– Я должен был вовремя поменять колёса.

– Не вини себя Федь.

Воспоминания были больно обжигающими, и он закрыл альбом, чтобы перевести дух и отвлечься.

Четверо детей… И только одна внучка. Наказание какое-то…

– Папа, вы с мамой дали нам жизнь, мы решим сами как её прожить.

– Зои, ну разве можно прожить вот так, без детей?

– Можно папа. Можно и нужно!

– Да разве ж это жизнь, – сетовал старик. – разве ж так можно?

– А нужно прожить как вы с мамой? Всю жизнь пелёнки, распашонки, и ни дня солнечного света? – вмешался в разговор Александр.

– Сашенька, мы жили для вас!

– Ну пап, а мы с Костей и Сашкой, хотим прожить для себя. Для себя!

– Это же эгоистично!

– Эгоистично быть рабом своих собственных детей.

– Ну почему рабом? – недоумевал Фёдор.

– Ну потому что вы с мамой так прожили! Вся ваша жизнь была нацелена только на то, чтоб поднять нас. Возьми для примера институт Ванькин. Да за оплату одного года обучения, ты бы мог жить неделю на берегу океана в Австралии, и попивать махито. – Саша был непреклонен.

– Ага… или репетиторов Зойкиных. – Костя засмеялся. – Да за год набегало оплаты на самый лучший курорт Италии.

Дети были холодны к мольбам старика. Сегодня им было уже по шестьдесят и пятьдесят лет, жизнь прошла, и конечно же думать о детях они не собирались. Но тогда… двадцать… тридцать лет назад. К сожалению, их было не переубедить… Каким-то чудом, в свои сорок два года Ванька таки женился. Ещё большим чудом, было рождение Варюши.

Дед Фёдор погладил спящую девочку по белёсым кудряшкам, поправил медвежью шкуру и подкинул пару поленьев в камин.

Его вина, что так получилось с Мариной.

Дед снова почувствовал, как потекли непрошенные слезинки. Как же одиноко ему тут было, но и к детям никак не получалось уехать… Ну куда ему в свои восемьдесят два года по самолётам да странам кататься… сердце слабое, ноги немощны, спина перетружена.

Вокруг него сейчас привычная тайга. Стакан с водой всегда есть на столике перед кроватью. Вот и рожал всех, воспитывал, был рабом, а воду сам себе носит. Может есть правда в словах детей? Ну что он видел? Да ничегошеньки. Дом, работа, дети… итак по кругу.

Вот и прошла размеренная жизнь. Он посмотрел в окно и перевернул ещё одну страничку в альбоме…

В Коста-Рике, Каталина собирала обрывки цветов, поднимая с пола балконной оранжереи остатки драгоценной бугенвилии, она поражалась маленьким двуцветным бутончикам.

Где-то в Тихом океане, трое учёных, разливали саке по маленьким стопочкам, чтобы отпраздновать находку, а в глухой тайге Карелии, дед Фёдор придумывал, чем бы занять маленькую Варюшу завтра с утра.

Следуя за восходом Солнца, первой под удар солнечного ветра, попала семья из Коста-Рики.

Домывая пол в оранжерее, Кати неустанно думала о линии своей судьбы. Она ушла в тридцать восемь лет с высокооплачиваемой и любимой работы в рекламном центре, ради мамы… ухаживать за ней… бросить все силы на создание вокруг неё информационного кокона, чтобы ничем не травмировать, чтобы ничего не тронуло её покоя.

Предложение оформить маму в дом престарелых на дожитие с медицинским уходом, они с Виктором отвергли сразу. Мама у Кати одна, и она положила всю свою жизнь на воспитание и обучение единственной дочери, разве можно было предать Эмили, и засунуть в бездушное, чужое заведение.

«Виктор…» – Кати вздохнула и улыбнулась, чувствуя, как волна благодарности и любви прокатилась по её воспоминаниям. Тогда, двадцать четыре года назад, сидя с ребёнком в автобусе, и двигаясь в никуда, она мечтала об одном… просто раствориться в толпе людей. Возвращаться к матери, с внепланово рождённым сыном, ей было до слёз стыдно… что она могла ей сказать… «Ох, мамочка, так получилось?»… Ведь мать продала всё что было, дом, автомобиль, набрала кредитов, но оплатила обучение Кати в самом престижном университете… и вот, на второй год обучения… такая неприятность. Что делать, как быть дальше, юная восемнадцатилетняя девушка с младенцем на руках, не знала.

Виктор же тогда был обычным туристом и просто наслаждался видами Сан Хосе.

Девушка с младенцем, которая непрерывно смотрела в одну и ту же точку, заинтересовала его. Он не знал, чем именно… своей неземной печалью в глазах, своей красотой, чёрными глазами или столь же чёрными волосами.

«Как водоворот чёрных дыр Вселенной…», он смотрел не отрываясь, немного даже боясь, что, если моргнёт, она исчезнет, пропадёт из его жизни, или того хуже… превратится в мираж.

– Вам помочь с малышом? – он решился на приближение к прекрасной незнакомке.

– А? Что? – Кати не сразу поняла, что молодой человек пытается у неё спросить.

– Вам помочь? У вас нет коляски, а бутуз на ваших руках, очень упитанный. Я могу помочь вам, донести его до дома.

– Спасибо. – пробормотала Кати, и с лёгкостью передала чужому человеку своего сына. – Мне некуда идти. Нет у меня дома.

– Ну, вы же куда-то едете.

– Никуда не еду.

– Хорошо. Вы едете в никуда… а откуда вы едете в никуда?

– С камбуза.

– Вы учитесь в университете Сан Хосе?

– Училась.

Мужчине приходилось вытягивать из девушки слово за словом:

– Меня зовут Виктор.

– Каталина.

– Очень приятно Кати. Вы закончили учиться?

– Я ушла.

– Куда?

– В никуда.

Виктор тряхнул головой, пытаясь осознать, может ему не хватает знаний испанского языка, или она его не понимает.

До уточнения направления «в никуда» он забрал девушку к себе в номер, доплатив строгим охранникам за молчание. Через три дня, когда его отпуск подходил к концу, всё что удалось ему дополнительно узнать, так это то, что в Лимоне у Кати живёт мама, а камбуз университета, из которого она уехала, располагался в Сан-Хосе.

И всё.

Всё!!!

Он был шокирован, но в то же время отлично понимал, что в жизни Кати всё не так просто.

Сняв квартиру в Сан Хосе, он поселил туда Каталину, Энеко и няню для Энеко. Учиться стало возможно, и маме можно было пока ничего не говорить.

Спустя два года, когда Кати защитила диплом, а Виктор закончил магистрат на биолога, они поженились, и встреча с мамой была не так страшна.

Эмили конечно долго бухтела и ругала их, понимая, что внук не мог за пару месяцев родиться, научится кушать, ходить и проказничать, но… диплом на столе, муж Кати за обеденным столом, а Энеко под столом доедал кошачий корм наперегонки с котом.

– Хватит грустить. – Кати очнулась от воспоминаний, улыбнулась, и услышала с улицы крики женщин и визги детей.

– Оооох, маму разбудят… – она поспешила в спальню, и лишь убедившись, что старушка спит сном младенца, собралась выйти обратно, но увидев, что плети бугенвилии, сорванные мамой для веника, обречённо валяются на её одеяле, решила попытаться спасти и их.

Аккуратно собрав самые жизнеспособные части, Кати закрыла окно у неё в комнате и тихонько пошла к обратно в оранжерею.

Открыв балконную дверь, она замерла.

Оранжереи не было.

Совсем.

В нескольких сантиметрах снаружи двери, начиналась огромная серая стена, огромного серого поезда, в одном из проёмов которого, серо-фиолетовая девушка в странном покрывале, тоже стояла с открытой дверью и удивлённо смотрела на Кати.

И всё бы ничего… если бы Кати жила не на восьмом этаже городского многоэтажного дома.

– Добрый день. – на автомате произнесла она.

Девушка с поезда недоумённо моргала.

– Вы говорите по-испански?

Моргание усилилось и добавилась настороженность.

– Добрый день. – Кати поняла, что, наверное, уже пора прекращать здороваться. – Я сейчас позвоню Виктору, у них на работе есть переводчик на английский и даже французский!

Лихорадочно, дрожащими пальцами набирая номер мужа, Каталина не спускала глаз с новой соседки. Телефон молчал.

Девушка в поезде закрыла свою дверь, и тоже стала что-то где-то нажимать.