========== Некто, которая живёт в кармане ==========
Свет в камеру проникал ужасно. Хорошо хоть было лето, и было не так кошмарно холодно. Хотя тоже холодно — каменные стены и пол как будто вовсе и не впитывали тепла, зато холодом отдаривалась так, что даже летом здесь можно было хранить скоропортящиеся продукты. Постельного белья — ноль, то есть, имелась только тухлая лежанка. Тряпки, все, здесь меняли только тогда, когда предыдущие сгнивали напрочь. Так что от лежанки пованивало, для человека пока не страшно, хотя тоже мало приятного, но для чувствительного нюха Мэриголд — очень даже ощутимо. Отвратительно. Как и от человека в углу, тюремную робу которому тоже выдавали только после того, как старая прямо на нём и разваливалась. Хорошо хоть туалет имелся нормальный, со сливом, а не просто горшок или дырка в полу. Его тоже ни разу не мыли, да. Но он хотя бы был. Мама говорила, что в Азкабане, магической тюрьме Британии, не было даже этого. Адский кошмар. Мэриголд надеялась, что из Азкабана они никого спасать не будут.
Она, конечно, знала, что человек в углу не виноват в своём состоянии, его заточили сюда плохие люди, и вот так эти плохие люди издеваются над ним. Так ей объяснила мама. Мама сказала, что его победил злой старик, а потом посадил в тюрьму. Злой старик обижал маму, делал ей плохо. И мама говорила, что из-за него умер отец. Мама — хорошая. Злой старик — плохой. И если этот человек в тюрьме сражался со злым стариком, то он тоже должен быть хорошим. И надо ему помочь.
В камеру просочилась змея. Довольно большая и рогатая — и как ей это удалось? Мужчина без интереса проводил её взглядом. В первые годы многие последователи пытались его освободить, а многие ненавистники — убить. Потом всё прекратилось, только раз в пять-десять лет случались ещё инциденты. Вот, змею прислали. По виду — мелкого василиска, отроду всего двух-трёх лет. Кто же, интересно, смог достать такую редкость? А ещё куда-то отправить и при этом не умереть. Хорошо постарался этот кто-то — теперь уж точно смерть ему пришла. Василиск, даже мелкий, гарантированно умертвит всех мешающихся авроров, а его, беззащитного — тем более. Ну и что же, давно пора. Он не собирался мешать. Не пошевелился даже.
Василиск подполз совсем близко, заполз к нему на колени и свернулся кольцами.
Неожиданно.
К рогу золотистой ленточкой оказался привязан конвертик.
Совсем интересно.
Василиск больше ничего не делал, даже отвернулся показательно. Ну что ж, неизвестный адресант смог заинтересовать его достаточно. Пришлось отвязывать и читать записку.
«Мистер Гриндевальд!
Прошу прощения за беспокойство, однако мне необходимо знать: Вы не против сбежать из тюрьмы? Скажу сразу, мне необходима Ваша помощь. Я обращаюсь именно к Вам потому, что Ваши познания в магии, которую сейчас называют тёмной, весьма обширны, а я, к сожалению, страдаю от ограниченности в средствах и возможностях. Я просто не смогу добраться до любого другого специалиста, а если и смогу, то мне нечем заплатить. Поэтому я обращаюсь к Вам.
Думаю, стоит сразу предупредить, что я сумею лишить Вас возможности вредить мне и моим близким. Прочие преступления, если Вы вдруг горите желанием их совершать, для меня не важны. Я могу предоставить Вам убежище, где Вас никто не найдёт, могу научить Вас жить в современном магическом и маггловском мире и могу приложить все усилия к тому, чтобы отправить Вас в Австралию, Новую Зеландию или куда захотите, но только после того, как Вы сделаете то, что мне нужно.
Если Вы не против сбежать с моей помощью и помочь мне в ответ, то просто скажите об этом Мэриголд, и она Вам поможет. Если нет — тоже скажите, и больше мы Вас не побеспокоим. Только говорите, пожалуйста, на английском.
Надеюсь на ваше сотрудничество,
H.J.P.»
Гриндевальд расхохотался в голос.
— Ты, значит, у нас Мэриголд? — спросил он у змейки, так как других претендентов на имя не наблюдалось. Ну, или он сошёл с ума. Или не он, потому что называть змею цветочным женским именем может только полный псих. Василиск, оказавшийся самочкой, юрко сполз с его колен. — Ещё бы я не был согласен! Они ещё спрашивают!
«Ну, или я всё-таки сошёл с ума, и у меня такие странные галлюцинации. Тогда, получается, я сам себя спрашиваю?..»
Миг — и вместо змейки на полу оказалась девочка лет трёх-четырёх, золотисто-рыжая, в смешном жёлто-оранжевом платьице с огромным количеством заплаток и нашивок в виде разных цветочков. Галлюцинации становились всё удивительней.
— Да, это я Мэриголд, мистер Грин-де… — девочка смешно наморщила носик. — Можно я вас буду просто дядей Геллертом звать? Тётя Луна нам разрешает!
— Можно, можно… — пришибленно отозвался Гриндевальд.
Девочка разулыбалась и полезла в маленькую разноцветную сумочку явно ручной работы. И ручного же, в смысле, непрофессионального, наложения чар расширения пространства.
— Вот! — Ему была торжественно выдана мантия-невидимка. — Мама просила передать. Только вы в обморок не падайте, пожалуйста, а то я маленькая ещё, я вас не дотащу. Но покричать можете, я всех этих дядек о-це-пе-ни-ла. Ну, я просто маленькая ещё, окаменять не могу.
Да, василиски не могли полностью окаменять своих жертв лет до… пятидесяти? Ну, примерно. Девочка мелковата даже для десяти… В обоих обличиях.
Так, а с чего он в обморок-то падать должен? Если уж до сих пор не упал…
Мантия на ощупь оказалась как вода, или как край одеяния призрака, странная, эфемерная, скользящая в пальцах, как будто это и не ткань вовсе. Кажется, он отвык от ощущения нормальной ткани в руках… или от магических артефактов, или просто от чего-то не тюремного… иначе с чего бы такие ощущения? Ведь мантии-невидимки — та же нормальная ткань, просто из шерсти камуфлори и особой вязки, иногда ещё с рунной вышивкой. Но ткань же, а не полупрозрачное нечто.
Побег из самой охраняемой тюрьмы Европы, выдержавшей пятьдесят лет попыток вторжений, проникновений и побега, прошёл спокойно, даже, можно сказать, рутинно. Они просто вышли из камеры. Он в мантии-невидимке, а девочка в виде змеи — просто так. На пути попадались авроры, охранники, все сплошь оцепеневшие, застывшие в разных позах. Они все посмотрели в глаза маленькой Мэриголд, и никто не успел ничего понять. А Мэриголд по пути остановилась, превратилась и положила в карман одному аврору ключи. И поползла дальше. Мэриголд была честной хорошей девочкой. У последней статуи она остановилась и застенчиво попросила:
— Дядя Геллерт, а можете пожалуйста написать записку, что всем моим жертвам нужно зелье дать. То, которое «Глоток ман-дра-го-ры». А то я не хочу никого убивать, а то мама расстраивается, когда хорошие люди умирают. А то просто вдруг их найдут и не догадаются.
— Мелкая, а с чего ты решила, что они хорошие?
— А я не знаю. А раз я не знаю, то надо сначала думать, что они хорошие, пока не выяснится, что они плохие.
— О людях надо думать плохо. Не ошибёшься.
— Ну нет! Это неправильно!
— Почему?
— Потому что так мама сказала.
На этот непробиваемый аргумент Гриндевальд лишь фыркнул.
— Так вы напишете? Пожалуйста!
Мелкая упёрлась, насупилась и встала в позу «рассерженная домохозяйка» (руки в боки, ноги на ширине плеч, губы поджаты). Гриндевальд рассмеялся и написал — почему бы и нет? Эта девочка поднимала настроение одним своим видом. И так, привязав розовой ленточкой — Мэриголд предусмотрительно взяла всё необходимое — на дужку очков начальника смены записку, написанную оранжевым маггловским фломастером, они и вышли из Нурменгарда.
Солнце. Солнце-солнце-солнце. И небо. Голубое, с редкими белыми облачками. Небо-небо-небо-небо. Зелень, луга, трава жёлто-зелёная, трава позднего лета и ранней осени, высокая, почти до пояса, и яркая-яркая-яркая. И воздух свежий-свежий, не затхлый, не вонючий, не спёртый, настоящий.
В камере было маленькое зарешёченное окно. И ничего особенного в него не разглядывалось — замок был весь целиком накрыт особым защитным куполом, который, помимо основных функций, имел особый побочный эффект: он почти не пропускал света. Дневное небо для обитателей замка было тёмно-серым. Всё было тёмно-серым.
