт.

***

Поттер была девочкой спокойной и почти — почти — послушной. За весь первый год обучения она попала всего на одну отработку. Опять же, за то, что пыталась всем объяснять, что она девочка. Отработка состоялась в лесу, там кто-то пил кровь единорога и чуть не убил её. Рон Уизли, зачем-то отправленный на отработку с ней, опознал его как Того-Кого-Нельзя-Называть. Директор тоже почему-то всё активно намекал, что Этот-Самый возродится, и девочка решила, что, может быть, это он и был. В конце концов, кому ещё может быть нужна кровь единорога?

После этой отработки девочка решила, что приключений с неё достаточно, и заткнулась. Лучше быть — притворяться — мальчиком, чем быть убитой в этой жестокой школе.

***

На втором курсе случилось чудо. Она нашла Тайную Комнату. За неё пришлось повоевать с Джинни Уизли и призраком Волдеморта, василиска пришлось приручать и утихомиривать, от Рона и Гермионы пришлось долго и мучительно отвязываться и прятаться, но оно того стоило. Теперь девушка могла ночевать в своей комнате, одна, без кучи мальчишек, без постоянного страха. Она была счастлива, а факультет её не сдавал, думая, что Гарри Поттер ищет приключений, шляется по ночам, ещё ни разу не попался преподавателям, и по этому поводу большой молодец. А со временем все привыкли, что ни в гостиной, ни в спальне он вообще не появляется. Поттер с самого начала была одиночкой, замкнутой, странной, никого к себе не подпускала, несмотря на все старания Рона и Гермионы, иногда посылала довольно грубо. Она их всех искренне ненавидела (ну, пожалуй, кроме Невилла, он не лез) и иногда сообщала об этом открытым текстом. Кому нужен такой сосед? Пусть хоть у слизеринцев ночует, хоть на Астрономической башне — им же и лучше. Поттер была почти счастлива.