– Там все плохо закончилось.

– А ты сделай свою версию, – мама стащила с ног сына носки, которые он не снимал, наверное, все три дня.

– Не трогай его, пусть поспит.

Планы не пригодились. От смилостивившегося сторожа Леня узнал, что Таню увезли в тот же день. Куда – неизвестно.

Два летних месяца Леонид провел на даче у деда. Мама и тетя Саша наезжали туда по выходным, принося полные сумки городских вкусностей.

– Как он?

– Нормально. Что с ним, кобелем, сделается, – дед прятал улыбку в усы.

Леня считал дни до школы, готовил нужные слова, часами разговаривал сам с собой, но когда увидел Таню, онемел: она стала на полголовы выше его. Прошла мимо, словно он превратился в невидимку.

Передал записку, где на белом клочке бумаги жирно нарисовал вопросительный знак. Ответ получил через Танину одноклассницу.

– Не ходи за ней. Татьяне не разрешают дружить с плохими мальчиками.

Лифт, спустивший своего пассажира на подземную стоянку, пришел одновременно со служебным, на котором приехал помощник директора Марк Дриз. По возрасту он был ровесником Леонида, но во всем остальном – полной его противоположностью. Укороченное пальто и брюки до щиколотки делали субтильную фигуру Марка еще более тонкой. Светлые волосы, выбритые у висков, были тщательно уложены. Из-под косой челки на мир с невинностью олененка Бэмби смотрели голубые глаза. Сложенные в ироничную улыбку губы и длинные пальцы, которые, как догадывались многие, умели нечто эдакое творить с женщинами, заставляли слабый пол сдаваться по первому требованию, стоило Марку с каким-нибудь документом появиться в дверях. У дам возраста «баба-ягодка» при виде эльфа просыпался материнский инстинкт: им хотелось прижать светлую голову к большой (или маленькой, смотря в какой отдел попадет) груди, что позволяло помощнику легко и быстро решить тот вопрос, на котором Скворцов с его прямолинейным директорским напором пробуксовывал.

Верно подметила заведующая лабораторией Агута Марина Станиславовна, когда описывала Глафире столь непохожих мужчин, как директор и его помощник: Скворцов – это мощный внедорожник, а Дриз – юркий велосипед, который проскочит там, где и танки не пройдут. «Правда, велосипед тот с новомодными блестящими рамами, а у внедорожника вместо резины шипы, которые любого зазевавшегося размолотят в фарш».

– Не хотела бы я быть сбита таким внедорожником, – заметила тогда Глаша, оценивая и директорские широкие плечи, и уверенную поступь, и взгляд, вычленяющий самое важное, но пропускающий такие мелочи, как новенькая «химичка» в белом халате с бейджиком на нагрудном кармане. Зато Дриз не прошел мимо – наклонившись следом за боссом к микроскопу, успел шепнуть в порозовевшее ушко Глафиры: «Классные духи».

Если сердце женщины, находящейся в поле зрения рабочего тандема «директор и его помощник», не разбивал уверенный и спокойный Леонид, то дело с блеском (той самой велосипедной рамы) завершал Марк. Те два года, когда Скворцова скрутила любовь к модели, за обоих отдувался Дриз.

Известие об аварии, в которой директор получил травму спины, опечалило заводской коллектив, правда, последующее сообщение, что босс стал одинок, поскольку моделька сбежала, дало надежду женской части и эту темноволосую голову прижать к большой или малой груди, смотря на какую тот положит глаз. И никого не смущала разница в возрасте или семейный статус – всем хотелось приголубить «несчастного босса».

Однако несчастный не торопился пользоваться добросердечностью коллектива. После аварии он вообще не появлялся на заводе, офисные дела решались через Марка и главного бухгалтера. А когда Леонид показался, все без исключения отметили, что домашняя отсидка пошла ему на пользу – он посвежел-постройнел, и в его глазах появился тот азартный блеск, который помнили только старожилы.

– Садись за руль, – скомандовал Скворцов, направляясь к своей машине.

– Но тут же рядом…

Букет в руках помощника напомнил, что нужно поздравить очередную именинницу.

– Я выпил. Заскочим на минуту, потом отвезешь меня на Петипа. Еще раз напомни, как зовут новенькую?

– Не такая уже она и новенькая, – укладывая букет на сиденье, пробурчал Марк, понимая, что надежды повеселиться на дне рождения тают с каждой минутой. Сначала Петипа, потом подожди пару часов, потом давай заскочим поужинать. – Глафира Степановна почти год замом работает.

Вновь услышав старомодное имя, Леонид представил «химичку» как старую деву в очках с толстыми линзами и родинкой на подбородке, из которой растут волосы.

Выезд из гаража загородила красная машина, которую Леонид безошибочно узнал.

– Откладывается Петипа, – сказал он Марку, распахивая дверь внедорожника. – Ты сам поздравь Глафиру Степановну. Ах, да, вот конверт.

И не оглядываясь, пошел вперед. Привычно открыл дверь и сел в Ягуар, который когда-то на стадии цветочно-романтичных отношений подарил Ольге. Тот резко тронулся с места, словно боялся, что пассажир передумает.

Марк выдохнул и улыбнулся сам себе.

– Ну что, Глаша? Погуляем?

***

В кафе веселье шло по-цыгански безудержно. Песни и пляски исполнялись с усердием агитбригад, в кои при Союзе входила добрая половина коллектива. Пенсионеров и приближенных к ним по возрасту работников Леонид жаловал, поскольку это те самые специалисты, которые с умом пережили девяностые. «Антикризисная команда» не раз выручала его. Когда Ленька, еще учась на втором курсе политеха, узнал, что стал наследником большого хозяйства, именно они подставили ему плечо и не дали наделать глупых ошибок.

– Как же я люблю все это! – Марк широко развел руки и вдохнул пьяный воздух. Поискал глазами именинницу, чье красное платье еще с утра разглядел под белым халатом, и широко ей улыбнулся. – Иди сюда красавица! Целовать буду!

Та со смехом подлетела и попала в тесные объятия, отяжеленные букетом роз.

– А где директор? – поинтересовалась словно невзначай.

– Тебе меня не хватит?

– Не выгоден ты мне один, – со вздохом ответила Глаша. – Так бы я в два раза больше поцелуев отхватила.

***

Огни фонарей за окном сливались в одну линию.

Светофор тревожно переключал свет.

Красный резал глаза.

– Куда мы едем? – Леонид, наконец, прервал затянувшееся молчание.

Ольга ответила не сразу.

– Домой.

– К кому?

– К нам.

– Нас уже нет.

Остановилась у его подъезда. Открыла дверь, впустив холодный осенний воздух.

– Нужно поговорить, – зябко подтянула к лицу ворот меховой шубки. Тоже его подарок.

В лифте ехали молча.

Ольга переступила порог, втянула носом воздух, находя в нем запахи свежего ремонта и дорогой мебели.

– Красиво.

Села на диван, как умела только она – словно в нескольких метрах от нее застыл фотограф. Погладила узкой ладонью белую кожу обшивки, небрежно скинула лодочки и подтянула ноги к подбородку, оплетя их ухоженными руками.

Леонид помнил, как любил гладить эти узкие коленки, проводить рукой по точеным икрам, целовать каждый палец, слыша вздох-стон, полный предвкушения.

Ольга, понимая, что все еще волнует бывшего любовника, откинулась на подушку и призывно посмотрела.

– Чего хотела? – Леонид стоял напротив дивана, засунув руки в карманы. Пиджак был сброшен на кресло.

– А ты стал жестче, – поднялась, понимая, что прежние уловки не работают. Не получив ответа, поинтересовалась: – Как твоя спина? – и, не дав открыть рот, быстро заговорила. Видимо заранее готовила оправдание. – Ты прости, что так все получилось. Знаешь, как я запаниковала? Ведь я даже женой твоей не была, а потому, как вдова ничего не получила бы. А твоя мама…

– Чего ты хочешь?

– Опять быть вместе. Мы же хорошо жили, помнишь?

– Нет, – Леонид со скукой в глазах посмотрел в темное окно, где отражалась напряженная фигура его бывшей любовницы. Почти жены. – Уходи.