Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Кроме того, Плиний Старший упоминает Мецената среди авторов, которым принадлежали трактаты о драгоценных камнях и геммах[405], что не так уж и удивительно. Меценат отличался пристрастием ко всякого рода драгоценностям и диковинкам, так что даже Август в одном из своих писем к нему посмеялся над этой его страстью: «Здравствуй, эбен (то есть черное дерево. — М. Б.) ты мой из Медуллии, эбур (слоновая кость. — М. Б.) из Этрурии, лазерпиций арретинский, алмаз северный, жемчуг тибрский, смарагд Цильниев, яшма игувийцев, берилл Порсены, карбункул из Адрии и, чтобы мне уж закончить совсем, припарочка распутниц»[406].

Не исключено также, что Меценат написал исторический труд, посвященный эпохе Августа, на что намекают Гораций и Сервий[407]. Однако достоверных фактов, подтверждающих это, пока нет.

Особо следует выделить сочинение Мецената под названием «О моем образе жизни» («De cultu suo»). Вероятно, оно было написано в ответ на упреки современников, которым были непонятны образ жизни Мецената, его поведение и привычки. Философ Сенека дает в одном из своих писем несколько цитат из этого произведения, крайняя вычурность которых, по его мнению, свидетельствует о душевной болезни Мецената[408]: «По реке вдоль берегов, что лесами курчавятся, взгляни, как челны взбороздили русло, как, вспенивши мели, сад заставляют назад отбегать». Или: «Завитки кудрявой женщины голубит губами, — начинает, вздыхая, — так закинув усталую голову, безумствуют леса владыки»; «Неисправимая шайка: на пирах они роются жадно, за бутылкой обыскивают домы, и надежда их требует смерти»[409]; «Гений, который свой праздник едва ли заметит, нити тонкого воска, и гремучая мельница, — а очаг украшают жена или мать»[410]. Сенека подчеркивает, что речь у Мецената, как у пьяного, что она чудовищна, позорна и недостойна воспитанного человека[411].

Однако с его несправедливыми упреками сложно согласиться. Сенека явно недолюбливал Мецената, возможно, даже завидовал ему; отсюда и крайняя пристрастность к его произведениям. Безусловно, слог у Мецената был весьма оригинальным и вычурным, однако на то явно была веская причина. Вполне возможно, что таким образом он пытался облегчить свою душу, излить всё то, что тяготило его. Его манера излагать свои мысли выдает в нем очень чувствительного, даже болезненно чувствительного человека.

Безусловно, сам Меценат трезво оценивал уровень своих произведений, поэтому и в историю он вошел не как великий писатель, и даже не как великолепный политик и дипломат, и не как заботливый и преданный друг Августа, и, уж конечно, не как крайне богатый и изнеженный человек. Нет! Он вошел в историю прежде всего как покровитель поэтов.

Промежуток примерно между 40 и 15 годами принято называть «золотым веком» древнеримской поэзии. Именно в этот небольшой период на поэтическом небосклоне Древнего Рима сияли звезды первой величины — Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк и Секст Проперций. Их покровителем и близким другом был Меценат, организовавший нечто вроде литературного кружка и поддерживавший поэтов не только морально, но и (в большей степени) материально[412]. Спустя столетия под словом «меценатство» стали понимать материальную поддержку людей искусства и культуры со стороны богатых и влиятельных лиц — «меценатов».

Жизнь бедных и неродовитых поэтов и прозаиков в Древнем Риме была трудна. Никаких «авторских прав» в современном понимании не существовало. Обычно автор за небольшую сумму продавал папирусный свиток со своим сочинением издателю-книготорговцу, и тот поручал рабам-переписчикам сделать несколько копий, которые выставлялись на продажу в книжной лавке. Одним из первых и самых известных римских книгоиздателей-торговцев был Тит Помпоний Аттик, лучший друг Цицерона. Он содержал большой штат рабов-переписчиков, оперативно выполнявших необходимое количество копий того или иного произведения, поступавшего затем в продажу. Известностью пользовались также книгоиздатели братья Сосии, державшие собственную книжную лавку на форуме и являвшиеся прямыми издателями произведений поэта Горация[413]. Любой, кто покупал книгу в лавке, мог сделать с нее сколько угодно копий и, в свою очередь, безнаказанно продать их. Именно поэтому, не имея богатого покровителя, человек скромного достатка не мог себе позволить стать писателем.

Литературный кружок Мецената сложился, по-видимому, примерно в 40–37 годах, а распался после 13 года в связи со смертью большинства его членов. Меценат, сплотив вокруг себя лучших поэтов своего времени, преследовал, однако, вовсе не благотворительные цели. Как ближайший друг Августа, он понимал, что принцепсу нужна общественная поддержка, поддержка со стороны образованной и просвещенной римской элиты. Чтобы получить эту поддержку, нужно было возвеличить деяния Августа. Сделать же это в ту эпоху, когда не существовало газет, радио, телевидения и Интернета, можно было только с помощью литературных произведений, а конкретно, с помощью стихотворений, прославляющих гениальность принцепса и воспевающих его подвиги.

Мудрость и прозорливость Мецената заключались в том, что он воздействовал на поэтов ненавязчиво, мягко и доброжелательно, без всякого принуждения. Он прекрасно понимал, что поэзия не терпит насилия и никакое великое произведение не может быть создано против воли. Поэтому Меценат не приказывал поэтам восхвалять Августа, а только лишь просил, уговаривал, увещевал с неизменной улыбкой на лице. И убеждал поэтов в преимуществах правления Августа, принесшего мир и покой после десятилетий кровавых гражданских войн. А попутно одаривал их домами и землями. И это действовало. Как известно, «вода камень точит». Постепенно поэты начинали воспевать Августа в своих стихотворениях, причем добровольно и вполне искренне. Над всеобщим увлечением поэзией в эпоху Августа иронизировал еще Гораций в своем послании принцепсу: «Мы же, — учен, неучен, безразлично, — кропаем поэмы»[414]. Из всех поэтов литературного кружка Мецената непосредственно сочинить героический эпос о деяниях Августа решился лишь Луций Варий Руф, но его труд канул в небытие.

Наряду с кружком Мецената, в Риме в этот период также существовали литературные кружки Гая Азиния Поллиона и Марка Валерия Мессалы Корвина. Гай Азиний Поллион (76—5) был известнейшим человеком в Риме. В молодости как соратник Юлия Цезаря он участвовал в его походах, занимал высокие государственные и военные посты. Несмотря на то, что Поллион по своим убеждениям был республиканцем, после убийства Цезаря он сначала поддержал Октавиана, а затем перешел на сторону Марка Антония, участвовал в заключении Брундизийского мира. По окончании гражданских войн Азиний Поллион отошел от политики и полностью предался творчеству. На свои средства восстановил храм Свободы на Авентинском холме и в 38 году пристроил к нему здание библиотеки — первой публичной библиотеки в Риме[415], содержавшей книги латинских и греческих авторов. Кроме того, Поллион сам создал немало произведений как талантливый драматург, поэт, оратор и особенно как историк[416]. Был другом Вергилия и Горация. В своем доме собрал огромное количество произведений искусства и создал нечто вроде музея, где хранились скульптурные произведения известнейших греческих ваятелей, в том числе и знаменитый «Бык Фарнезе»[417]. Фигура Азиния Поллиона замечательна еще и тем, что он первым ввел в моду так называемые «рецитации» — открытые чтения своих произведений в кругу знатоков. В кружок Азиния Поллиона в разное время входили Вергилий, Гораций и другие поэты.

вернуться

405

Там же. I. 37.

вернуться

406

Макробий. Сатурналии. II. 4. 12.

вернуться

407

Гораций. Оды. II. 12. 9—10; Сервий. Комментарии к Геор-гикам Вергилия. II. 42.

вернуться

408

Сенека. Письма. СХГУ. 21–22.

вернуться

409

Любопытную интерпретацию данного выражения см.: Эргон Ж. Повседневная жизнь этрусков. М., 2009. С. 296–297.

вернуться

410

Сенека. Письма. CXIV. 5. Перевод С. А. Ошерова.

вернуться

411

Там же. XIX. 9; CXIV. 4, 7, 21–22; ср.: Квинтиллион. IX. 4. 28.

вернуться

412

Марциал. I. 107. 3–4; XI. 3. 9-10; XII. 3 (4). 1–2; Ювенал. III. 7. 62; III. 7. 69–71; III. 7. 93–95; Аполлинарий Сидоний. Вступление к книге. 3, 5. См.: Поздняя латинская поэзия. М»1982. С. 543.

вернуться

413

Гораций. Сатиры. I. 4. 70–71; Послания. I. 20. 1–2; Наука поэзии. 345–346, 373.

вернуться

414

Гораций. Послания. II. 1. 117.

вернуться

415

Плиний Старший. Естественная история. XXXV. 2. 10.

вернуться

416

Гораций. Оды. II. 1.

вернуться

417

Плиний Старший. Естественная история. XXXVI. 4. 23, 33, 34.

31
{"b":"767131","o":1}