– Что случилось?

– Не могу подняться, ноги болят.

Довольно приличный английский. Фонетика у многих арабов очень страдает. Произносят слова так, как в немецком языке, то есть следуя написанию. А ведь в английском есть большая «закавыка» по принципу: «пять» – пишем, «три» – на ум пошло. Руку, конечно, подала. Манера его обращения к ней пришлась по душе.

– Вам, синьор, обязательно на самую вершину?

– Да, конечно! Мне для рекламы нужно снять фильм о восходе солнца.

– Вы на этой экскурсии впервые?

– Да, мадам.

– Тогда вы очень легко одеты. Вас что, не предупредили, что в горах ночью холодно?

– Ничего. Днём отогреюсь.

Разговаривали и подтягивали друг друга за руку. Таким образом подниматься было значительно легче.

– А вы откуда?

– Из России.

– Впервые встречаю российскую девушку, которая так хорошо говорит по-английски.

– Благодарю за комплемент, однако я не столь молода, как вам кажется.

– А сколько вам лет?

– Два дня назад стукнуло сто пять. А вам?

– Двадцать восемь. Как вас зовут?

Терпеть не могла этого вопроса! Но и не ответить тоже было нельзя: «экий секрет»!

– Светлана. – Отчество опустила, знала, что иностранцам его не выговорить. – А вас?

– Самир.

– Очень приятно. Вы оператор?

– Нет, юрист. Но у нас юристы получают очень мало. К тому же я только закончил университет. Опыта работы никакого. А съёмка любительских фильмов для туристов даёт неплохой дополнительный заработок.

– Вы женаты?

– Что вы! Я ещё далеко не обеспеченный человек.

– А что, жениться может только тот, кто хорошо обеспечен?

– А как иначе? Как же содержать семью? Редко кто из наших женщин работает. Разве вы видели в сфере обслуживания арабских женщин?

Задумалась. А ведь, правда. И в ресторане, и в номерах, и на территории гостиницы, и на пляже – одни молодые мальчики в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти.

– В какой гостинице вы живёте?

– Пусть это будет моим маленьким секретом, – шутливо похлопала она его по плечу.

– Почему?

– А для чего вам это знать?

– Я вас найду!

– Этого мне только не хватало!

– Мне очень нравятся ваши глаза. Они умные и добрые.

– Вам так кажется в темноте. С рассветом это впечатление рассеется, как утренний туман.

– А голос? У вас очень приятный тембр. Он просто завораживает!

Боже мой! И этот туда же!

– Я знаю несколько русских слов.

– Да? Каких?

– «Как дела?», « Хорошо!», «Как тебя зовут?», « Здрасти-мордасти!», « Гуси-гуси! – Га-га-га! Есть хотите? Да-да-да!».

Он намеривался произнести ещё одну фразу, что-то про Новый Год. Она догадалась, какую, поморщилась и подняла руку, словно хотела защитить себя от этой пошлости.

– Достаточно!

– Почему?

– Вас наши туристы учат не самым хорошим оборотам речи. И вы повторяете за ними всякую ерунду, которую они произносят смеха ради.

– А что означает по-русски «ни хрена не надо!»?

Поморщилась. Отвернула голову в сторону.

– Пощадите мои уши!

– Понял! Это очень плохо? – Он явно забеспокоился. – Я заметил: стоит мне только произнести эту фразу, как русские девушки тотчас отходят в сторону и не хотят со мной больше разговаривать.

– Зато учитесь говорить культурно. Не на «ты», а на «вы».

– Как это?

– Не «тебя», а «вас»! Понятно? – сказала по-русски.

– Не понятно! – перешёл он на русский. – Почему? Ты ведь один?

– Я одна.

– Как ты сказал?

– Повторяю. Не «ты», а «вы». И будет это звучать так: «Как вы сказали?»

– Как вы сказали? – послушно повторил он.

– Вот это уже другое дело! И снова стала объяснять по-английски. – В русском, как и в немецком, есть «Du» и есть «Sie». Нужно чувствовать эту разницу.

Отчитывала, как школьника, а в глазах прыгали шаловливые зайчики. У него во взгляде было столько восхищения, что вот-вот защёлкает языком. И снова на хорошем английском:

– Только, пожалуйста, не сердитесь на меня! Не уходите! Я этого не знал! Меня так учили русские туристы. Я все записывал. Я с собой ношу тетрадь. Научите меня говорить правильно. Мне это очень важно!

Он лопотал по-английски быстро и довольно прилично. При этом ладонь его была прижата к груди. И трудно было понять: то ли умоляет, то ли защищается. О, Господи! Как легко её схватить за язык! А, впрочем, жалко ей, что ли?

– Я ещё неделю буду жить у друга. Он торгует на пляже в парфюмерном ларьке, рядом с немецким пляжем. Его напарник уехал к семье, в отпуск. Замену в этот сезон найти трудно. А одному сидеть в магазине, как собаке на цепи, тоскливо. Вот он и попросил меня поработать вместе с ним. И на экскурсии отпускает, чтобы материальный интерес был.

Он продолжал ей что-то рассказывать, открыто, откровенно. Но она уже не слушала,

вдыхала густой воздух лунной ночи, и её пространные мысли уносились куда-то далеко, в какую-то невесомость. Машинально держались за руки, помогая друг другу взбираться на массивные плиты древних каменных ступеней. Потом он стал расспрашивать её о впечатлениях от Египта, об экскурсиях, на которых удалось побывать. Расспрашивал деликатно, не повторяя вопросов, которые она блокировала молчанием.

На смотровой площадке было некуда ступить в прямом смысле этого слова. Повсюду на тюфяках лежали измотанные подъёмом люди, закутанные в тёплые верблюжьи одеяла. Все ждали рассвета. Но солнце не очень торопилось появиться, хоть золотые пики гор снизу уже подсвечивались розовым светом.

Самира колотил озноб. Ещё бы! Ей было холодно в свитере, а на нём одна белая нейлоновая рубашка, сквозь которую просвечивала смуглая кожа. И всё-таки чертовски красивые эти арабы! Нет, не те, что явно южноафриканского происхождения, по мимике и жестам похожие на мартышек. А вот эти, европеоидной расы, степенные и гордые, как сами Синайские горы, что, молча, возносят свое достоинство к безоблачному небу.

Взглянула на часы. Пятнадцать минут шестого. Солнце взойдёт ровно через час. Как хочется куда-нибудь присесть и спрятаться от этого пронизывающего ветра. Не успела подумать, как к ней подскочил бедуин, предложил купить тюфяк и одеяло. Похоже, деньги здесь привыкли делать даже из воздуха. Главное, оказаться в нужную минуту, в нужном месте, с нужной услугой. Паломники предусмотрительно подвинулись. Вот уж воистину будет сказано, что при желании одним куском хлеба можно накормить весь род людской и одним одеялом укрыть весь мир. Пока она устраивалась в заветерье, Самир, обхватив себя за плечи руками, уже чуть не лязгал зубами от холода.

– Садитесь! – махнула она ему рукой. Дважды приглашать его было не надо. Прижался спиной к её тёплой спине. Про себя усмехнулась: друзья по несчастью. – Может быть, купить одеяло?

– Нет! – брезгливо замотав головой, шепотом пояснил он: – Смотрите, какие они здесь грязные.

– А не заболеете?

– Нет, днём отогреюсь, – снова заверил он. – Как только солнце взойдёт, сразу теплее станет. Вы уже задумали желание? Желание того, кто встретит рассвет на этой горе, всегда исполняется.

А ей вдруг в голову возьми да «втемяшься» какая-то дикая сумасбродная мысль: как хочется любить и быть любимой, пылко, страстно, бескорыстно, как, может быть, наверное, только в ранней юности. Когда в свете луны всё вокруг приобретает сказочное очертание и целый мир может запросто уместиться в придорожной лужице; когда все обыденные слова звучат, как магические заклинания. Боже! О чем я? Мне уже пятьдесят! А, может быть, не «уже», а «ещё»? Это звучит куда оптимистичнее: «Мне ещё только пятьдесят!».

Смотровая площадка, словно нечаянно подслушав её мысли, «взорвалась» аплодисментами. Из-за горных хребтов появилось розовое темечко заспанного солнца. Самир застрекотал камерой. Гулко хлопнула бутылка шампанского. Зачмокали радостные поцелуи.

Толпа паломников суетливо зашевелилась, качнулась в сторону спуска, на тропу Покаяния. Самира окликнул гид. Она протянула ему руку.