Слово тут же взял Поллукс:
– Ты же сам говорил, папа, что мы оба – прирожденные механики, что у нас руки правильно вставлены.
Кастор подхватил:
– Мы будем с ним нянчиться, как с ребенком, ведь он будет наш собственный.
Поллукс. У нас обоих есть свидетельства на управление кораблем и силовой установкой. Экипаж нам не понадобится.
Кастор. Никаких накладных расходов, вот в чем вся прелесть.
Поллукс. Мы полетим с товаром на астероиды, а вернемся с грузом руды. Прибыль гарантируется.
Кастор. Четыреста процентов, а то и пятьсот.
Поллукс. Шестьсот, скорее всего.
Кастор. А тебе никаких хлопот.
Поллукс. И мы перестанем сидеть на твоей шее.
Кастор. И опаздывать к обеду.
Поллукс открыл было рот, но отец снова заорал:
– ТИХО! Эдит, – обратился он к жене, – тащи бочку. Время пришло.
У мистера Стоуна была теория, о которой он периодически вспоминал, что близнецов следует держать в бочке и кормить через дырочку от затычки. Однако такой бочки в природе не существовало.
– Да, дорогой, – сказала доктор Стоун, продолжая заниматься макияжем Мид.
– Не тратьте деньги на «детройтер», – сказала бабушка Стоун. – Они неустойчивы – гиросистема плохая. Я бы его и даром не взяла. Берите лучше «дуглас».
– Хейзел, – повернулся к ней сын, – если ты намерена поощрять мальчишек в этой глупости…
– Вовсе нет! Вовсе нет! Чисто умозрительная дискуссия. Вот на «дугласе» они могли бы заработать. У «дугласа» очень удобный…
– Хейзел!
Бабушка умолкла, затем задумчиво проговорила:
– Я знаю, на Луне существует свобода слова, – сама писала в декларации.
– Знаете, мальчики, – снова обратился Роджер Стоун к сыновьям, – когда торговая палата решила включить в свою программу «Дорогу – молодым» курсы пилотов, я это приветствовал. И был за, когда они решили выдавать юношеские права тем, кто закончит курсы с отличием. Когда вы получили ваши корочки, я ужасно гордился. Это игра для молодых – коммерческим пилотам выдают права в восемнадцать лет, а…
– А на пенсию их отправляют в тридцать, – закончил Кастор. – У нас времени в обрез. Не успеешь оглянуться, как станешь слишком стар для этой игры.
– Замолчи. Сейчас я говорю. Если вы думаете, что я возьму деньги из банка и позволю двум юным питекантропам болтаться по Системе на развалюхе, которая того и гляди взорвется при первой же двукратной перегрузке, вы глубоко ошибаетесь. Кроме того, в будущем сентябре вы отправляетесь учиться на Землю.
– Мы уже были на Земле, – ответил Кастор.
– И нам там не понравилось, – добавил Поллукс.
– Слишком грязно.
– И слишком шумно тоже.
– И кругом одни кроты, – закончил Кастор.
– Вы там пробыли две недели, – отмахнулся мистер Стоун, – и не успели понять, что это за место. Вы полюбите Землю, когда привыкнете к ней. Научитесь ездить верхом, играть в бейсбол, увидите океан…
– Много грязной воды, – ответил Кастор.
– Лошади вечно что-то жрут.
– А уж бейсбол этот… – продолжал Кастор. – Бессмысленная игра. Как это можно вычислить траекторию при одном g, чтобы выйти на точку контакта с мячом в свободном полете? Мы не люди-арифмометры.
– Я же играл в него.
– Но ты вырос при одном g – у тебя искаженное представление о законах физики. И зачем нам, собственно, учиться играть в бейсбол? Мы же не сможем играть в него здесь, когда вернемся. Так и шлем можно разбить.
– Спорт – это не главное, – покачал головой мистер Стоун. – Играть в бейсбол или не играть – это ваше дело. Но вы должны получить образование.
– А чем плох техникум Луна-Сити? Чего он нам не дал? В конце концов, папа, ты же был в Комитете по образованию.
– Нет, я был мэром.
– Это делало тебя членом комитета ex officio[57] – Хейзел нам так сказала.
Мистер Стоун покосился на мать. Та смотрела в пространство.
– Наш техникум хорош в своем роде, – сказал он, – но мы не можем дать его ученикам полноценное образование. Все-таки пока еще Луна – окраина цивилизации, фронтир…
– Но ты же сказал в прощальной речи, – прервал его Поллукс, – что Луна-Сити – это будущие Афины и надежда новой эпохи.
– Поэтическая вольность. Техникум – еще не Гарвард. Разве вы, ребята, не хотите увидеть великие произведения земного искусства? Разве не хотите познакомиться с великой литературой Земли?
– «Айвенго» мы читали, – сказал Кастор.
– А «Мельницу на Флоссе» читать не хотим, – добавил Поллукс.
– Мы предпочитаем твое творчество.
– Мое творчество? Это же не литература. Это скорее анимированный комикс.
– А нам нравится, – твердо сказал Кастор.
Отец глубоко вздохнул:
– Спасибо. Ты напомнил, что сегодня вечером мне еще предстоит пластаться над целым эпизодом, а посему я прекращаю дискуссию. Во-первых, вы не сможете взять деньги без отпечатка моего большого пальца, а я с этого дня буду носить перчатки. Во-вторых, вы еще слишком молоды, чтобы получить постоянные права.
– Ты можешь устроить нам временные права, действующие в Системе. Когда вернемся, мы, возможно, будем достаточно взрослыми для постоянных.
– Вы слишком молоды!
– Слушай, папа, – заметил Кастор, – только полчаса назад ты одобрил мою идею, что одиннадцатилетний малец может управлять кораблем.
– Я прибавлю ему лет!
– Это испортит всю идею.
– Да провались она! Это всего лишь литература, к тому же низкопробная. Просто трюк, чтобы сбыть товар. – Стоун вдруг подозрительно посмотрел на сына. – Кастор, ты нарочно подсунул мне эту мысль? Чтобы было на что опереться при защите своей безумной затеи?
– Отец, как ты мог подумать такое? – Кастор был полон праведного возмущения.
– Я тебе дам «отец». Я пока еще могу отличить кукушку от ястреба.
– Кто ж не может? – вставила бабушка Хейзел. – Класс «ястреб» – чисто торговый тип, а «кукушка» – это небольшая спортивная машинка. Подумайте об этом мальчики, «кукушка» может оказаться даже лучше «дугласа». Мне нравится ее раздельное управление и…
– Хейзел! – рявкнул Роджер. – Перестань подыгрывать им. И хватит хвастаться – ты не единственный инженер в семье.
– Единственный хороший, – самодовольно ответила Хейзел.
– Да ну? На мою работу тоже никто не жаловался.
– Что ж ты тогда ее бросил?
– Сама знаешь. Месяцами возишься с головоломными цифрами, а что в итоге? Ремонтный док или дробилка для лома. И кому это нужно?
– Значит, ты не инженер, а просто человек, который разбирается в технике.
– А сама? Ты тоже не работала по специальности.
– Да, – созналась Хейзел, – но у меня были другие причины. Я видела, как трое здоровенных волосатых мужиков получили повышение в обход меня, и ни один из них не умел интегрировать по частям без помощи карандаша. Вскоре я поняла, что в Комитете по атомной энергии существует предубеждение против женщин, что бы там ни говорилось в гражданском кодексе. Поэтому я и пошла работать в казино. В Луна-Сити тогда особенно не из чего было выбирать, да и ты был у меня на руках.
Спор как будто угасал, и Кастор решил, что самое время его оживить.
– Хейзел, ты правда думаешь, что нам лучше взять «кукушку»? Я не уверен, хватит ли у нас денег.
– Ну, на самом деле тогда вам нужен будет третий в экипаже, чтобы…
– Хочешь войти в долю?
– Хейзел, – вмешался мистер Стоун, – я не намерен больше терпеть твое потворство. Я решительно против…
– Хватит меня воспитывать, Роджер. В девяносто пять мои наклонности уже определились.
– Как же, в девяносто пять! На прошлой неделе тебе было восемьдесят пять.
– Неделя выдалась тяжелая. Вернемся к нашим баранам. Почему бы тебе не отправиться с ними? Ты бы присмотрел за ними, берег их от неприятностей…
– Кто? Я? – Мистер Стоун перевел дух. – А: даже десантник не смог бы уберечь этих недозрелых наполеонов от неприятностей. Я знаю, я пробовал. Б: мне не нравится «кукушка», она жрет слишком много топлива. В: мне каждую неделю нужно делать по три серии «Бичей космоса», включая и ту, которую я должен записать сегодня вечером, если эта семейка когда-нибудь угомонится!