– Так, а может, пока она в ванной была, кто-то в квартиру вошел, да и того? – предположила Анфиса.

– Ну да. Мы тоже так подумали. А потом я вспомнила, что когда мы с Павликом в половине девятого из дома выходили, то никаких посторонних в парадной или во дворе не видели, и когда я домой шла, тоже, – многозначительно сообщила Анна Сергеевна. – Я и милиции потом рассказала, и кого из соседей утром на лестнице встретила, тоже всех перечислила.

– Ну, так ты же на лестнице не караулила, мог и мимо тебя прошмыгнуть. Ты из двора вышла, а он туда вошел.

Анна Сергеевна молча с выражением крайнего недовольства на лице пожала плечами, а потом буркнула:

– И вошел, и вышел, да еще и убить успел?

Анфиса посидела, молча двигая челюстями, пока ей в голову не пришла одна идея. Но делиться ею с Анной Сергеевной она не стала, а вежливо попрощалась и отбыла к себе.

– А что там у нас с убийством в «писательском недоскребе» на канале Грибоедова? Разобрались? – перекладывая бумажки на столе, поинтересовался полковник Курочкин.

– Да вроде все ясно, да только вот… – замялся похожий на старого бобра майор Долгушин.

– Что «только»? Ты же докладывал, что там все ясно, жена убила мужа…

– Да вроде так оно и есть, а только…

– Что «только»? Ну выкладывай, коли начал! – хмуро разрешил полковник.

– Да в общем, вроде все ясно. Супруги были дома одни, следов присутствия посторонних не обнаружено, соседи ни на лестнице, ни в квартире чужих не видели, жили супруги Зыковы плохо…

– Ну и что у тебя здесь не сходится?

– Да вот как-то глупо все, бессмысленно, – потирая покатый лоб, пожаловался майор. – Зыкова женщина интересная, избалованная, привыкла к красивой жизни, за счет, разумеется, мужа. А нет мужа, нет и денег. В чем смысл убийства?

– А может, у нее любовник, может, у нее страсть? – пожал плечами полковник.

– Ну, так иди да разведись.

– А может, муж не соглашался?

– Соглашался. Даже грозил ей разводом. Это мне и соседи рассказали, у них там слышимость между квартирами, и родственница убитого Зыкова, проживавшая с Зыковыми в одной квартире навроде домработницы.

– Тогда она, наоборот, не хотела разводиться, – пожал плечами полковник.

– Зыков грозил, но разводиться не собирался, жена им вертела как хотела, – пояснил майор.

– Ну, может, она его просто ненавидела! Взяла да и убила в припадке. Больше-то некому?

– В том-то и дело. А только не выглядит она такой кровожадной дурой, чтобы убить мужа в припадке, потом самой же побежать, позвать соседей и, можно сказать, добровольно сдаться в руки правосудия. Что, она не понимала, что ей за это будет? Могла бы и похитрее все обставить. Убить мужа, потом потихоньку уйти на работу, а дверь в квартиру оставить открытой, да еще какое-нибудь барахло прихватить. Вот тебе, пожалуйста, убит при ограблении. Докажи иное.

– Да-а. Так оно, конечно, логичнее, – задумчиво протянул полковник. – Ну а если она просто спятила?

– Могла, конечно, но тогда почему на рукоятке ножа нет отпечатков пальцев? Отпечатки стерла, а до остального не додумалась?

– Значит, дело по горячим следам закрыть не получится? – разочарованно уточнил полковник.

– Нет.

Утром Анфиса встала рано и первым делом принялась за стряпню. Правил тюремных она не знала, но на всякий случай решила нажарить Зинаиде котлет, наварила картошечки, яичек и поставила тесто на пироги. Потом собрала ей две смены белья попроще, у Зинаиды-то все больше шелковое с кружавчиками, куда такое в тюрьму? Отберут еще. Мыло, зубной порошок, щетку, расческу, чулки свои новые нитяные положила, носки шерстяные и платок. Хватит пока.

Пока пироги стыли на столе, прикрытые чистым полотенцем, переобулась, накинула теплую кофту и вышла во двор.

Соседи проходили мимо, раскланивались, некоторые выражали сочувствие, некоторые, наоборот, старались прошмыгнуть побыстрее. Анна Сергеевна с внуком Павликом вышла из парадной ровно в половине девятого. Анфиса все запоминала и даже делала незаметно пометочки, без десяти девять из парадной неторопливо вышел сосед из восемнадцатой квартиры Иван Константинович.

– Здравствуйте, Анфиса Тихоновна, – поздоровался он солидно, приподнимая шляпу. – Ожидаете кого-то?

– Да вот телеграмму жду, с почты обещали принести, – не моргнув глазом соврала Анфиса. Ишь, какой любопытный!

В девять часов Анфиса покинула свой пост и вернулась домой. Народу мимо нее прошло много, то и дело хлопали двери подъездов, и во двор выходили жильцы. Детишки выскакивали во двор по одному и стайками, размахивая портфелями, малышей вели в детский сад, домохозяйки спешили на рынок, служащие на работу, поэт Колотушин, бледный и небритый, на поиски опохмелки. Изольда Кузьминична из пятой вела на прогулку своего Фуфика, а критикесса Сырникова, масштабная дама с низким грудным голосом и ярко накрашенными губами, несла под мышкой маленькую лохматую, похожую на обувную щетку Тяпку, обладательницу мерзкого визгливого лая и пакостливого характера.

В общем, народу через двор прошла прорва. Кто-нибудь из них непременно должен был бы заметить постороннего, если не в подъезде, то во дворе непременно.

А может, и видел кто? Вчера милиция не смогла опросить всех жильцов дома, может, сегодня найдется свидетель, а если нет, так надо их надоумить среди жильцов убийцу поискать.

Додумавшись до такой умной мысли, Анфиса почувствовала себя гениальным сыщиком. Этим, как его?.. Петенька любил читать… Ах да, Шерлоком Холмсом.

Петенька эту книжку обожал, то и дело пересказывал Анфисе рассказы о том, как ловко этот сыщик распутывал всякие запутанные истории. Анфиса даже удивилась, когда он в кораблестроительный решил поступать, думала, в сыщики пойдет. Наверное, перерос это увлечение, но, когда из дома уходил, книжку с собой взял.

– Здравствуйте, я Зыкова, вы вчера меня допрашивали, – несмело входя в кабинет, с порога принялась объяснять Анфиса Тихоновна.

– Помню, помню, – на удивление приветливо проговорил вчерашний милиционер, а может, и следователь, Анфиса не разбиралась, в общем, тот, который показался ей похожим на бобра. – Да вы проходите, садитесь.

Кабинет у следователя был большой, но неприветливый, стены противного сине-зеленого цвета, казенная мебель и запах какой-то специфический, запах несчастья. Таким похоронки пахли, размышляла Анфиса, стараясь бесшумно ступать по потемневшему от времени неухоженному паркету.

– Ну, рассказывайте, что вас привело? – стараясь изобразить на лице приятную мягкость, предложил майор.

– А я, товарищ майор, вот…

– Михаил Николаевич, – перебил ее майор.

– Гм… Михаил Николаевич, – послушно повторила Анфиса, пристраивая на коленях сетку с передачей. – Я вот, значит, зачем. Я вот подумала, то есть хотела вот рассказать… спросить то есть… – Мысли в Анфисиной голове предательски разбегались от страха, утром дома и всю дорогу она придумывала, как бы поскладнее и подоходчивее объяснить в розыске все обстоятельства по поводу соседей и Зинаиды, и все у нее выходило гладко и правильно, а сейчас все, что она дорогой придумала, куда-то из головы вылетело.

– Да вы не волнуйтесь, вот водички выпейте, – глядя на запинающуюся гражданку, предложил майор, придвигая к ней графин с пугающе мутным стаканом. – И не спеша все объясните.

Водичка помогла. Анфиса собралась с мыслями и наконец заговорила.

– Я с главного, – выдохнула она. – Не виновата Зинаида! Не виновата!

– А кто ж тогда? – изобразил на лице безграничное простодушие майор.

– А вот этого я не знаю. Это вы выясняйте. А только в доме у нас жильцов много, и кто его знает, кто что видел и почему промолчал, – многозначительно заметила Анфиса. – А еще народец у нас хоть и культурный, а только тоже люди, и если уж на то пошло, так у некоторых из соседей побольше поводов для убийства, чем у Зинаиды. Она-то без Афанасия голой сиротой останется. Какая у нее зарплата в театре? Копейки, а жить она привыкла на широкую ногу, да и лестно женой писателя известного быть.