– Мавка… Ну, заведи…

– Пропадешь! – хихикает она.

– Озеро, говоришь? – было тут озеро недалеко. – Веди, искупаемся. Я уже мокрый весь от жары.

– Иди за мной.

– Я не вижу тебя практически. Руку дай…

Рука у нее теплая, мягкая. Идет уверенно. Или плывет? Ног так и не видно. Под моими хрустят веточки. Под ее – нет.

Протягиваю вперед руку, касаюсь непроглядной темноты ниже пояса, провожу по выраженному изгибу бедра. Отскакивает, вырывая руку.

– Да нет! – начинаю я оправдываться. – Просто, верх белый твой вижу, и ощущение такое в темноте, как будто ниже талии нет ничего! Вдруг ты реально нечисть какая! – начинаю тихо смеяться. – Проверил, что… это только иллюзия.

– То есть, если я вдруг мозгов твоих не увижу, то могу тоже палочкой в глаз потыкать?

– Прости, мавка! Больше не повторится. Верни свою руку, пожалуйста.

Несколько секунд думает. Потом снова берет меня за пальцы.

И я кайфую от этой ночной прогулки по зарослям папоротника. Он упруго сопротивляется нашему движению вперед.

– Цветок папоротника, значит? И давно ищешь?

– Третий день.

– Так только на Ивана Купалу же цветет.

– Старый календарь с новым не совпадает, плюс-минус три дня…

– Опасно вот так ночью одной.

– И чем же?

Про маньяков вещать ей как-то скучно и, на мой взгляд, не очень правдоподобно в наших краях.

– Так… нечисть… – улыбаюсь я. – Лешие… кикиморы… русалки… заколдуют… закружат… заблудят…

Провокационно хихикает.

– Мы такие, да.

Сжимаю крепче пальчики, пытаясь распробовать это приятное ощущение – идти с ней за руку. У нас в городе все как-то больше «под руку» принято.

– Овраг… – предупреждает меня моя мавка. Резко тормозя, я втыкаюсь ей в спину и подхватываю ее за талию, чтобы не улетела от толчка.

В глазах искрит от этой близости. Лицом чувствую что-то мягкое и прохладное. Это не волосы…

– Что это?… – провожу пальцами.

Венок!

– Цветы… – шепчет она.

Вдыхаю запах поглубже. Моя голова кружится. Но из рук отпускаю при первой же попытке освободиться. Не хочется спугнуть…

Мы молча идем вперед. Я уже давно потерял все ориентиры. Но минут через пятнадцать она, и правда, выводит меня к кромке леса. Месяц снова выходит из-за тучи, давая капельку света.

– Как от озера домой попасть, знаешь?

– Знаю.

– Тогда я пошла.

Оставляет мою руку и уверенно уходит вперед к кромке воды.

Я вижу стройный силуэт ее тела, силуэт венка и две толстые длинные косы, заплетенные с самого верха, как корона дракона, выделяющиеся на фоне чуть подсвеченного неба.

Силуэт напоминает русалку, длинное платье, облегая бедра и сужаясь к коленям, в темноте зрительно превращается в хвост. Не замедляясь, она заходит в воду. По колено… по пояс… по грудь…

– Подожди! Подожди, мавка!

Скинув обувь, залетаю в воду следом за ней. Телефона у меня с собой нет, часы водостойкие, остальное высохнет!

Она уже метрах в пяти от меня. Над водой только белозубая улыбка и венок. Ныряет. Венок остается.

Месяц скрывается опять, и я слышу только плеск где-то далеко впереди.

– Мавка! Не убегай от меня!

Издалека слышен перелив ее смеха. Все мои другие органы чувств отключены, и, наверное, именно поэтому он врезается в меня, отпечатываясь намертво.

– Вернись, пожалуйста!

Все… тихо. Мне становится душно от мысли, что я больше не услышу этот смех, и у этого странного знакомства не будет продолжения.

Зачем я ее отпустил?!

Месяц выходит. Ее нет. Гладь воды идеально ровная. Плавает венок. И он – единственный свидетель того, что меня не наглючило. Доплываю до него, сжимаю в руках. Ложусь на спину, закрывая глаза. Сердце колотится от страха и возбуждения. Мне чудится под водой ее присутствие и присутствие еще каких-то существ. И меня качает от эмоций.

Вот это проветрил мозги!

Мавка…

К утру просыпаюсь от озноба. Так и уснул во дворе на гамаке. Венок предусмотрительно забрал с собой, чтобы наутро не попутать реальность со снами.

Была-таки мавка!

Вот он висит на огромном гвозде, куда прикреплены веревки гамака.

Возле дома сушится лоскутное одеяло. Забираю его, укрываюсь.

Не хочется мне идти к Лане. Ни извиняться, ни мириться, ни общаться. Даже пресловутого секса не так уж и хочется. Затопило другими переживаниями. Где искать эту мавку?

Рассвет…

Ее смех преследует меня, заставляя жмуриться от удовольствия.

– Проснулся уже? – выходит бабуля из дома.

– Мхм…

– Не замерз?

– Немножко.

Через несколько минут она появляется с кружкой крепкого чая с молоком. В городе мне и в голову не придет пить чай с молоком. Но она заваривает как-то по особенному, с травами, крепко. Вкусно!

– Спасибо, – делаю глоток.

– А ты откуда венок взял?! – взмахивает она руками. – Не из воды ли вытащил?

– А что?

– Девушки в ночь Ивана Купалы венки свои в воду отпускают. Обычай такой. Если какой парень вытащит… Любовная магия это! Пропадешь!

– Нда? – обещала мне мавка уже, что пропаду.

Не поверил…

Грудь переполняет от свежего воздуха, и не только от него. Поджимаю губы, чтобы сильно не палиться перед бабулей. Хотя…

– Ба… А ты не видела девушку здесь такую?…

Какую?

Так не разглядеть же было в темноте. Что я видел-то?

– Стройная, высокая, косы длинные, богатые, улыбка такая… яркая! Голос – бархатный, а смех – звонкий.

– Все-таки вытащил, – смеется бабуля. – Как зовут-то?

– Мавкой представилась.

– Шутница… – вздыхает бабушка. – Утопленниц в нашем озере сроду не было. Неглубоко там. Не видела я таких здесь, Андрей. Не местная. Девчонок молодых у нас здесь мало, с косами богатыми и не припомню. Может, в деревне за озером?

– Может быть… – вспоминаю, что поплыла она в ту сторону.

Хотя могла заплыть под лодочную деревянную пристань и выйти совсем рядом.

– А может, и гостит у кого. Лето…

– Может…

Бабушка собирает в пластиковую кружку малину.

– Блинчиков хочешь?

– Хочу! – ностальгически улыбаюсь я.

– Твоя-то жертва Бухенвальда чего есть будет? Вчера не притронулась ни к чему.

Бабушка расстраивается, когда не едят то, что она готовит.

Могла бы уж из вежливости и поесть! Не умерла бы от ожирения.

– А ты за нее не переживай, бабушка, она на функциональном питании.

– Это что за зверь такой?

– Таблетки, порошки.

– Болеет, что ли?

– Мхм… с головой плохо.

Бабуля уходит к летней кухне. Там знакомо гремит потихоньку посудой. Где-то кричат петухи. Наш старый кот прыгает ко мне на одеяло.

– Васька! – стискиваю я этого бандита с обмороженными ушами и толстой довольной мордой. – Ты жив еще, бродяга?

Мурлычет…

Скоро двадцать уже ему. Долгожитель.

Вылезаю из-под одеяла и берусь за топор, чтобы разогнать кровь. Минут через двадцать мне становится невыносимо жарко. Да и солнце уже греет по-полной. Забегаю на несколько минут в прохладный душ. Оборачиваю бедра полотенцем, выхожу.

Мышцы играют под кожей от переизбытка энергии. Птички поют. Пчелы жужжат.

Как же круто!!

– Вот ты где! – выползает на балкон второго этажа сонная, недовольная Лана. – Всю ночь из-за тебя не спала! Где ты был?!

– И тебе доброе утро. Гулял, купался.

– Ночью?

– Ночью.

Падаю обратно на гамак.

Через некоторое время спускается, кутаясь в плюшевую спортивную кофту голубого цвета. Присаживается ко мне. Прижимается губами к моим. Целую.

– Лана, убери ты этот гель из них. Они как… – пытаюсь отыскать аналогию и не могу найти ни одной приличной.

Надутые лягушки! – это самое близкое.

– Неприятное ощущение. И мимика у тебя изменилась, скудная какая-то. На все – одно выражение лица.

– Это временно, Андрюш. Из-за ботекса. Через пару месяцев все восстановится.