– Опека Холдов – великое благо, – почти выплюнул Ральф другу в лицо.

Другу ли?

– Господин маршал взвалил на себя тяжелый груз и выполняет обязанности с небывалым рвением. И меня пристроил, – он демонстративно отдернул форменный пиджак и зло улыбнулся. – И сестру мою полюбил, как родную дочь.

Ник застыл, в один миг стал белым, почти как брошенное на пол полотенце.

– На ночь, наверное, сказки рассказывает. Всем своим детям. Две сестрички и маленький брат. Как это мило, – Ральф сложил руки на груди.

Удивительно, но ему, кажется, удалось вывести господина "невозмутимость" из себя. Только ради этого стоило вытерпеть Юрия.

Ник сжал зубы, выдохнул.

– Я сломал бы тебе руку, да она – не простит, – прошипел он, размял шею.

– Даже интересно, кто эта таинственная она. Наш спокойный и закрытый герой кого-то боится? – упиваясь внезапной властью над Холдом, рассмеялся Ральф.

Неожиданный удар в скулу оборвал смех. Он с обидой уставился на Фостера.

Какого черта?!

– Можешь сказать мне спасибо, Бонк, – удовлетворенно бросил ему Николас. – С таким красивым фонарем тебе никакие извращенцы не страшны.

– Вот уж спасибо! – Ральф сжал кулаки.

Фостер издевательски выгнул бровь. «Ну, и что ты скажешь теперь», – так и читалось в темном взгляде напротив. И Ральф сказал – ударил по на редкость смазливому личику! Через секунду он уже был прижат затылком к дверце одного из шкафчиков, и, судя по глухому звуку и шуму в ушах, дверцу эту Ник слегка погнул. Его головой.

Ральф потянулся к дару и одарил Фостера электрическим разрядом куда-то в грудь, так, что тот отлетел от него в стену, прямо к длинному ряду умывальников. Трещинами пошло огромное зеркало. Ник выругался, потер ушибленную спину, поднялся на ноги. Сплюнул на пол кровь, сверкнул глазами.

Ральф сощурился, расставил ноги, хмыкнул, щелкнул костяшками пальцев рук.

– Иди ко мне, – широкая улыбка, ямочки на щеках, – … малыш! –  расхохотался он.

Ответ не заставил себя ждать. Бонк не успел вздохнуть, как Ник оказался у него за спиной. Чертов целитель! Что ему стоило увеличить собственную скорость? Он всё же сломал ему руку и сразу же залечил. Резкую боль, от которой Ральф, кажется, увидал звезды, сменил нестерпимый зуд. Ник не заморачивался с аккуратностью, потому что через секунду снова сломал ему кость в том же самом месте.

Противный хруст, искры из глаз. Адская боль, выкручивающая мышцы, словно веревки – Фостер не жалел дара. И снова зуд от срастающихся тканей. Отвратительный какой-то скрипящий звук – это кровь побежала по восстановившимся сосудам.

– Чертов маньяк! – заискрился Ральф, перенес вес на правую ногу, наступил каблуком Нику на стопу, с удовлетворением слушая, как тот шипит от боли,  откинул голову назад, ударил его затылком, развернулся, ухватил друга за грудки.

Николас коленом вмазал ему между ног и, воспользовавшись временной слабостью противника, повалил Ральфа на пол.

Звонкими хлопками взорвались лампочки под потолком. Мощный разряд тока дугой изогнул тело Фостера, разорвал ему ладонь и ушел в пол. Ник откатился в сторону, мотнул головой, посмотрел на Ральфа невидящим взглядом. Встряхнул ладонь, весело улыбнулся, и Ральф не выдержал, рассмеялся в ответ, постанывая от боли. Сел, спиной опираясь о чей-то мятый железный шкафчик, и с чувством сказал:

– Ну ты придурок…

Николас пожал плечами, хмыкнул, устроился рядом, положил Ральфу руку на предплечье и аккуратно залечил другу перелом. Даже зуда не было.

– Есть немного, – равнодушно заметил он.

Грохнула входная дверь. Проректор по учебной деятельности, господин Саймон, застыл на пороге спортзала. Глава академии отправил к ним своего заместителя, вероятно, потому что сам не мог оставить Юрия. Как не мог и оставить без присмотра своих самых сложных курсантов.

 «Толковый у академии ректор», –  решил Ральф.

– Бонк, Фостер! Вы совсем … – военный подавился ругательством. – Два идиота!

Сил встать не было, кажется, не только у него. Николас тяжело вздохнул рядом.

Господин Саймон критически осмотрел раздевалку. Поджал губы и процедил:

– У кого-то, как я погляжу, слишком много энергии. Я найду ей лучшее применение. Вы будете патрулировать город не раз в неделю, как все второкурсники, а после занятий и вместо выходных. Они вам не нужны.

Николас поднялся, подал Ральфу руку. Он принял помощь как само собой разумеющееся, обхватил Ника выше запястья и встал рядом. Плечом плечу, как всегда после очередной их проделки.

– И это дети высшей крови? Два драчливых при … подростка! – а дальше молодой Бонк уже не слушал. Позор, скандал, репутация – всё это совершенно его не интересовало.

Дети высшей крови? Холд – да. Но не он. Проректор ошибся? Ральф прищурился, задумчиво взглянул военному в лицо. Оговорился?

– … за все двести лет Валлийской академии!

Всё верно, империя существовала без малого сорок лет. Его величество Александр не был наследником слабой Валлии, тогда еще республики, но стал её императором. Он вернул аристократам  утраченную в переворот собственность, (обратная национализация, это называлось так) и оставил устоявшееся за время правления республиканцев обращение «господин». Ведь в его империи все были равны. Императора отличала особая циничность, что и понятно. На то он и император.

– … среди наших выпускников его величество Александр, его высочество Юрий, господин Холд! – разорялся господин Саймон.

Да-да, Ральф проникся. Какая честь.

Не по той части он проректор, ему бы не учебной деятельностью заведовать, а с личным составом разъяснительную работу проводить. Воспитательную, вернее. Впрочем, на это всё руководство академии гораздо.

– Даже ваш дед, курсант Бонк! – мужчина повысил голос.

Ральф вскинул на него глаза. Дед?

– Как думаете, гордился бы вами лучший выпускник курса?

Ральф сложил руки на груди.

Он непременно узнает, правду ли говорит проректор, пусть для этого и придется провести несколько ночей в архиве, вновь и вновь нарушая правила. Ему не впервой. Дед учился в столице? Почему он ничего об этом не слышал?

– В моей семье не принято гордиться заслугами детей. Их любят за одно только существование, – равнодушно пожал он плечами.

– В этом, вероятно, и кроется причина вашей недисциплинированности, – проректор недовольно поджал губы. – Оба ко мне в кабинет. Прямо сейчас, – он оглядел их с ног до головы, скривился. Да, выглядели они действительно не очень.  – Десять минут, на то, чтобы вы привели себя в надлежащий для будущих офицеров вид.

Они кивнули. Мужчина оставил их одних.

– Интересные всплывают факты, – задумчиво пробормотал Ральф, поправляя рубашку. На кителе не хватало парочки пуговиц, он оглядел пол.

– Очень, – подтвердил Ник, с кряхтением наклонился, что-то поднял. Пуговицу, он протянул её Ральфу.

– Спасибо, – серьезно сказал ему друг.

Николас тихо засмеялся.

– Пожалуйста, – Фостер подошел к треснутому зеркалу, включил воду, умыл лицо, сплюнул кровь в раковину, поднял ворот форменного пиджака. – И очень интересно, почему господин Саймон сообщил нам об этом сейчас. Я выясню.

– Мне расскажешь? – Ральф поймал его взгляд в отражении.

– Если сочту это необходимым, – улыбнулся ему Николас.

– Полный придурок, – расхохотался молодой Бонк.

В патруле не будет скучно, они ведь будут вдвоем.

Они остались без обеда. Господин Саймон продержал их в кабинете до самого вечера, передав ректору с рук на руки. Тот посмотрел на кислые лица, махнул рукой и отправил на ужин.

Всё воскресенье они проторчали на улице почти целый день. Не совсем торчали, конечно. Два часа в обходе, два часа в автобусе. И так несколько раз с перерывом на обед в академии. Скука смертная, в столице было тихо.

Утром они дежурили с третьим курсом, вечером с выпускниками. Никто их не задирал, что и понятно. «Психанутые» – это было самое ласковое определение, которым их награждали. На всю голову больной малолетка и вспыльчивый маг, владеющий электричеством.