Так что футбольная сторона школы была эдаким элитным закрытым клубом. И Вите предстояло стать его частью. Ну, по крайней мере, он на это надеялся. А еще он надеялся на то, что Петрович хотя бы в хорошем настроении.

– Здравствуйте, Владимир Петрович, можно? – аккуратно спросил Витя, постучавшись и слегка приоткрыв дверь в кабинет.

Физрук с экрана смартфона смотрел какую-то передачу. Витя быстрым взглядом оценил кабинет – весьма и весьма недурно. Маленький, но весьма уютный кабинет, обставленный трофеями и книгами о спорте. На стене за учительским столом гордо висел шарф московского «Спартака». В углу лежали гантели, которые Петрович, судя по всему, тягал в свободное время.

– Рад тебя видеть, Соколов, – громогласно поприветствовал того Петрович, откладывая смартфон в сторону. – Наша новая школьная знаменитость. Твоей удаче можно только позавидовать.

– Не знаю уж, в чем заключается удача чуть не быть съеденным, – прямо ответил Витя.

– Запомни – ситуацию оценивают по ее последствиям, – объяснил физрук. – Важен итог. А итог твоей истории, насколько я могу судить, весьма и весьма положителен.

– Довольно мудро, – отметил Витя.

– Признаться, когда Фролов ко мне вчера подошел и сказал, что ты хотел бы попробовать себя в футболе – я изрядно удивился. Ты и твой друг – единственные, кто даже ни разу не пытались пробиться в команду. Даже это ваш, Кузнецов пытался. Что вдруг заставило передумать?

– Понимаете, Владимир Петрович, после всех тех событий… Я решил, что будет неправильным не попробовать. Поняв, насколько жизнь может быть скоротечна, я подумал, что нужно найти для себя как можно больше площадок для самореализации. В том числе и спорт.

Отчасти Витя говорил чистую правду. Жизнь действительно скоротечна. Только не будь у него кое какого другого стимула – по-прежнему бы в гробу он видал этот футбол.

– Весьма похвальна такая позиция, – Петрович при этом сделал левую бровь «домиком». – Только вот…

Услышав эту оговорку, Витя напрягся. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Я не уверен, что сегодня, да и вообще пока стоит тебя выпускать. Футбол – очень грубая и жесткая игра. А твой организм еще вряд ли прошел необходимую реабилитацию. Подходи где-то через месяц, может даже меньше.

У Вити внутри будто что-то оборвалось. И это все? Вот так просто? Это несправедливо – он ведь полностью здоров! Неужели все, о чем он думал, что представлял – все это было зря?

– Владимир Петрович, со мной все в порядке! – отчаянно воскликнул он. – Не нужна никакая реабилитация! Хотите, прямо вот сейчас у медсестры возьму все необходимые справки? Я хочу начать сегодня, не могу я откладывать на условное завтра! Я обещаю быть предельно аккуратным, только не лишайте меня шанса выходить на поле!

Петрович с неподдельным интересом смотрел на Витю. Прокручивал в своей голове какие-то мысли. А Витя стоял, поняв, что он сейчас явно погорячился. Уж очень по-детски все это прозвучало. Неужели ему действительно настолько все это важно, что он чуть ли не опустился до истерики? Или просто обида? Такое могло произойти, к этому следовало быть готовым. Но почему именно с ним?

– Да¸ такому рвению даже Фролов бы позавидовал, – сделал вывод Петрович. – Ладно, считай это моим подарком на твое второе день рождения – можешь сегодня сыграть. Но во время двусторонней постоишь на воротах. От греха подальше.

– На воротах? – Витя отнесся к этой идее с очень большим скепсисом. Как-то он совершенно не думал о том, что возможен и такой вариант. Есть же Денис, да и в девятом классе тоже неплохой вратарь имеется.

– Ты чем-то недоволен? – переспросил физрук.

– Нет-нет, все прекрасно, – поспешно уточнил Витя, вспомнив поговорку про синицу и журавля.

– Ну, так какого ты тогда здесь еще? – слегка повысил голос Петрович. – Иди переодевайся!

Дважды повторять ему не пришлось. Отчаянно закивав, Витя пулей побежал в раздевалку и уже через пять минут был на свежем воздухе. Стоял солнечный зимний день. Подросток заметил, что сегодня много кто решил прогуляться. В том числе и Ларионова, которая, озираясь по сторонам, нырнула за угол школы, где была слепая зона для учителей, но зато непосредственно оттуда можно было вовремя заметить любого, кто решил бы пройти мимо. Там была неофициальная курилка – курили строго по одному, максимум – двое. Учителя так-то догадывались о неформальном назначении этой части территории, даже пытались как-то бороться одно время, но в итоге забили – не попадаются и ладно. Главное, чтоб не наглели.

Витя все еще терзал себя сомнениями – стоит ли сближаться с Ларионовой. Сейчас был очень подходящий момент для каких-то действий. Но вся эта немыслимая чехарда в голове явно не способствовала правильному вектору мышления. В таких ситуациях говорят – и хочется, и колется. Ради чего он затеял всю эту авантюру с футболом? Ради того, чтобы в теории достигнуть своей русой сероглазой цели. Но это все опять же теория. А практика сейчас только что подкурила сигарету. Ну и опять же вспоминая поговорку про синицу и журавля…

– Я ведь стал оборотнем, мифической бессмертной тварью, а все равно собираю синиц. А единственный журавль в моей жизни упорхнул в Лондон. Если где-то и материализовалось воплощение несправедливости, то это я, – пробормотал про себя Витя. – Ладно. Эй, Свет!

Та, конечно, видела его приближение. Витя вообще изначально думал, что она не станет дожидаться его общества. Но, на его удачу, Света явно никуда не торопилась.

– Да, чего тебе? – ответила она, явно не светясь приветствием.

– Слушай, я просто от Сереги слышал, как ты за меня переживала… Хотел, в общем, сказать спасибо. Мне приятно осознавать, что есть люди, которым я не безразличен.

Зайти издалека сейчас было самым оптимальным. Учитывая, сколько времени он ее в принципе динамил – говорить что-то в лоб было бы уже слишком нагло.

– Вить, все переживали, – холодно ответила она. – Я не больше и не меньше остальных.

– Что ж… Ладно, – протянул Витя. – Просто я должен был это сказать. Ладно, кури, я пойду, а то я тут решил в футбол попробовать поиграть, так что…

– Твою мать, я ведь тебя просила остаться, – неожиданно завелась она. – А ты что? Ушел в закат! Непонятно почему и зачем. Я уж молчу про то, что мне было неприятно из-за твоей грубости. Я просто все эти несколько часов, пока не знала – жив ты, нет, я все думала, что прояви я чуть больше настойчивости – с тобой бы ничего не случилось.

– Свет, ты ни в чем не виновата, это все… – начал было Витя.

– Да знаю я, в чем дело, не слепая, – в Светином голосе смешалась злоба и обида. – Я удивлена, что весь класс не заметил, как ты на Настю с Лешей пялился! Хренов герой-любовник! И, дай угадаю, ты вдруг решил, что после всего этого ты такой весь несчастный придешь, покусанный герой Белоомутска, а я тебя обниму и по головке поглажу? Типа, ну раз Цветаева мне не дала, то Ларионова уж наверняка? Все равно любит ведь, да еще и такая ситуация шикарная. Так ты думал, Соколов?

Витя лишь стоял и в шоковом состоянии хлопал глазами. Сказать ему было ровным счетом нечего.

– Знаешь, я готова была принять то, что ты втрескался в эту овцу, правда. Но использовать себя я не дам, прости. Можешь идти, играть в свой футбол. Из-за нее ведь записался, да?

Вите ничего не оставалось, как с гордостью принять поражение. Заслужил. Ларионова сейчас просто-напросто уничтожила его по фактам. Настроение, которое и так было ниже плинтуса, упало без какой-либо возможности выйти в состояние хотя бы нейтрального. Он не стал ничего отвечать Ларионовой, ибо все его слова выглядели бы сейчас как жалкие оправдания. В голове будто заиграли сольную партию кастаньеты, громкость которых постепенно увеличивали на мощных колонках. Цвета вокруг стали существенно ярче, а взгляд начал фокусироваться на вещах, которые, казалось, не имели никакого смысла – падение редких снежинок, голубь где-то вдали, какой-то парень, который почему-то приветственно машет рукой…