— Я не могу поверить, что ты здесь. — Я поднял руки, чтобы коснуться ее волос, позволив длинным прядям скользнуть сквозь пальцы, не веря, что прикасаюсь к ней. — Ты же знаешь, что Родина попросит тебя вернуться, верно?

— Я так не думаю.

— Нет?

— Все камеры были направлены на Тину, так что я надеюсь, что они не заметили, как я ушла. Если план Тины сработает правильно, все будет выглядеть так, будто я покончила с собой. Я написала предсмертную записку, взяв на себя полную ответственность за эффект, который оказала на женщин моя книга. Я просила прощения и говорила, что хотела остановить свою подругу, но одержимость Тины поиском любви с мужчиной с Севера заставила меня понять, что я не могу так больше жить. Я написала, что мое сердце разорвалось от горя и вины и что я больше не хочу жить без своей семьи.

— Но если тела не будет, разве они поверят, что ты умерла?

Девина сглотнула и посмотрела вниз.

— Мы сожгли дом.

— Твой дом?

Она кивнула, и безмерная печаль, исходившая от нее, заставила меня притянуть ее к себе и обнять.

— Тина разложила на обеденном столе бумагу и оставила фитиль, который должен догореть и дать искру. Она сама должна была стоять и спорить с пограничным патрулем, пока в небе не появится дым. Так что, никто не заподозрит, что она устроила пожар, и будет слишком поздно спасать дом, потому что он уже сгорит дотла.

— Но разве тогда твоя записка не сгорит вместе с домом?

— Нет. Я прикрепила ее к дереву за пределами дома.

Я покачал головой.

— Черт возьми, не могу поверить, что ты спалила свой дом. Я знаю, как много это значило для тебя.

— Это должно было выглядеть реально.

— Я знаю, но разве полиция не будет искать твое тело?

Девина шумно выдохнула.

— В этом году от эпидемии у нас погибло тысячи людей. Это сельская, малонаселенная область, почти без технологий. Я сомневаюсь, что они будут искать мои останки, так как ни друзья, ни семья не будут этого требовать. Тина вернется домой, если только ее не отправят в место для размышлений.

— Черт!

— Да, но она сказала, что будет использовать этот опыт как вдохновение для своего следующего романа. У нее была идея о женщине, притворяющейся психически неуравновешенной, чтобы не работать.

— Ух ты! — я продолжал прикасаться к ней. — Ты инсценировала свою собственную смерть, чтобы прийти сюда. Прямо как Марк в книге.

— Это был единственный способ. Пожалуйста, не сердись на меня за то, что я пришла.

Я услышал достаточно. Положив руки Девине на плечи, я заглянул глубоко в ее глаза.

— С чего бы мне злиться? Все, чего я хочу, это быть с тобой. Я так рад! Ты избавила меня от необходимости самому идти за тобой.

Она приподняла бровь.

— Но ты игнорировал все мои письма. Я думала, ты злишься на меня

— Я бы ответил на твои письма, если бы был здесь. — Обхватив ладонями ее лицо, я поцеловал ее. Чувствовать ее губы на своих и знать, что между нами больше нет этой треклятой стены, было так волнующе. Это было лучше, чем вся эта еда и питье, которыми я наслаждался после голода в тюрьме. — Я зол, потому что ты подвергла себя опасности, чтобы попасть сюда, но я бесконечно рад тому, что ты тут. — Я откинул голову назад; наши глаза встретились. — Я так сильно скучал по тебе.

— Я тоже скучала по тебе, — ее глаза наполнились слезами.

— Эй… тсс… что случилось? Не плачь. — Я притянул ее в свои объятия. — Теперь ты здесь. Мы вместе.

Девина закрыла лицо руками, ее плечи вздрагивали.

— Поговори со мной, любимая.

— Я пыталась быть сильной, но я так боялась, что ты разозлишься на меня. Я потеряла всех и думала, что потеряла и тебя тоже.

Я застонал и крепко обнял ее.

— Нет. Я здесь.

— Есть кое-что, о чем я тебе не сказала, и ты так разозлишься, когда я тебе скажу!

По моей шее пробежали мурашки, я напрягся.

— Ты спала с кем-то еще?

— Нет!.. — она нахмурила брови.

— Тогда в чем дело?

С глазами, полными слез, Девина взяла мою руку и положила ее поверх покрывала, на свой живот.

По выражению ее глаз я понял, что она хочет мне что-то этим сказать.

Мое сердцебиение участилось до миллиона ударов в секунду, и я откинул покрывало, чтобы увидеть самую красивую выпуклость живота своей любимой женщины.

— Ты беременна?!

— Да.

Я пялился на ее животик.

— Это мой ребенок?

— Конечно, он твой.

Мы провели вместе всего одну ночь, и это было еще в августе — и я запутался, когда попытался сосчитать.

— Я на четвертом месяце беременности.

— Почему ты мне не сказала?

Ее рука поднялась, чтобы погладить мое лицо.

— Я подумала, что мы никогда не сможем быть вместе, и что, если я скажу тебе, тебе станет только хуже.

Я забрался к ней под одеяло и обхватил ее тело руками. Ее тепло рядом наполнило меня радостью. Эти последние две недели были для меня адом — прощальное письмо, которое разорвало мое сердце на части, ошеломляющее заявление короля Джереми о том, что он намерен жениться на ком-то из вдов; неудачная попытка отравить его, и две недели, проведенные взаперти и без возможности защитить наших женщин. Ужас, который я пережил, немного отступил, пока я лежал в своей постели, слушая сердцебиение Девины и держа руку на ее животе, где рос наш ребенок.

— Ты должна была рассказать мне о нашем ребенке. Я сегодня чуть не умер.

— Что значит, чуть не умер?

Я рассказал ей все о нашей попытке убить короля Джереми и о том, как все пошло не так. Она расплакалась, когда я поведал ей о маленькой камере и долгих днях, когда почти нечего было есть.

— Так вот почему ты выглядишь похудевшим. Как можно быть таким жестоким?

— Дальше было хуже, — и я рассказал, как меня привели в комнату со столами и как мою мать, сестер и Старр отдали новым мужчинам и заставили сидеть рядом с ними и слушать наши последние слова.

— И что случилось потом?

— Ну, как и у большинства мужчин в этой стране, у Джереми не было реального опыта общения с женщинами. Он принимал их за невинных и слабых существ, которые могут творить только добро, так что представь его удивление, когда Уилма вонзила нож ему в горло.

Девина ахнула.

— Что?

— Мы, мужчины, умираем за наших товарищей, но оказывается, наши женщины так же свирепы, когда приходится трудно.

— Уилма ударила его ножом?

— Она фактически перерезала ему горло, вот так. — Я провел от подбородка и вниз, к своему адамову яблоку. — Никто из нас больше никогда не подумает о женщинах как о хрупких созданиях после того, как мы стали свидетелями того, как пять женщин напали на пятерых мужчин и убили двоих. Ты бы видела, как Марни продолжала колоть капитана ножом. Так, словно вымещала на нем накопившуюся за годы ярость.

— Это ужасно.

— Да, но там было бы или они, или мы.

Она облизнула губы.

— Я рада, что ты выжил и вернулся ко мне. Представь, если бы никто из вас не вернулся домой, а здесь стал бы жить кто-то другой. У меня могли быть большие неприятности.

— Верно. — Мы немного помолчали, прежде чем я заговорил снова. — Я все еще не могу поверить, что ты рискнула всем, чтобы прийти сюда. Я собирался искать тебя на Родине, а нашел в своей постели. Тот, кто сказал, что женщины — слабый пол, должно быть, не встречал таких женщин, как ты или моя сестра.

Девина прищурила глаза.

— Где ты слышал, что женщины — слабый пол? Это чепуха. Мы правим большей частью мира.

— Это так, но не по эту сторону стены. — В моей улыбке была легкая ирония. Я принялся целовать ее подбородок и переместился к ее губам. — Нам нравятся сильные женщины, но мы им не подчиняемся.

Девина целовала меня в ответ и издавала тихие звуки удовольствия.

— Может быть, со временем ты подчинишься мне.

Я усмехнулся, целуя ее.

— Никогда. Это обещание. — Я приподнял ее рубашку и потянул выше. Мне было любопытно, заставила ли беременность увеличиться и другие части ее тела. — Ты не представляешь, как сильно я хочу заняться с тобой любовью прямо сейчас.