— Где наши жены? — спросил Фредерик.

Капитана, похоже, забавляло наше несчастье.

— Ваши жены здесь, во дворце. Король развлекает их.

— Мы можем их увидеть?

— Да. В канун Нового года.

— Это через одиннадцать дней. Он собирается держать нас здесь одиннадцать дней? — голос Генри был полон недоверия. — Я ничего не сделал.

— Таков приказ короля.

— Мы, по крайней мере, получим еду или воду? Прошло уже два дня!

Тихо хихикая, капитан изрек:

— Король сказал, что, поскольку вы так любите мочу, вы можете попить свою собственную.

— В том пиве не было мочи.

— Нет, и мы это знаем.

Я затаил дыхание.

— Тогда почему мы все еще здесь?

— Ты знаешь, почему ты здесь. Ты пытался отравить короля.

Моя голова разрывалась от паники, и я перевел взгляд на Фредерика и моего отца. Они знали. Все было ужасно!

— Как я уже сказал, вы увидите своих женщин в последний раз в канун Нового года, так как они будут присутствовать на вашей публичной казни.

Яростно рыча Эммерсон, подбежал к двери и ударил по ней плечом.

Капитан отступил назад и закрыл окошко.

— Я должен был, нахрен, сломать шею Джереми, когда у меня был шанс!

Я громко застонал и позволил своим мыслям вернуться к Девине.

Мой план встретить ее на пороге дома, когда она вернется, теперь был не более чем несбыточной мечтой. Я был так уверен, что у нас все получится. Теперь я жалел, что не оставил ей хотя бы письмо, чтобы она нашла его, когда вернется. Мысль о том, что Девина уйдет навсегда, думая, что я слишком зол на нее, чтобы ответить, была нестерпима.

Моим единственным утешением было то, что ее не было здесь, во дворце, и она не увидит, как меня казнят. А еще — что я оставил небольшой след в этом мире, создав с Девиной книгу, которую будут читать люди на Родине.

Возможно, я скоро умру, но, по крайней мере, история Марка и Дейдры будет жить.

Глава 31

Бестселлер

Девина

Сидя на подоконнике своей квартиры, я прислонилась головой к оконной раме и наблюдала за потоком людей, идущих по улице внизу.

Эти люди хотели куда-то успеть, чем-то заняться, спешили навестить друзей и семью. Пара женщин прошла мимо, держась за руки. Они смеялись и разговаривали так, словно им было наплевать на весь мир. Я почувствовала укол зависти.

Раньше я был такой же, как все, но теперь я чувствовала себя потерянной и отрезанной от мира

Моя книга вызвала настоящую бурю. В СМИ на нее вылили потоки критики, но чем больше они говорили о ней, тем больше копий запрашивали читатели по всему миру.

Критики не стеснялись в выражениях: там были и «пустая трата времени», и «худшая книга в истории», а некоторые даже обвиняли меня в извращенном уме.

Я дала массу интервью, но, хотя журналисты и были вежливы и любезны со мной, их статьи разносили меня в пух и прах.

Эбони была права: Северяне считались монстрами, а моя книга стала преступным удовольствием, этаким запретным плодом, в чтении которой никто не хотел признаваться.

Зазвонил телефон. Я не хотела отвечать, но, будучи жителем Родины, не могла показаться невежливой, так что взяла трубку.

— Мира вам.

— Девина, у меня плохие новости, — это была Эбони, и ее голос звучал надломлено, как будто она плакала.

— Что случилось?

— Они тебе еще не звонили?

— Кто?

Она вздохнула.

— О, милая, я не знаю, как это сказать, но нам приказали снять с публикации «Запрещенные письма с Севера».

— Почему?

— Потому что, по мнению Совета, это опасная книга, которая вселяет в наивные души людей опасные фантазии.

Я закрыла глаза, но промолчала.

— Девина, ты все еще здесь?

— Да, я все еще здесь.

— Это отличная книга, милая. Она практически продает сама себя, но Совет обеспокоен и хочет, чтобы мы сняли ее с продажи.

— Что именно их беспокоит? Это всего лишь книга.

— Я задала им тот же вопрос, и оказалось, что некоторые читатели собрались и поехали на границу в поисках бутылок с письмами, и даже пытались сами бросать бутылки. Совету пришлось усилить пограничный патруль и установить больше камер и знаков, чтобы напомнить всем, что вокруг стены есть мины. Вчера одна из женщин вместо того, чтобы бросить бутылку через стену, решила пробраться на другую сторону. Ее поймали. К сожалению, она упала и сломала обе ноги.

— О нет!

— Да, и, согласно Совету, это мы виноваты в том, что вложили опасные идеи в умы этих людей.

— Они тебе это сказали?

Эбони снова вздохнула.

— Они предложили мне взять небольшой отпуск, чтобы обдумать свою роль во всем этом, — ее голос снова сорвался. — Я не хочу уходить на покой, и я не хочу провести остаток жизни у какого-нибудь озера, размышляя о своей роли во вселенной. Я хочу быть там, где мои друзья, и заниматься любимым делом, публикацией книг.

— Я понимаю.

— Они уже уволили библиотекаря, который одобрил книгу, и теперь намерены связаться с тобой.

Я почувствовала, как вся кровь отхлынула от моего лица.

— Они так сказали?

— Да.

— Потому что они думают, что я сошла с ума?

— Они не использовали это выражение, но они беспокоятся. Им кажется, что ты психически нездорова и нуждаешься в помощи психиатра.

Повернув голову, я посмотрела на входную дверь.

— Сколько у меня времени?

— Немного.

— Эбони…

— Да?

— Спасибо, что дала мне знать.

Она шмыгнула носом.

— У тебя наверняка будет возможность поразмышлять над всем этим, так что я прошу тебя, как твой издатель, как можно быстрее написать другую книгу. У тебя будет время, пока ты будешь на лечении.

— Если я напишу еще одну историю о Дейдре и Марке, они никогда не выпустят меня обратно.

— Нет, не делай этого! Может быть, ты могла бы написать детективный роман под новым псевдонимом или что-то в этом роде.

Я выдохнула:

— Да, возможно.

— Я свяжусь с тобой, когда все уляжется.

— Хорошо.

— Еще раз, мне жаль, Девина.

— Мне тоже жаль.

Повесив трубку, я секунду посидела, наблюдая за людьми на улице и спрашивая себя, читал ли кто-нибудь из них мою книгу и если да… полюбили ли они ее или возненавидели.

Что мне теперь делать?

Я и так чувствовала себя потерянной, но теперь я будто падала в темную яму безнадежного отчаяния. В отчаянии я потянулась за спасательным кругом и позвонила Тине.

— Эй, милая, мы с Эмбер только что говорили о тебе. Ты в порядке?

И тут же на заднем фоне раздался ясный и громкий голос Эмбер:

— Тут о твоей книге говорят в новостях.

— Эбони позвонила мне. Они снимают с публикации мою книгу, — вырвалось у меня.

— Мне так жаль, — начала Тина, прежде чем Эмбер прервала ее:

— Говорила же тебе, что романтика — это риск.

— Кто-то получил травму, когда полез на стену, и они обвиняют в этом меня и книгу.

— Да, мы видели в новостях. Это ужасно, — тон Тины был сочувственным.

— Вы можете представить себе, что та женщина сломала себе ноги?

— Это случилось из-за твоей книги! — тут же отреагировала Эмбер.

Обвинение в ее голосе заставило меня занять защитную позицию.

— Я ведь не думала, что моя книга побудит женщин идти к границе или пытаться проникнуть на ту сторону! Я не собиралась вкладывать им в головы такие мысли!

Но Эмбер не смягчилась.

— Видишь, Девина, вот почему так важно, чтобы мы несли ответственность за то, что пишем. Наши слова вдохновляют людей на добрые или дурные поступки. Вот почему нам нужна цензура.

— Что они сказали обо мне в новостях?

Мой вопрос был адресован Тине, но снова ответила Эмбер, и мое раздражение росло с каждым словом, которое слетало с ее губ.

— Они использовали твою книгу в качестве примера того, почему нужен был этот закон о запрете эмоционально напряженных книг.