Брат радостно кивнул и побежал к качелям, а Кирилл заспешил к друзьям.

Играл он недолго, а когда пришел второй вратарь, то Кирилл тут же с ним поменялся и заспешил назад, к детской площадке.

Несмотря на то, что до темноты было еще много времени, все дети и их родители куда-то делись. Площадка была пуста.

– Ромка! – позвал Кирилл. – Ромка, вылезай!

Брат не отвечал. Предчувствуя нехорошее, Кирилл откинул мяч в сторону и начал искать брата, периодически выкрикивая его имя.

Он искал до темноты, пока его самого не нашла взволнованная мама.

– Где вас носит? Ты на часы смотрел? – закричала она. – А где Рома?

Мама заозиралась по сторонам, а Кирилл, ломая пальцы, пытался придумать, как сказать ей, что произошло. Однако этого не потребовалось – она и сама все поняла. Запаниковала, закричала, схватилась за голову. Сказала что-то про полицию, дрожащими руками достала телефон и позвонила мужу. Кирилл снова прирос к земле и потерял дар речи.

Вскоре пришел отец, выслушал сбивчивый рассказ мамы, затем взглянул на Кирилла и спросил у него, что произошло. Кирилл все подробно рассказал. Тихо, спокойно и четко. Все это время мама холодно и молча сверлила в старшем сыне дыры.

После долгих и тщетных ночных поисков родители вернулись домой совершенно разбитые и полные отчаяния. Кирилл вместе с младшей сестрой встретил их в прихожей и, увидев, что родители пришли одни, тяжело вздохнул. Услышав его, мама вдруг кинула на него полный злобы взгляд и, в два широких шага очутившись рядом с сыном, схватила его за горло.

– Это все из-за тебя! Из-за тебя потерялся Ромка! Ты в этом виноват! Я велела тебе следить за братом! Какого хрена ты поперся играть в футбол?? Какого хрена??

Мама сдавливала горло Кирилла так сильно, что его лицо начало краснеть, а сам он стал задыхаться.

– Марина, успокойся! – отец кинулся к ней и попытался разжать ее руки.

Глаза матери горели диким, необузданным огнем.

Когда ее пальцы разомкнулись, Кирилл упал на колени и громко закашлялся.

– Это все ты! Это ты! – кричала мать, пытаясь вырваться из отцовской хватки.

– Нет… – прохрипел Кирилл. – Это не…Это не я!

Я открыла глаза и увидела перед собой взволнованные лица мамы и бабушки. Сердце неистово билось, в горле пересохло и запершило.

Вытащив наушники, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Что случилось? – спросила мама, не сводя с меня глаз. – Тебе плохо?

Я помотала головой.

– Ты так громко кричала, – тихо сказала бабушка. – Мы испугались и остановились. Ты не приходила в сознание несколько минут. Все кричала и кричала.

Сглотнув вставший в горле ком, я спросила:

– Что именно я кричала?

– «Нет, это не я», – в один голос ответили мама с бабушкой.

Я не стала рассказывать о своих снах. Соврала, что мне приснился кошмар. Родные поверили – у меня сегодня был тяжелый день. Мама даже решила сразу завести меня домой, а не тащить еще и в больницу, где мое тело уже ждала вип-палата и посвященные в тайну моей болезни врачи.

Домой я в буквальном смысле завалилась. Абсолютно разбитая, мечтающая лишь о длительном сне в своей постели. Добредя до своей комнаты, я упала на кровать прямо в одежде и закрыла глаза.

Засыпая, я надеялась, что от такой усталости мне не приснятся сны, однако я страшно ошибалась…

Стоило мне уснуть, как сны не заставили себя долго ждать. Красочные, до жути реалистичные, и все с участием Кирилла. В них не было никакой последовательности. То я видела взрослого Кирилла с какими-то больными детьми, то Кирилла-подростка, играющего с сестрой в футбол, то снова взрослого, читающего в парке какую-то книгу. Один раз даже Кирилл показался мне еще без татуировок. На вид ему было лет двадцать, и он сидел в лектории университета и со скучающим видом смотрел в окно на падающий крупными хлопьями снег.

И снова дети, больница, какие-то реабилитационные центры. Кажется, Кирилл был социальным работником. Заглаживал таким образом вину перед братом?..

Жизнь Кирилла снилась мне до самого утра, однако ничего пугающего и душераздирающего я больше не видела. Проснулась спокойно, не выкрикивая в отчаянии не свои слова. Открыла отдохнувшие глаза, потянулась и улыбнулась.

Из кухни доносился звон посуды и голоса мамы с бабушкой. В предвкушении аппетитного завтрака я поднялась и, достав из сумки чистую одежду, поплелась в ванну. Скинула футболку, джинсы, а потом в нерешительности замерла, глянув вниз, на темно-синие боксеры.

– Ну нееет, – неуверенно протянула я.

Смотреть на то, что прячется в трусах, мне совершенно не хотелось. Ни сейчас, ни потом.

Господи, скорее бы уже избавиться от этого тела и вернуться в свое…

Поразмыслив некоторое время, я, не снимая трусов, встала под душ. Натирая крепкие мышцы розовой мочалкой, я не могла выкинуть из головы тот факт, что трусы все же поменять придется.

Помывшись и вытершись полотенцем, я закрыла глаза и кое-как поменяла нижнее белье. Довольная проделанной работой, я натянула на себя штаны с футболкой и, подойдя к полочке с тканевыми масками, выбрала тигриную и наложила ее на лицо.

Из кухни в ванну просочился аппетитный запах жареной яичницы с беконом. Облизываясь, я поспешила в царство готовки.

Увидев меня, бабушка выронила лопатку, а мама зашлась в таком безудержном смехе, что, кажется, ее слышали даже соседи. Не понимая, чем вызван смех, я хмуро уставилась на своих близких.

– Дочь, ты на себя в зеркало смотрела? – давясь смехом, спросила мама.

Я молча отступила на пару шагов назад и повернулась к коридорному зеркалу. На меня смотрел брутального вида парень с мускулистыми татуированными руками, полотенцем на волосах и маской тигра на лице.

Зрелище было настолько комичным, что я сама согнулась пополам от смеха, из-за чего моя тканевая маска сползла с лица и с чвакающим звуком шлепнулась на пол.

Отсмеявшись, мама сказала:

– Иди завтракать, тигреночек. Еда стынет.

После завтрака бабушка неожиданно предложила нарядить елку. Мы с мамой удивленно уставились на нее.

– Мы же наряжаем всегда двадцать седьмого числа, а сегодня только шестнадцатое, – напомнила я.

– Вот именно, – кивнула мама. – Зачем так рано? Только дольше мешаться будет.

Она не любила Новый год, потому что этот праздник считался семейным, а нашу когда-то большую семью мы растеряли. Исключительно благодаря непростому характеру моей мамы.

– Ну, раз не хотите, то и не надо, – пожала плечами бабушка и принялась мыть посуду.

– Спасибо, было очень вкусно, – поблагодарила я, вставая из-за стола.

Проходя мимо коробки с новыми елочными игрушками, я вдруг вспомнила Мисс Хвою. Интересно, когда Кирилл ее нарядил? И почему так рано?

В комнате я принялась за небольшую уборку. Заправила постель, вытащила вещи из сумки и разложила их в шкафу. Собрала разбросанные на столе журналы, расставила по местам книги со стихами.

Усевшись в уютное лиловое кресло, я тяжело вздохнула от осознания, что мне абсолютно нечем заняться. Конечно, можно было бы почитать или посмотреть фильм, а еще зайти в соцсеть, но всего этого делать не хотелось.

Пялясь в белый высокий потолок и анализируя последние сны, я вдруг осознала, что поговорить мне все же хочется, но только с одним единственным человеком – с Кириллом. Интересно, какой он в общении? Наверно, разговаривать с ним было бы приятно, раз он любит читать и интересуется астрономией. Может, у нас бы нашлись еще общие интересы, помимо любви к поэзии. Я бы попросила его нарисовать мой портрет. Меня никогда не рисовали, а фотографировали крайне редко. Сама же я никогда не делала селфи, потому что считала себя дурнушкой. Маленький рост, худое тело, груди почти нет, на лице веснушки, волосы тонкие и светлые, кожа бледная – ничего, за что можно зацепиться.

И тут на фоне всех этих мыслей промелькнула одна, яркая и внезапная: интересно, я бы его заинтересовала?..