Он разгорячился и вдруг заявил:

– Брат Мануэль, когда-нибудь думали насчет того, чтобы нам самим выбрать своего Вертухая?

Я ответил, мол, не выйдет. Вертухая ставит Глав-луна, и впредь она же ставить будет. Он спросил, а за каким нам вообще Главлуна? Я в ответ спросил, кто ему этим голову забивает. Он ответил, что никто, что просто сам подумал и всё. Мол, что, у нас нет права думать?

Добрался я до дому и в темпе спросил у Майка, есть ли у парня партийная кличка и какая. С самим Слимом говорить в откровенку было бы против правил безопасности.

Третьего мая 2076 разом взяли семьдесят мужиков по имени Саймон, допросили и отпустили. В газетах ни слова. Но слух разошелся. У нас уже было девять этажей в сетке, а двенадцать тысяч народу способны распространить новость с такой быстротой, что сам себе не поверишь. Мы давили на то, что одному из этих «опасных Саймонов» оказалось всего четыре года. Это был свист, но сработало.

Стю Ла Жуа пробыл у нас весь февраль и весь март и вернулся на Терру только в начале апреля. Продлевал билет сперва на один борт, потом на другой. Когда я начинал объяснять, что он уже на неощутимой грани необратимых физиологических изменений, он только улыбался и отвечал, чтобы я не беспокоился. Но оформил доступ на центрифугу.

Он даже в апреле не хотел уезжать. Все мои жены и Ваечка расцеловались с ним на прощанье, слезу пустили, а он уверял каждую, что вернется. Но застрял там, поскольку взялся за дело. К тому времени он уже был член партии.

В решении завербовать Стю я участия не принял. Из суеверия. Ваечка, проф и Майк единогласно решили рискнуть. Их решение я одобрил с радостью.

Мы все участвовали, все обхаживали Стю Ла Жуа: и я, и проф, и Ваечка, и Мама. Даже Сидра с Ленорой, даже Людмила, вся наша детвора, Ганс, Али и Фрэнк, поскольку он очень увлекся прежде всего жизнью семейства Дэвисов. На пользу шло, что Ленора была первая красавица на весь Эл-сити, не в обиду будь сказано для Милы, Ваечки, Анны и Сидры. На пользу шло и то, что сам Стю грудного младенца очаровать был способен. Мама за ним ухаживала, Ганс показал ему нашу гидропонику, и Стю весь в грязи и в поту шлепал по туннелям с нашими ребятами. Пруды спускал, где мы на китайский манер карпов выкармливали. На пасеке пчелы его покусали. Научился с гермоскафами управляться и ходил со мной на поверхность солнечные батареи регулировать. Помог Анне борова прирезать, поучился кожу вымачивать. С Дедом сидел, уважил его наивные замечания насчет Терры. С Милой тарелки мыл, чего мужики у нас в доме никогда не делали. Муку молоть научился и с Мамой кулинарными секретами обменялся.

Я познакомил его с профом, и тот взялся его прощупывать по политической части. Не насторожился Стю (а то мы на попятный пошли бы), когда проф познакомил его с «Адамом Селеной», дал по телефону с ним побеседовать, поскольку-де «он сейчас в Гонконге». Ко времени, когда Стю к нам присоединился, мы перестали темнить и сказали ему, что Адам – наш председатель, личная встреча с которым нежелательна в целях обеспечить безопасность.

Но преуспела в основном Ваечка, и это с ее подачи проф карты открыл и поставил Стю в известность, что мы готовим революцию. Без неожиданностей. Стю был к этому готов и ждал, чтобы мы ему доверились.

Говорят, милый вид семерых уговорит. Не в курсе, чтобы Ваечка нажимала на Стю чем-нибудь кроме аргументов. Не в моих правилах в это соваться. Но меня в это дело вовлекла больше Ваечка, а не профовы теории и Майкова цифирь. Если она применила к Стю более сильные методы – ну что ж, она не первая в истории, кто так поступал во имя своей страны.

Стю уехал на Эрзлю с особой кодовой книжкой. Я насчет шифров и кодов не знаток, тяну в тех пределах, что наладчику ЭВМ преподают по курсу теории информации. Шифр – это математическая формула, по которой один знак преобразуется в другой, простейший шифр – это когда одну букву алфавита другой заменяют.

Но бывают шифры жутко хитроумные, особенно когда шифруют с помощью компьютера. А слабое место у них одно: соблюдение формулы. Какую бы формулу компьютер ни выдумал, другой компьютер так или иначе ее нащупает.

У кодов этой спотычки нет. Предположим, в кодовой книге значится слово «ЧУШЬ». Что оно значит? Может, «тетя Минни будет дома в четверг», а может, 3, 1415926…

Значение можно приписать любое, и никакой компьютер не разберется с этим делом просто так, по сочетаниям знаков. Ему нужно солидное множество таких сочетаний, плюс хорошая теория смысловых значений, плюс солидное время, потому что смысловые значения – тоже штука не случайная, а закономерная. Но это особая проблема, причем достаточно сложная.

Коды мы подобрали по самой общепринятой в торговом деле кодовой книге, которая используется что на Терре, что на Луне при связи по телеграфу. Но приспособили на свой лад. Проф с Майком часами обсуждали, что за информация может понадобиться партии от агента на Терре и какую надо будет сообщить ему. Потом Майк все эти сведения упорядочил и выдал целый список новых значений для обычных кодовых словосочетаний. Только у торгашей такое сочетание могло означать «покупайте впрок таиландский рис», а у нас значило «спасайся кто может, нас засекли». Или еще что-нибудь, да практически всё что угодно, если в код вставлять вперемешку шифрованные сигналы для передачи всего, что понадобится, но чего заранее предусмотреть нельзя.

Однажды ночью Майк распечатал новый код в типографии «Лун-Правды», ночной дежурный редактор передал распечатку другому камраду, а тот сделал микрофильмик и передал по цепочке, где уже никто не знал, что за вещь и к чему. Цепочка кончилась в сумке у Стю. Шмонали при выезде будь здоров, причем злющие каратели, но Стю заверил, что всё будет тип-топ. Может, он проглотил пленочку, откуда мне знать?

И с этого времени кое-какие депеши компании «Лу-Но-Гон» на Терру предназначались Стю через нашего лондонского брокера.

Отчасти они касались финансов. Партия шла на большие затраты на Эрзле. «Лу-Но-Гон» переводила туда большие суммы (не все краденые, кое-что шло и от удачных операций). Но расходы росли и росли, и Стю уполномочили играть на бирже с учетом того, что он знает наши планы. Он, проф и Майк часами обсуждали, какие акции пойдут вверх, а какие покатятся вниз после того, как пробьет der Tag[16]. Это было по части профа. Из меня игрок в эти дела никакой.

Но гроши нужны были куда как до того, как пробьет der Tag, на создание благоприятного общественного мнения. Нам нужна была известность, нужны были депутаты и сенаторы в Организации Федеративных наций, нужна была нация, чтобы признала нас, причем желательно побыстрее после der Tag, и нужен был неискушенный народ, способный убедительно вякнуть корешам в пивнушке, мол, а не-ужто на той куче камней есть что-нибудь эдакое, ради чего стоило бы рисковать жизнью хоть одного солдата? Мол, да пусть они идут своим путем, причем в одно место!

Гроши на рекламу, гроши на взятки, гроши на подставные организации, гроши на проникновение в уважаемые. Гроши на анализ экономики Луны (Стю увез с собой ворох цифири) сначала по науке, а потом в популярных изданиях. Гроши на то, чтобы убедить МИД хоть одной крупной нации, что Свободная Луна – это ей выгодно. Гроши на то, чтобы продать идею лун-туризма какому-нибудь крупному картелю…

Короче, до дура грошей! Стю предложил всё свое состояние, и проф не возразил. Мол, кому кошель, тому и любовь. Но этого было слишком мало, а дел всё равно было невпроворот. Я не был уверен, справится ли Стю хоть с их десятой частью. Просто палец за него держал. И хоть какой-то канал на Терру, но у нас появился. Проф объявлял, что если не просто кулаками махать, а с умом, то связи во вражеском лагере – существенная штука. При том, что он был пацифист и вегетарианец, он в первую голову был «рационал». То еще мировоззрение!

И как только Стю отбыл на Эрзлю, Майк переоценил наш шанс как один из тринадцати. Я возник, мол, какого черта? Он терпеливо объяснил: