– Дверь плотнее закрывайте, тепло выходит, – добавил Роман и склонился над своей гитарой, которую как раз настраивал. Остальные парни приветственно покивали нам, я это расценила, как добрый знак и, не откладывая в долгий ящик, взяла быка за рога.

– Ребят… Рома… там, в школе, объявление, – сказала я, для достоверности потыкав большим пальцем правой руки себе за плечо. – Да, я помню, там написано, что кастинг в воскресенье, просто… в воскресенье очень неудобно. Никак.

Все сразу уставились на меня, точнее на нас. Тимба закашлялся, и я легонько ткнула его в бок локтем. Нашел время давиться.

– Я правильно прочитала, вам нужен солист? – спрашивала я у всех, но обращалась при этом к Ромычу. Потому что, вроде как, именно он был здесь за старшего. Директора, администратора и уж тем более продюсера школьному коллективу взять было негде, да и незачем. – Кстати, а что случилось с Костей?

Костя был предыдущим солистом "Амадеуса". Мне он никогда не нравился – в смысле, как певец, гундосый и писклявый. А внешне-то он был ничего, даже симпатичный, девчонки на школьных концертах млели и писали, по выражению моего брата, кипятком.

– Да что случилось? – буркнул Зуев. – Мы его съели.

Пацаны захмыкали. Я улыбнулась и кивнула, продемонстрировав, что тоже не лишена чувства юмора. Только Тимба обреченно вздохнул. Ромка посмотрел на него и поскреб подбородок. На лице его читалось сомнение.

– Миронов, – сказал он. – А ты че, запел у нас что ли? И давно?

Тимбины глаза, и без того не маленькие, стали в два раза больше.

– Я? Запел?

Он испуганно покосился в мою сторону. Боже, Тимба, мой бедный Тимба. Ромка подумал, что это он хочет стать солистом группы. Я чуть не расхохоталась в голос. Тимба -певец – это был бы тот ещё анекдот.

– Тима с мамочкой пришел, – сострил Макс Ломов, тот, который учился в одиннадцатом. "База" ответила ему одобрительным ржачем. Уши Тимбы запылали, и я поспешила на выручку своему другу, который, по-моему, уже находился на тот момент в предынфарктном состоянии. Но предварительно записала Ломова на подкорку головного мозга, в свой личный блокнот в графу "Обсудим позже". Это я-то "мамочка"? Погоди, Максюша, я тебе припомню.

– Рома, ну нет же! – выпалила я, – Это не он. Это я! Я запела. И хочу петь в "Амадеусе".

Смех сразу стих, и теперь парни пялились только на меня, Тимба перестал представлять для них интерес и выпал из поля зрения (чему, по-моему, несказанно обрадовался).

– Ты? – недоверчиво переспросил Зуев. – Ты хочешь петь в "Амадеусе"? В нашей группе?

То ли он не поверил своим ушам, то ли решил, что я прикалываюсь. И я, наверное, уже сейчас должна была с разбегу вылетать за дверь, если бы не тень старшего брата, незримо маячившая за моей спиной. Это был весомый аргумент. Тимба беспрестанно дергал меня за рукав, чем капец, как раздражал.

– Да хватит! – я вырвала у него руку и достаточно бесцеремонно пихнула в плечо. – Хватит меня трясти! Чего ты вообще за мной потащился, сидел бы дома! Да, я хочу петь в группе. Что в этом криминального, в конце концов? Я имею право!..

– Арина, хорош! – не выдержал второй Макс, Одинцов. Наш славный ударник, которого за глаза (конечно же, любя) мы часто звали "убийцей барабанных перепонок". – Что с тобой, ты с какого дуба вообще упала? Чё за концерт по заявкам радиослушателей? Нам нужен солист, понимаешь? Солист! Маль-чик.

Последнее слово Макс произнес по слогам, и в подтверждение своей правоты ткнул указательным пальцем в Тимбу. Тот вжался спиной в дверь с выражением лица, которое обычно я называла "Что я здесь делаю, где моя норка?", и я на всякий случай загородила его собой.

– Мальчик, девочка, – я пожала плечами. – Какая разница? Чем я вам не мальчик, …то есть, чем я хуже мальчика? Что за дурацкие предрассудки?

Ребята переглянулись между собой. Как пишут в старых дамских романах, вечер переставал быть томным.

– Издеваешься? – спросил Роман почти ласково. Я поняла, что таки сейчас выйду прогуляться на свежий воздух (и даже Саниного авторитета не хватит мне помочь), и в опережение конкретных боевых действий, завопила во всю глотку:

– Это дискриминация по половому признаку! Вы не имеете никакого права отказывать мне только из-за того, что я – не пацан!

Зуев замахал руками.

– Арина, не кипешуй. Какая дискриминация? В "Амадеусе" никогда в жизни не было девчонок. С чего вдруг именно сейчас мы должны менять устои? Какая муха тебя вообще укусила? Возомнила себя великой певицей… сходи в караоке, что ли, и успокойся. Всё, хватит! Согрелись? Тогда валите отсюда, нам надо репетировать.

Тимба без долгих уговоров начал просачиваться в дверь, и даже попытался утянуть меня за собой, но не тут-то было.

– Конечно, дискриминация, – отступать я не собиралась, вот уж фиг вам. – Значит, как на заводе вкалывать или в офисе, так женщины должны наравне с мужчинами, ещё и детей между делом роди и воспитай. А как петь в группе, так извините, "У нас только мальчики!" – передразнила я Романа. – А ты ведь даже послушать не захотел, может, я очень хорошо пою. Знаешь, кто ты, Зуев? Ты… ты самый настоящий… мизогинист!

В репетиционной вновь повисла тишина. Я слышала, как Тимба дышит над моим ухом, и пыталась угадать, о чем он сейчас думает. Гадать тут особо было и нечего – наверняка друг размышлял над тем, когда я успела окончательно сбрендить, хотя каждый раз казалось, что "окончательнее" дальше уже и некуда. Парни продолжали переглядываться, словно пытаясь понять, оскорбила я Ромку совсем неприличным словом, или же ничего, сойдет. У Зуева меж тем от подобной борзости просто отпала челюсть.

– Чё? – переспросил он тихо. – Кто? Кто я?

– Мизогинист, – повторила я, злорадно чеканя каждый слог.

– Человек, страдающий мизогинией, – отмер Тимба за моей спиной. – То есть ненавистью, неприязненными ощущениями либо просто предубеждениями по отношению к женщине.

– Во-во, – поддакнула я. – Предубеждениями. Типа баба на корабле – к несчастью. Зуев, ты в двадцать первом веке живешь, а всё ещё мыслишь доисторическими категориями. Завязывай, по-хорошему прошу!

– Чи-во?

Кажется, я всё же перегнула палку. Роман не выдержал и приподнял свой зад со стула. До апокалипсиса оставалось секунд пятнадцать, примерно столько же и у нас с Тимбой на то, чтобы успеть сбежать.

– Это кто тут у нас страдающий? Это чем я там мыслю? Ребятки, вы совсем берега попутали? Да я вас сейчас…

Зуев сделал шаг в нашу сторону. Я его не боялась, конечно, ну, разве что чуть-чуть. Ромка здоровый лось, но ведь на самом деле он же не станет со мной драться?

И тем более, с Тимбой. Его бить – это вообще кощунство.

Хотя на то, чтобы вытолкать непрошенных гостей взашей из помещения Зуева хватило бы вполне. Но тут, как обычно, откуда не ждали, подоспела помощь – в лице хилого и тощего, как Смерть, клавишника Дэна Петрова.

– А я думал, те, ну, то есть эти, которые женщин не любят, называются геи, – сказал он задумчиво, вроде как не кому-то, а самому себе. И "база" взорвалась.

Каким чудом от этого взрыва потолок не рухнул на наши же головы, я до сих пор удивляюсь. Ржали все, как в последний раз – оба Макса, сам Денис, даже Тимба заулыбался. И только мы с Зуевым не смеялись, а буравили друг друга взглядами. Ромыч не выдержал первым.

– Хватит меня гипнотизировать, Арина! Думаешь, если Саня мой друг, так и тебе всё можно? Я не возьму тебя, и это окончательный ответ. Миронов! – сходу переключился он на Тимбу. – Ты чё зенки вылупил? Похоже, что на мне выросли розы? Купи своей девушке микрофон на батарейках и диск с караоке, пусть напоётся, и отвянет от меня, наконец. Заодно расскажешь ей, чем мальчик отличается от девочки, раз она до сих пор не в курсе.

Тимба вздрогнул и весь напрягся, как натянутая гитарная струна. На его бледных скулах заиграли алые пятна румянца. Бедный Тимба вечно огребал из-за меня от парней, но никогда не жаловался и всё сносил со стоическим смирением. Хотя я достаточно рано поняла, что чаще всего ребята подкалывали его из банальной зависти. Ну, конечно, ведь дружить со мной мечтали все мальчишки, а я дружила с Тимбой, и никто не понимал, какого, собственно, фига.