Однажды Жиль всё же решил заглянуть в клинику тайком, с букетом, но Этьен почему-то трубку не взял. Пришлось звонить Лулу. Та взволновано ответила, что Этьен в больнице, что Пия в порядке и приезжать не требуется.

Положив трубку, растерянный Жиль не понимал: в своей или какой другой больнице друг, но сердце было не на месте. Походил он из угла в угол до вечера, а там позвонил сам Этьен.

Радостно он сообщил, что взял на работе отгул, чтобы обмывать рождение крестника или крестницы; предложил вскоре встретиться в любом баре, на выбор папаши, и проставиться по полной. Взбодрённый Жиль, конечно, согласился, но повесив трубку, снова испытал смешанные чувства: про здоровье приятеля ведь и не спросил. Хотя… если тот так живо трепался, значит, всё действительно было не плохо.

На работе Жиль решил отметить попозже, когда уж точно нечто кричащее будет содрогать стены его тихой квартирки, а вот сам процесс рождения заочно сопровождать он собирался только с Этьеном.

Пия заметила, что сегодня вокруг неё не переставал роиться медперсонал. Через окно она увидела, что её лечащий врач раздавал многочисленные распоряжения, а сам делал вид, будто ничего и не происходило или это он о погоде разглагольствовал с помощниками (остального роженица не разобрала).

Пия не раз подсылала мать разузнать что да как, но та возвращалась ни с чем, точнее не поняв ни слова. Самое страшное было, когда к окну её палаты подошёл главврач и, глядя в какие-то анализы, долго что-то выяснял с её лечащим. Вечером к ней наконец зашла Лулу, и взволнованная девушка не выдержала:

– Слава богу! Почему тебя не было весь день? Я уже не знала, чего и думать!

– А что такое? Будущая мама забыла, что малышу не нравятся тревоги и что врач их строго запретил? Особенно перед родами.

– А что? Уже?!

– Всё решается. Главное успокойся, дорогая. Если что – звони в любое время. Да хоть ночью. Когда-то я тоже нервничала, и меня успокаивали, а я всё тряслась и тряслась – ну и зря. Клод – крепышом вылез. Кабо – врач от бога, зуб даю. Ну… я пошла?

– А-а! Ты что? Всё?!.. – по-совиному разинула глаза Пия.

– Всё. Смена моя закончилась.

– А… а рожать?!

Медсестра улыбнулась:

– Я уже отрожала четыре года назад. Вот домой и спешу к Клоду. И у тебя получится. А докторам я не ассистирую – этим занимаются другие.

– Это конец… – покачала головой Пия.

– Это начало, начало твоей полноценной семьи, дурочка, – счастья твоего. И вообще я зря тебя волновать зашла, но не могла ж не попрощаться. К тебе попозже зайдёт Феликс Кабо.

– Это конец, – обречённо повторила несговорчивая девушка. – Кто знал, что мой конец окажется французским и будет носить имя Феликс Кабо… Ка-бо… Лулу, а кто это?

– Главный врач больницы.

– Ого! Какие связи у вас с Этьеном!

– Да нет, ты что! Связями как раз-то мы пока с Этьеном не обзавелись. Стажу бы посерьёзнее. Но у твоего мужа уж больно красивые вещицы получаются, – подмигнула рыжая. – Просто там анализы не простые… Ой мамочки! совсем заговорилась я, ну всё, a trе́s bientot![17] – Бегло взглянула она на наручные часы, поцеловала Пию и поспешила за дверь.

– Ага… bientot, bientot, – задумчивым эхом отозвалась Пия.

Затем она обеспокоенно поёжилась, ведь никаких наручных часов у Лулу не было.

Жиль не находил себе места: то ли пятница неожиданно настала, то ли что ещё. Да к тому же Нильда проговорилась, что уже к следующей неделе любимый зятёк небось станет папой, и потому он нервно нажимал «вызов» на мобильнике, ждал десять гудков и с силой душил красную кнопку – Этьен снова не брал. «Чтоб тебя!» – оскорблял он телефон, и тот в ответ нечаянно включал дозвон до какого-нибудь вредного клиента.

«Съев» половину своих губ, Ивон стоял на своём маленьком балкончике с коваными перилами и смотрел в одну точку, куда именно и сам не зная. Ох уж эти маленькие французские балкончики – и одному места мало, а как же вдвоём насладиться вечерней панорамой? Всё та же тяга к личному пространству или, наоборот, это рассчитано на крепкую обнимку? Хм… тайна, покрытая мраком. Простите – флёром.

Жиль так глубоко погрузился в себя, что, поди, уже вышел из тела, и в астральной пижаме в горошек почти добрался автостопом до Албании, чтобы спросить, где это… – как тут в руках взорвался телефон!

Ну, по крайней мере ему так показалось, ведь он как ошпаренный дёрнулся в сторону и чуть не повалил плошку с любимым, мать его, цветком Нильды.

Ан нет. Присмотрелся – это просто зажужжал абонент «Жульен Сванье́». Жаль, но местоположение Албании осталось не раскрытым.

Жиль молниеносно ответил:

– Да где ж тебя черти носили! Я весь вечер трезвоню!

– День добрый, мсье Фисьюре, – так вежливо и с акцентом послышалось в трубке, что Ивон испугался и перепроверил номер. Верно – это был Этьен.

Меж тем вежливый голос продолжал:

– Вас беспокоит цыганский табор. Просим сло́ва.

– А-а! Синоптики проклятые, – успокоился Жиль, – знаю-знаю, наслышан о ваших прогнозах. Говорите, пожалуйста, не терпи́те.

– Просим прощения, но мы не очень понимать: это комплимент или шалость? Эти ваши «свиноптики» высоко ценятся?

– Ну… у мусульман не очень. А в чём, собственно, дело?

– Да вот в чём, – перешли «цыгане» на привычный Жилю тембр, – мне Лулу рассказала, что ты уже совсем… того!

– Чего того?

– Ну, как сказать… уже не мальчик.

– Ясное дело. А она откуда узнала?

– От главврача. Да все уже в курсе!

– Господи, да говори уже – сил нет!

Этьен вскрыл карты:

– Будь по твоему, раб мой. А сын мой или дочь мой уже вовсю планирует раскрытие шейки матки! Принимай дорогих гостей, дружище! Нет смысла больше что-либо соображать! Пока невестка моя не родит, я тебя в косые лапы трезвости не отдам – все деньги барменам отдам, а тебя не отдам!

– Невестка?

– Я ж тебе как брат, брат. Да?

– Конечно, брат.

– Ну вот и славненько! Сегодня начинаем обмывать!

– Ого! Всё, значит…

– Да, всё!.. А что всё-то? Напугался? Так я тебя приглашаю на бешеную карусель побороться со страхом: или он тебя, или упьёмся в смерть! Щас вышлю данные о местоположении, а то ты потом забудешь, куда такси вызывать. Да и имя своё. Уже через час буду звать тебя Ибрахим, а тебе и подвоха не будет; ты и паспорт выкинешь – подумаешь: чужой. Да и что там видно-то – в запотелых очках!

– Ладно, – первый раз за день улыбнулся Жиль, – высылай. А потом прищурил глаз, прикидывая: брать паспорт или нет…

Страшно было и Пие. Но, как говорится, накрашенных волков бояться – кофе в Булонском лесу не пить.

В окошке снова маячил главврач и лечащий, но почему-то никто из них не заходил. Пия покрепче схватила Нильду за руку и решила ускорить процесс:

– Мсье Кабо! Вы ко мне? Заходите.

Это подействовало. Кабо махнул на второго и наконец вошёл. Главврач – он и на острове Пасхи главврач: внушительные манеры, поставленный голос, ну и борода с седыми прожилками. Пошелестел, пошелестел он бумагами, вздохнул некстати и уставился на не выпускавшую руку дочери Нильду, которая укололась о взгляд Феликса и обеспокоенно отдёрнулась; потом тоже вздохнула и облокотилась на спинку кровати. От всеобщих вздохов у Пии закружилась голова, и она уже была готова кого-нибудь придушить, но тут Кабо успокаивающе погладил её освободившуюся ладонь и решительно заговорил:

– Сеньорита Фисьюре, есть некоторые тонкости, о которых я не могу вас не проинформировать. Необходимо кое-что подписать, послушать меня внимательно, потом поговорить с мамой, мужем и…

– Отстаньте! – вмешалась Нильда. – Я не успеваю. Нужно пояснить сюда, – сеньора показала пальцем себе в грудь.

– Вместо «отстаньте» она хотела сказать «не торопитесь», – извинилась за французский матери Пия и шикнула в её сторону: – Мама, потом! Я сама тебе всё растолкую… как ты и просила – «сюда»! – Туда же, в испанское декольте, указала девушка. – А пока дай поговорить с мсье Кабо.