Через месяц я был богат и имел столько предложений от коллекционеров, что мог совершенно не бояться о своем будущем. Так прошел год, я усердно писал картины по заданным формулой сюжетам, успешно продавал их и надеялся к концу следующего года перебраться в какой-нибудь домик в деревне и осесть там до окончания своего века. Но одним утром, когда солнце полностью вышло из-за горизонта и осветило всю комнату, застав меня потягивающимся под темно-зеленым одеялом на ярко желтой подушке с красными петухами, раздался звонок. Его звук раздробил воздух и чтобы этого больше не слышать я как можно быстрей взял трубку. На очень плохом русском языке, мне представился некий Ульрих Шоненберг, который имел счастье приобрести одну из моих картин.
- Господин Можайский, мне много надо сказать, но я все написал и потому прошу Вас прочитать письмо, отправленное недавно...
Я заверив его, что непременно прочту его, нажал кнопку отбоя.
По немецки я читал плохо, но воспользовавшись переводчиком, прочитал как мне тогда показалось несусветную чушь. Если объяснять вкратце, то Ульрих сообщал, что моя картина исполняет желания, но немного по особому, со своими корректировками, которые не всегда совпадают с ожиданиями владельца картины. В ответ, я написал, что не вкладывал в картину подобных функций и что если ему картина не нравиться, то он может вернуть ее мне и получить полное возмещение потраченных средств. Ульрих, видимо все это время не отходил от компьютера и тут же мне ответил, что возвращать картину он не собирается и просто сообщил мне об этом факте, потому как решил что мне будет не без интересно об это узнать. Я поблагодарил его за эту любезность и думал, что забуду об этом эпизоде, но почти неделю спустя мне позвонила его супруга и сообщила, что бедный хер Ульрих пропал, как и моя, вернее его картина.
Потом мне посыпались письма с угрозами о том чтобы я перестал рисовать и все в таком духе. После чего мне пришлось спешно бежать в один очень укромный городок, о которым я никогда прежде не слышал ничего. Снял там маленький домик на окраине, окнами в Лес выходящий и заболел... В тяжелом мутном мареве помню как кто-то приходил ко мне и поил меня, кормил, помню сквозь грязную желтую пелену как порывался рисовать и что кто-то меня останавливал укладывал в постель, помню как один раз очнулся в снегу и замерзая кто-то очень нежный и заботливый, как мама, увел меня, кричащего в бреду в дом и растопив печь согрел и убаюкал... баюшки бабаюшки баюшьки баю...
Когда очнулся от этой одури, то увидел мою спасительницу, это была соседка, живущая в доме напротив - Астафьева Арина Афанасьевна. Как я позже узнал, в городке ее звали госпожа А. Была она очень хороша собой и после моего выздоровления все как-то быстро завертелось, закружилось и оказалась Арина брюхатой от меня а к концу мая мы узаконили свои отношения. И потекла спокойно моя супружеская жизнь, Арина благополучно разрешилась мальчиком, которого нарекли Матвеем, а еще спустя полтора года госпожа А ходила на сносях уже с моей дочерью - Алиной Карловной. Все бы ничего, да две напасти были у меня. Первая - это нездоровая подозрительность, я все также как и раньше боялся, что до меня доберутся и укокошат, благо, что денег было достаточно, чтобы мои дети и жена могли ни в чем не нуждаться. А вторая неприятность состояла в том, что я пристрастился ко сну. Как только выпадала возможность, в любое время суток я засыпал, мгновенно и почти в любой позе. Эта зависимость была как наркотик, я мучился, чем приносил страдание своим домочадцам, если в течении четырех часов не мог где-нибудь приклонить свою голову и уснуть хоть на полчаса. Таки росли мои детишки почти все время видя меня в постели. Сон выворачивает тебя наизнанку, как вязаную варежку и уже не понятно где ты и что с тобой.
Я часто видел удивительные сны, путешествовал по различным мирам, видимо придуманным мною, но одно сновидение перевернуло мою жизнь и заставило существовать по другому. Было это по моему осенью, я как обычно после обеда устроился в нашей спальне, собираясь благополучно уснуть, но этого у меня не получалось. Спать очень хотелось, но сон увы, не приходил. Промчавшись и проворочавшись с час, я решил просто успокоиться и лежать с закрытыми глазами. И вот тогда мне предстало оно. Едва сомкнув веки, в самом центре моего восприятия стало вырисовываться огромное красивое, совершенно правильной формы ухо. Оно немного подрагивало, как будто дышало. Я, не шевелясь просто смотрел на него, наслаждение от его созерцания было сравнимо с непрекращающимся сексуальным оргазмом. Через какое-то время я стал замечать, что по поверхностям выступающих кривых уха, едва заметно движется тихое свечение, выписываю своеобразный узор. И когда это свечение двигалось по часовой стрелке, ухо становилось бледно розовым, как зачинающая утренняя заря, а когда этот же узор строился в другую сторону, ухо также подрагивая, меняло окраску на светло желтую. Я протянул руку и коснулся уха, а потом стал легко пальцем следовать за светом. Когда я закончил узор в правую сторону, то все как бы взорвалось и мне стоило больших усилий в сложившемся найти ухо. Отыскав его среди разноцветных брызг и орнаментов, я успел вновь проследить за свечением в левую сторону и когда оно закончился, я выпал из сна.
С тех самых пор моя страсть ко сну закончилась, я стал как обычный здоровый мужчина спать по семь часов ночью и полностью бодрствовать днем, стал больше времени проводить с детьми и женой,устроился на работу в местный дворец культуры художником и теперь все спектакли сопровождались моими декорациями. Но случилась другая напасть. Теперь я как безумный стал коллекционировать и рисовать ушные раковины. Купив фотокамеру с телеобъективом я фотографировал уши везде, где только мог, иногда выкрав свободный день и зарядив все аккумуляторы, я уходи и по несколько часов в городе и в окрестных деревнях фотографировал уши, а потом дома, рассматривая их перерисовывал. Я искал то самое совершенное ухо, пытался его скомпилировать из тех фрагментов, что сфотографировал или придумал, но увы, ничего не выходило. Зато мне удалось в точности запомнить узор, который рисовал свет на совершенном ухе. Иногда я Арине рисовал его, и она, проваливалась в глубокое забытье, выйдя из которого ничего не могла вспомнить, но была полна сил и чувствовала себя отдохнувшей и полностью спокойной. Вместе с этим, так сказать необычным увлечением, я стал ее более мнительным и как показало время не без основательно. Прошло лет пять как моя жизнь вошла в нормальное русло, но все чаще я стал ощущать, что кто-то непрерывно за мной наблюдает. На улице чаще стали попадаться странные люди во внешности которых было что-то не человеческое. То отсутствовали брови, то зрачки глаз пугали своей неправильно формой. Обращая внимания на их уши, я находил их не настоящими, как будто наклеенными и мертвыми. Я так их про себя и окрестил Мертвые уши. А еще спустя год, счет с которого мы кормились закрылся и я больше не смог ничего снять, никаких объяснений в банке не давали. На предъявляемые документы говорили только одно, такого счета нет и не было. Хорошо, что дети к этому времени подросли, а Арина смогла устроиться в библиотеку. Я рисовал изредка местные пейзажи и продавал их на рынке. В общем на жизнь хватало, но Мертвоухие были теперь повсюду.
Конечно я ничего не говорил семье, чтобы не расстраивать и был с ними весел и приветлив. Мы много гуляли по выходным, иногда отправлялись несколько дней в лес. И даже несколько раз добирались озера Чугунок, где с удовольствие купались до самого заката.
