Я сжала кулаки и вырвалась из его рук, до смерти перепуганная тем, какой оборот приняла наша невинная болтовня.

Если мои дурные мысли, как это ни удивительно, до сих пор не привлекли внимания наших владык, то что насчет мыслей Хальфдана? А произнесенные им страшные слова, повисшие в воздухе тяжелым эхом? Если бы кто-то случайно услышал наш разговор, последствия оказались бы фатальными для нас обоих.

Император всеведущ. Если он и способен уловить бо́льшую часть наших потаенных мыслей, то слова, произнесенные вслух, даже едва уловимым шепотом, тем более попадут в его ментальную сеть. Несомненно, за нами уже отправили взвод солдат…

Несколько долгих секунд мы с Хальфданом стояли неподвижно, не говоря ни слова, испуганно глядя друг на друга. И все же в наших глазах, помимо тревоги и страха, мы видели и капельку восторга. По мере того как проходили минуты, охватившее нас нервное возбуждение росло, а над нами так и не прогремел зловещий набат.

– Возможно, Орион сейчас занят другими делами? Может, он усмиряет мятежников Ашерона, и ему недосуг подслушивать разговор двух подростков, забравшихся в этот мрачный лес за несколько часов до рассвета? – предположил Хальфдан, пожимая плечами.

Он старался говорить непринужденно, но я видела: это напускная бравада.

Наверняка история о восстании в далеком королевстве – не более чем досужие сплетни. Как Хальфдан мог поверить, что где-то в Империи группа людей посмела бросить вызов нашим всемогущим правителям?

– А может быть, наши имена уже внесли в список на ближайшее воскресенье, – не моргнув глазом, ответила я.

Подобная перспектива меня ужасала. Я годами страшилась этого дня недели, опасаясь, что моя неудержимая жажда мести откроется, и меня постигнет та же кара, что обрушилась на моих родителей. Тем не менее я чувствовала, как меня раздувает от восторга, и преисполнилась такой гордости, что она затмила все прочие чувства – даже страх за друга, рисковавшего жизнью, коль скоро в его душе поселились столь крамольные мысли.

Хальфдан скрестил руки на груди и требовательно спросил:

– Ты никогда не задавалась вопросом, почему решения наших вождей неизменно считаются в высшей степени мудрыми, хотя очевидно, что они допускают ошибки, карая собственный народ, и приносят ему только вред?

– Конечно, я думала об этом, – выпалила я, не сумев сдержаться.

Друг слегка кивнул, явно довольный, что я наконец осмелилась его поддержать.

– Моя мать нарисовала это, стремясь показать, что мы не так уж слабы и уязвимы пред лицом силы богов, как бы они ни пытались убедить нас в обратном. В противном случае, как у матери могла появиться идея сделать этот рисунок? Она представила его во всех подробностях, потом нарисовала и хранила у себя, а боги так ни о чем и не узнали. Отец уже видел это плакат прежде, я в этом уверен. Он много лет хранил рисунок в том сундуке. Если бог-император настолько могущественный и всеведущий, как нам говорят, почему он допустил подобное? В этой системе есть лазейки, Сефиза. Моя мать нашла одну из них, а теперь моя очередь. Ее работа пробудила что-то в моей душе, хотя до сих пор моя душа спала. Теперь я уверен: есть другой мир, иная жизнь. Нужно, чтобы и остальные люди очнулись и стряхнули с себя сковавшее их губительное оцепенение…

Я сжала губы, пытаясь сдержать бурю эмоций, грозившую захлестнуть меня с головой. Друг высказал вслух мою давнюю потаенную мечту, которую я давно лелеяла в сердце, боясь поделиться с кем бы то ни было…

До сих пор мы с Хальфданом никогда не касались этой темы. Да и как мы смогли бы это сделать, если за одну только крамольную мысль наказывали скорой и неотвратимой смертью?

Я начала понимать, что задумал Хальфдан, какие причины побудили его скопировать сделанный его матерью набросок и прийти ко мне под покровом ночи, пока все остальные жители города спят…

– Где? – спросила я, сгорая от нетерпения. – В каких частях города мы развесим эти плакаты?

Друг просветлел лицом, в его глазах зажглись мятежные искорки.

– На улицах, рядом с которыми есть мосты, но там, где стражники обычно не появляются. Лучше всего было бы повесить несколько плакатов рядом с шахтами, чтобы увидело как можно больше людей.

Возможно, наша попытка ни к чему не приведет. Может быть, план Хальфдана просто безумен, и никто не увидит глубокого смысла, скрытого в нарисованном его матерью плакате…

А может быть, благодаря другу я смогу поучаствовать в важном деле? Что, если это неожиданная возможность нанести первый удар – пусть даже такой слабый и смехотворный – по виновным в гибели моей семьи?

– Никто не должен нас увидеть, – серьезным тоном проговорил Хальфдан. – Никто не должен узнать, что за всем этим стоим мы. Если этот образ одновременно появится в умах всех жителей Стального города, Орион ни за что не сможет вычленить виновных. Кроме того, он не сможет осудить подданных лишь за то, что они помимо своей воли увидели какой-то лист бумаги…

В его рассуждениях был резон. Потрясающая идея.

С другой стороны, я не была столь уверена в возможной реакции императора… и все же решила рискнуть, как бы безрассудно это ни звучало.

Итак, мы с Хальфданом сделали свое черное дело: развесили на улицах плакаты, а несколько даже прилепили рядом с угольной шахтой, расположенной за чертой города, и теперь торопились обратно, чтобы успеть в Академию к началу занятий. Задыхаясь, мы бежали по переходу, ведущему к этому учебному заведению – справа от нас находился мост Собора Вечности, – как вдруг я остановилась и бросила взгляд на раскинувшийся внизу город.

Поднимавшееся над высокими стальными зданиями солнце озаряло ощетинившиеся готическими шпилями крыши, раскрашивало их конические силуэты тенями и серебром. Так что, несмотря на окутавшую город дымку, все это переплетение тонких арок и островерхих башенок искрилось и сияло, как одно большое зеркало.

Этот ни с чем не сравнимый мегаполис, почти полностью построенный из металла, был творением Ориона – бога из богов, мастера чар, мудрости и железа – подарок, преподнесенный человечеству много столетий назад, дабы сделать это место столицей всей Империи. Около пятисот тысяч душ обитали в его холодных металлических стенах и почти вдвое больше старались выжить в пригородах.

Нынче утром я всматривалась в серые, посверкивающие улочки и с замиранием сердца выискивала хоть малейший признак чего-то необычного.

– Сефиза! – нетерпеливо окликнул меня Хальфдан. – Проклятье, шевелись же! Сегодня мы не можем себе позволить опоздать…

Разумеется, он был прав. Не стоило привлекать к себе внимание после нашей утренней вылазки. Я догнала друга, и мы продолжили подъем на высокий уступ скалы, на которой стояла Академия, как вдруг мое внимание привлекла какая-то странная женщина, стоявшая чуть в стороне – она глядела прямо на меня, да еще так пристально, что мне стало не по себе.

Хальфдан тут же проследил за моим взглядом и, кажется, тоже заинтересовался – откуда такое внимание к нам. Он остановился и в свою очередь уставился на незнакомку.

На женщине было свободное платье цвета пепла, почти сливавшееся с окружающим ландшафтом. Голову незнакомки покрывал большой капюшон, из-под которого выбивались длинные светлые пряди, украшенные подвесками и косточками давно вымерших животных. Однако в первую очередь приковывало внимание ее лицо, наполовину состоявшее из латуни и раскрашенное странными полосками, так что сине-зеленые глаза казались двумя драгоценными камнями. В искусственной руке незнакомка держала длинный резной посох – из-за разделявшего нас расстояния я не могла утверждать наверняка, но мне показалось, что эта вещь вырезана из настоящего дерева…

– Наверное, какая-то бродяжка, – предположил Хальфдан, озадаченно хмурясь. – Судя по виду, она нездешняя.

– В таком случае она на редкость удачно выбрала время для посещения наших краев.

Путники у нас появлялись редко, поскольку перемещаться между разными городами Пепельной Луны – и тем более между девятью королевствами – было непросто, долго и очень опасно. Принимая во внимание недоверие, которое обычно вызывали чужаки, а также учитывая, что странная молодая женщина была Залатанной, я могла только надеяться, что ее не заподозрят в распространении крамольных рисунков – если к нашим плакатам возникнет слишком большое внимание…