Лекс глотнул пекучую жидкость, громко стукнул пустым стаканом о стойку и проводил взглядом Тедди. В баре царил полумрак, играла тихая музыка, но это все равно не скрадывало резкие звуки: скрип стульев, глухой кашель и громкие голоса. За окном еще не успело полностью стемнеть, но клиентов уже было достаточно, чтобы заполнить помещение как минимум на треть.

– Еще! Двойную порцию, – настойчиво попросил он.

Тедди не сразу подошел, взглянул на ряды столиков за его спиной, выискивая Лероя и словно спрашивая разрешения. Лексу это не понравилось, как и его нарочитая медлительность. Он знал, что на крючке, но еще безнадежно сопротивлялся. Ему не хотелось, чтобы на все, даже на его трезвость, влиял Лерой Хадсон, будь он проклят!

– Разве это сложно, налить мне еще, Тед? – зацепил его взглядом Лекс и показал пустой стакан.

Тедди подошел, навалился локтями на стойку и посмотрел ему в глаза. В грустной полуулыбке мелькнули острые зубки, но он быстро их спрятал. Как и все вампиры, он немного тушевался перед оборотнем.

– Я больше не могу наливать тебе. Прости, дружище.

Даже со спины Лекс почувствовал холод от пронизывающего взгляда Лероя, но не обернулся. Не имело смысла затевать еще одну схватку между рядовым членом и главой их крошечного сообщества. Лекс и так последнее время нарывался изо всех сил, но Лерой реагировал на него как на расшалившегося ребенка, не воспринимая всерьез.

Именно поэтому Лекс решил мягко попросить Тедди:

– У меня есть деньги и законный возраст, чтобы просить еще, – с нажимом выделил он, чувствуя, как чешутся десны и колет кончики пальцев. – Я не пойду домой, так что оторвись от своих дел и налей мне.

Тедди нахмурился, облизнул нижнюю губу, явно намереваясь в очередной раз отказать, но не успел. На плечо Лексу легла тяжелая рука, и он услышал знакомый голос:

– Тише, парень. Не стоит обижать Тедди из-за такого пустяка.

Это был Хилли. Здоровяк Хилли, которого Лекс знал уже много лет, с тех пор как они с Питером приехали в этот город после смерти матери. Глядя на Хилли, Лекс невольно вспоминал, что было раньше, до того, как он оказался в этом городе под пятой Хадсона. Спустя почти восемь лет та, другая его жизнь казалась уже ненастоящей и размытой, как и все, что остается в детстве, но Лекс не забывал о том, что он гость в Бангоре, а не уроженец. И его тянуло прочь с невероятной силой, словно после смерти тетки спали оковы, которые сдерживали его.

Он и его брат Питер почти все свое детство провели в Нью-Йорке с матерью. Ее подкосил сердечный приступ прямо на работе в дешевом кафе, где она служила официанткой. Питеру повезло, что ему уже исполнилось восемнадцать и он смог забрать брата. В их квартиру почти в тот же день нагрянули двое из социальной службы, в форменных куртках и с картонными улыбками на губах, вынюхивали, задавали вопросы, шныряли по углам, как крысы. Питер взял опеку над тринадцатилетним братом на себя и перевез его из Нью-Йорка в Бангор к тетке. Через два штата, почти без вещей, денег и какой-либо поддержки.

Питер спрятал его ото всех и защитил.

Только спустя два года Лекс понял, от чего они убегали. В больших, экономически развитых штатах неофициальное присутствие других рас было категорически запрещено, вплоть до ордеров об уничтожении, которые выписывали с поразительной легкостью. Лексу повезло, что его природа еще не дала о себе знать на тот момент.

Ему едва исполнилось пятнадцать, когда он впервые узнал об оборотнях. В тот день Хилли посадил его в свой пикап и повез за город. Лекс в очередной раз беспричинно затеял драку в школе и был отстранен от занятий на три недели. Он думал, что Хилли хочет устроить ему трепку и выбить всю дурь, чтобы тетушка не нервничала лишний раз, но дело было в другом. Хилли понимал как никто, что именно с ним происходит и что толкает Лекса на агрессию по отношению к другим ученикам.

Зверь, которому уже давно было пора на свободу и которого Лекс неосознанно подавлял, – бунтовал. Хотя обычно молодые оборотни знают о своей сути чуть не с пеленок и ждут перехода с радостью, но только не Лекс – для него все произошедшее было в новинку.

В тот день он и Хилли остановились у самой опушки, вдали от главной дороги, и именно там все изменилось, стало другим – его злость и перепады настроения испарились. Он почувствовал лес каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом, каждым соприкосновением с влажной после дождя землей, зеленью листвы, пробирающей до костей сыростью дикой природы. Его зверь наконец смог найти внутри него удобную нишу и затем выбраться наружу, оставляя отметину на его шее.

Только поэтому он не мог сказать Хилли, чтобы тот катился ко всем чертям и прихватил с собой Лероя. Исключительно из уважения и благодарности за все, что Хилли для него сделал.

Лекс воспринимал Хилли как отца, которого у него никогда не было, ну и не последнюю роль играло то, что Хилли смахивал на миниатюрную копию Пола Баньяна и его пудовый кулак все еще работал на славу. На шее Хилли красовался медведь, и хоть Лекс никогда не видел его полной животной формы, этого было достаточно, чтобы не лезть в драку с более сильным оборотнем.

– Я закажу тебе кофе, Лекс, а потом ты пойдешь со мной домой, – сообщил Хилли в приказной форме, и Тедди понятливо кивнул.

Лекс вздрогнул от одного звучания слова «дом». Это напомнило ему, что теперь там нет того единственного человека, которому он был дорог и которым дорожил сам. Была ли маленькая квартирка над травяной лавкой ему домом после смерти тети Сары? Он не мог и часа провести там, а когда приходил и падал в кровать, чаще пьяный, чем в сознании, наутро вскакивал перед рассветом с жутким ощущением пустоты и какой-то внутренней тревоги.

– Я не хочу. Только не туда, – еле слышно сказал Лекс.

Хилли посмотрел на гладкую полированную стойку, а затем в ту сторону, где стоял Тедди у кофе-машины. Донеслось тихое шипение, а затем запах свежемолотых зерен окутал, словно одеяло, отрезая все остальные запахи.

– Я знаю, малыш, – с ноткой сожаления ответил Хилли. – Но я не открою тебе секрет, если скажу, что Лерой недоволен тем, как ты себя ведешь. Он уважал Сару и по-своему заботится о тебе. Ее нет, но жизнь не стоит на месте, прекрати вести себя так, словно каждый день – это похороны.

Лекс ответил ему тяжелым взглядом, зная, что в таком состоянии не вполне контролирует свои инстинкты.

– Легко говорить, имея семью. Сара была моей семьей. Она и Питер. Теперь у меня нет ничего.

– У тебя есть семья. Мы переживаем за тебя, Лекс, и чем быстрее ты вернешься к нормальной жизни, тем лучше. Хватит бунтовать, тебе давно не пятнадцать, а я уже слишком стар для того, чтобы задать тебе трепку.

– Называешь нормальной жизнью кривлянье перед остальными? – холодно спросил Лекс. – То, что нам приходиться скрываться и прятать голову в песок, как чертовым страусам? Тебе разве нравится такая жизнь?

Хилли пожал плечами, и показалось, что туго натянутая материя его куртки треснет, не выдерживая такую гору плоти под собой.

– Ты еще слишком молод, малыш, и не понимаешь, о чем говоришь.

– Я хочу уйти, – сообщил Лекс. – Мне скоро будет двадцать три, и я могу отвечать за себя. Я хочу поискать Питера, хочу попробовать узнать, что стало с отцом, и я хочу увидеть мир за пределами этих лесов.

– Малыш… – повторил Хилли, словно не мог найти более подходящего ответа.

– Хватит звать меня малышом, – рыкнул Лекс.

– Тогда не поступай, как ребенок. Не веди себя глупо и необдуманно, возьми свою жизнь в руки, Лекс. Может, через пару лет…

Хилли не смотрел ему в глаза, когда произносил эту ложь. Но Лекс и так все прекрасно понял, еще в первый раз, когда Лерой запретил ему вернуться в Нью-Йорк и поискать отца или хотя бы тех, кто мог его знать. Без разрешения он не имел возможности официально въехать на территорию другого штата, по крайней мере один, без сопровождения.