Или же, если сформулировать это иначе, он был чудаком. Если б странность была видом спорта, как борьба сумо, то Кёгокудо был бы в ней ёкодзуной востока, а Энокидзу – ёкодзуной запада[58]. Я говорил им это довольно часто, хотя оба яростно протестовали. По их словам, самым странным в школе был я.
В любую эпоху и в любом обществе всегда находятся люди, которые не вписываются в заданные нормы. В нашей школе такими людьми, пожалуй, были мы трое. Энокидзу, Кёгокудо и я являлись аутсайдерами тогдашнего студенческого общества.
Я свернул с большой улицы, по обе стороны которой тянулись свесы крыш букинистических магазинов. Перейдя переулок, беспорядочно загроможденный маленькими магазинчиками, вышел к основательному на вид трехэтажному зданию. Оно заметно выделялось среди соседних, по большей части одно- и двухэтажных строений с плоскими крышами.
Это здание было офисом и одновременно жилищем Рэйдзиро Энокидзу. Первый этаж снимал портной, а в подвале было что-то вроде бара. На втором этаже располагалась какая-то оптовая компания, а также то ли адвокатская контора, то ли офис налогового бухгалтера. Верхний же этаж был целиком занят детективным агентством. По тем временам использование целого этажа под офис могло показаться слишком роскошным, но на самом деле, поскольку Энокидзу владел целым зданием, речь здесь шла совсем не о роскоши. Он мог спокойно и безмятежно жить только благодаря доходам, которые ему приносили съемщики нижних этажей, – и именно благодаря этим средствам мог заниматься столь нелепым делом, как частный сыск.
Семья Энокидзу искони принадлежала к старинной японской аристократии – знаменитый род, чья история прослеживалась вглубь на множество поколений. Наивность и неискушенность моего друга, очевидно, отчасти проистекали из его воспитания и идиллического детства. Однако его отец обладал натурой на порядок более странной, нежели сын, и это определенно также в большой степени повлияло на Энокидзу.
Его отец, виконт[59] Энокидзу, был по призванию натуралистом и естествоиспытателем. Его энтузиазм в изучении дикой природы постепенно перерос в настоящую страсть, и в конце 20‐х годов он уехал на Яву, чтобы полностью посвятить себя своим экологическим интересам. К счастью, небольшой импортный бизнес, которым он начал заниматься в свободное время, пошел в гору и принес ему немалое состояние. И хотя виконт был в основном занят тем, что ловил рыбу и собирал коллекции редких насекомых, он, по всей видимости, был наделен достаточной дальновидностью, которая позволила ему избежать разорения и бедности, обычных для дворянства в те дни. Его семья, напротив, стала – и остается по сей день – чрезвычайно богатой. Пока состояния других благородных семей рассыпались и обращались в труху одно за другим, а сами семьи приходили в упадок, дом Энокидзу процветал все больше и больше.
Тем не менее было бы неправильно предположить, что благодаря отцовскому благосостоянию Энокидзу жил по инерции и делал все, что ему заблагорассудится. Когда дети виконта выросли, тот заявил, что они больше не нуждаются в заботе взрослых и что его обязательства в качестве их опекуна истекли, после чего поровну распределил свое состояние между сыновьями в тот самый момент, как они достигли совершеннолетия. Однако старший Энокидзу счел ниже своего достоинства передавать сыновьям семейный бизнес – это было невероятно смелое решение для тех времен, когда система наследования в Японии была укоренена столь прочно.
Так что, несмотря на то что он унаследовал значительную сумму денег, нельзя было сказать, что Энокидзу мог только благодаря этому жить спокойно и безмятежно.
У Энокидзу есть старший брат по имени Соитиро. Получив свою часть состояния, он открыл джаз-клуб и санаторий для солдат оккупационных войск, что обернулось грандиозным успехом. Все всяких сомнений, он унаследовал деловую проницательность своего отца.
Младшему брату, однако, достались лишь отцовские странности, так что в его случае все шло совсем не так гладко. Хотя он и быстро продвигался по службе в армии как талантливый молодой офицер, – вернувшись к гражданской жизни, он оказался совершенно к ней не приспособлен, и его полученное с таким старанием блестящее образование и прекрасная карьера оказались по большей части бесполезными.
На самом деле его самого это совершенно не беспокоило.
Художественно Энокидзу был весьма одарен, так что после возращения из армии некоторое время занимался рисованием иллюстраций для журналов и рекламой, но ни одна из этих его работ не продлилась особенно долго. После этого он играл на гитаре в джаз-клубе своего брата, однако вскоре начали распространяться скверные слухи, что он – один из многочисленных праздношатающихся бездельников après-guerre[60], появившихся после войны, и в придачу, может быть, даже наркоман, зависимый от филопона[61]. Несмотря на его обычное пренебрежение мнением окружающих, Энокидзу был совершенно выбит из колеи этими несправедливыми обвинениями и в конце концов на остававшиеся у него деньги построил это здание и стал сдавать часть помещений арендаторам. Это произошло около полугода назад, и, поскольку сразу после этого он занялся частным сыском, его трудно было обвинить в недостатке деятельности.
Я прошел мимо окон ателье и на мгновение остановился перед входом. На двери висела медная табличка с гордо выгравированной на ней надписью: «Здание Энокидзу»[62]. Внутри жара ощущалась гораздо слабее, чем на улице. Широкие перила, тянувшиеся вдоль каменной лестницы, были приятно прохладными на ощупь. Единственным источником освещения на лестнице были небольшие узкие окна в стене, которые не пропускали бо́льшую часть прямых солнечных лучей. К моменту, когда я поднялся на третий этаж, я чувствовал себя почти посвежевшим.
В двери, к которой вела лестница, имелось окно с матовым стеклом. Надпись на нем золотыми буквами гласила: «Детективное агентство Rosen Kreuz».
Это и был офис Энокидзу. Название «Роза и Крест» всегда казалось мне смешным – конечно же, его работа не имела никакого отношения к знаменитому «Ордену Розы и Креста» – мистическому тайному обществу розенкрейцеров, имевшему огромное влияние в средневековой Европе. Сразу после того, как Энокидзу принял решение открыть детективное агентство, он случайно зашел к Кёгокудо, который в тот момент случайно читал переводную книгу о магических практиках в Европе, где и упоминалось это название. Никакого бо́льшего смысла в этом не было, но Энокидзу название очень понравилось.
Я открыл дверь, и внутри зазвенел колокольчик.
На одном из стульев для гостей, прямо перед входом, в одиночестве сидел Торакити Ясукадзу и пил кофе.
– О, сэнсэй, добро пожаловать!
Торакити был молодой человек с легким характером, сын одного из бывших наемных работников семьи Энокидзу. Много лет назад виконт Энокидзу заметил мальчика и оплатил его образование, включая среднюю школу, но учение было не для него, так что на полпути он бросил школу и стал подмастерьем плотника, изготавливавшего раздвижные двери и перегородки – сёдзи. Однако ремесло ему тоже не подошло, и в конце концов он нашел свое призвание в том, чтобы жить вместе с Энокидзу в качестве личного секретаря, исполняя его разнообразные поручения. Он был весьма дружелюбен и общителен, хотя его любопытство иногда доставляло проблемы.
– Чем занят господин детектив?
– Он все еще в постели, отдыхает. Вчера здесь был господин Кибасю, и они засиделись до рассвета. – Торакити изобразил, как правой рукой подносит к губам рюмку и опрокидывает ее в рот.
Так, значит, они выпивали всю ночь.
