Запись в блокноте Стольникова.

УПАКОВАННОЕ ВРЕМЯ

Выпить водки на перроне на прощание,

закурить по сигарете на дорожку…

Ах, какие раньше были расставания —

потихоньку, полегоньку, понемножку.

Даже если чересчур, то с пониманием

относилась проводница к процедуре:

«Вы, товарищ, прекращайте пререкания.

Вам, товарищ, подучиться бы культуре.

Поднимайтесь быстро в тамбур – отправление

нам дают уже. Прощайтесь и поехали».

Уезжало в неизвестность поколение,

как в считалке: за грибами и орехами.

И орехов нам отсыпали до краешка,

и грибы пошли опять сплошь ядовитые.

И свобода расставания – в сараюшке:

неумытая, побитая, забытая.

На перронах отчуждение стерильности,

полицейские с овчарками суровые,

как приметы утомительной стабильности.

И тоскливые гудки шлют маневровые.

Пассажиры все трезвы до неприличия,

провожающие строгие, солидные.

И вокзалы уникально обезличены,

и прощания какие-то гибридные.

Сигаретный дым с загона для курильщиков

донесёт вдруг до вагона запах прошлого.

На восток везут груз памяти носильщики —

упакованное время суматошное.

Глава 3

Артёмов

– Таким образом, Зареченск продолжает оставаться под контролем армии, товарищ главнокомандующий, – начальник Генерального штаба Антон Дерябин отошёл от карты, положил указку на стол. – Сразу после восстановления правопорядка в столице мятежный комитет будет изолирован, все установленные активные сторонники Рымникова будут переданы структурам ГСН. Доклад закончил.

Президент Фёдор Земсков, облачённый по случаю госпереворота в элегантную полевую форму высшего командного состава, нашёл взглядом командира зареченской десантной дивизии:

– Справитесь, генерал?

– Так точно, товарищ главнокомандующий, – встал Седых. – Операция по удалению блогера из Зареченска прошла успешно, других серьёзных препятствий для быстрого и максимально бескровного подавления локального мятежа нет. Город контролируется вверенным мне подразделением.

– Хорошо. Теперь по Рымникову. Доложите, Евгений Станиславович.

– Рымников пока не установлен, товарищ главнокомандующий, – кратко отчитался Артёмов. – Работаем.

– Плохо работаете, товарищ министр ГСН, – поморщился Земсков. – Ставите под угрозу всю операцию. Тысячи полевых сотрудников целый год вели оперативную работу по плану «Синедрион», ночей недосыпали, с семьями неделями не виделись. А ведь это не просто ваши подчинённые, это ваши боевые товарищи. Мои боевые товарищи. И мы не простим роковой ошибки руководства ГСН на последнем, решающем этапе операции. Садитесь. Теперь о наших западных партнёрах. Прошу, Алексей Валерьевич.

Директор офиса президента Алексей Болдырев начал доклад о реакции правительств США и Европы на революцию в России. Они называли «революцией» операцию Кремля под кодовым названием «Синедрион», направленную на окончательное устранение и изоляцию всех потенциальных врагов государства, то есть личных врагов Фёдора Земскова, среди которых Василий Рымников был главным, но далеко не единственным персонажем.

Среди полутора десятков присутствующих на особо секретном совещании в Горках, пожалуй, только Артёмов, Болдырев и Дерябин знали, что «Синедрион» является важной, но лишь подготовительной частью плана «Апокалипсис» – глобальной операции возмездия, идефикс президента Земскова. План предполагал начало финального периода «Апокалипсиса» примерно через восемь месяцев после завершения операции «Синедрион», за которую сейчас так переживали лидеры западных стран.

В детали плана «Апокалипсис» Артёмова ввёл директор офиса президента сразу после встречи с Земсковым неделю назад, на которой генерал-полковник был назначен министром ГСН.

– Сочувствую вашей семейной трагедии, Евгений Станиславович, – Земсков говорил проникновенно, как будто при разговоре работали камеры протокольной съёмки для федеральных телеканалов. – Но горевать будем после победы. Ваш предшественник, буду откровенен, просрал всё что мог на важнейшем направлении работы ведомства, о частностях вам расскажет Алексей Валерьевич. Замечу лишь, что косвенным результатом этого провала была и гибель вашего сына. Уверен, Глеб мог и должен был выйти из круга откровенных недругов нашей страны, в который он попал по нелепой случайности. Ответственности за поступок с сына я с вас не снимаю, но разделяю её. Залогом чему является ваше назначение. Уверен в вас, Евгений Станиславович. Масштаб и уровень задач, стоящих сегодня перед ГСН, вам предстоит осознать в ближайшие дни. Работайте. Времени на раскачку нет.

В приёмной Болдырева директор офиса распорядился секретарше: «Галина Александровна, нам чай и кофе, пожалуйста. Вы же кофе не пьёте, Евгений Станиславович, я правильно помню?» И распахнул дверь в кабинет перед новым министром.

Алексей Валерьевич Болдырев, как карьерный чиновник, достигший высшей ступени развития в своем классе беспозвоночных, отличался инициативной исполнительностью, посвящённостью в тайны сфер и аккуратной русой бородкой, обеспечившей ему прозвище «Козлевич» как в околокремлёвских чиновных кругах, так и в совсекретных оперативных донесениях для руководства ГСН. Правая и самая доверенная рука Земскова являлась одновременно и его головой, точнее ртом, через который до окружающих доводились идеи президента. Чем Земсков вкладывал свои идеи в рот Алексею Валерьевичу, доподлинно неизвестно, но Артёмову несколько лет назад довелось ознакомиться с донесением, в котором сообщалось о не вполне высокодуховных способах передачи информации директору офиса президента от давно уже неженатого лидера нации. Суперценный агент конторы, измысливший важнейшую государственную тайну, через пару дней после своего донесения внезапно сошёл с ума и скоропостижно скончался в клинике под Брянском, но информация, попавшая в Госнадзор, никогда не исчезает бесследно. И наблюдая в телевизионных трансляциях с главных всенощных служб просветлённые лики Земскова и Болдырева, генерал Артёмов невольно вспоминал факты из донесения сумасшедшего агента. Память – штука коварная, с ней сложно.

– Вы же понимаете, Евгений Станиславович, что в мирное время после выходки Глеба, царствие ему небесное, вы бы отправились руководить Чукотским управлением ГСН, – Болдыреву ни к чему были церемониальные расшаркивания, он внятно доводил до собеседника незакамуфлированную мысль президента. – И поверьте, это был бы лучший вариант из всех возможных. Но бывший министр (у кремлёвских с давних пор традиционно не назывались пофамильно неприятные Земскову личности) очевидно не справился с кризисной ситуацией, начиная со сдачи Лубянки, заканчивая обстрелом центра Москвы из пушек БМП. Внутренний политический конфликт мгновенно превратился в главную точку международной политической напряжённости. В незапланированное движение пришли мировые центры реального влияния на глобальные процессы, что поставило под угрозу весь план «Апокалипсис», в который я вас сейчас введу, но хотелось бы уяснить: вы понимаете, почему именно на вас сегодня президент решил возложить работу министерства?

– Зареченск.

– Правильно понимаете, Евгений Станиславович. Курируемое лично вами зареченское направление операции «Синедрион» – едва ли не единственная почти безошибочная работа Госнадзора. В условиях как внутреннего, так и международного кризиса государству требуется безупречная настройка всех механизмов, ведущих к поставленной президентом цели. Мы уверены, что трагедия, случившаяся с вашим сыном, позволит вам максимально точно просчитать последствия каждого шага министерства по выполнению возложенных на него задач. Так?