Я быстро сориентировался в окружающих меня «братьях-поэтах»: для одних писание стихов – потребность души, самовыражение, для других – повод провести время, выпить, а стихи – всего лишь забава, погремушки. Вот уж который раз, когда мы расходимся по домам, за мной, уверяя в привязанности и дружбе, следует не самый молодой, увядший, словно выцветший, собутыльник. Пишет вирши такие же унылые, как сам, однако изображает из себя знатока и с умным видом делает замечания другим. Вот и сейчас не слышит, вернее, не хочет слышать меня; я говорю, что после ночи возлияний, когда уже светает, хорошо бы нам разойтись по домам и выспаться. В первый раз, оказавшись в незнакомой компании, я был тронут его вниманием. Однако этот стихоплёт с бесцветными глазами идёт следом и во второй, и в третий раз. Уверяет, что заглянет ко мне всего лишь на минутку. Однако, оказавшись в комнате, тут же устраивается на диване и просит выпить. В следующий раз, когда этот неприкаянный тип, как само собой разумеется, увязался за мной, я сказал:

– Извини, сегодня нельзя, ко мне приехали гости. Завтра пойдём к тебе.

– Ладно, приглашаю, – кисло улыбнулся собрат по перу.

Каково же было моё недоумение, когда он, клянясь в дружбе на всю жизнь, вместо вина, которым всякий раз обещал угостить меня, поставил на стол кувшин с водой. Вспомнилась строчка из стихотворения ибн Гвироля, оказавшегося в подобной ситуации – хозяин подал воду вместо вина: «Я скоро мокрою лягушкой стану и квакать как начну – не перестану». Впрочем, подобный приём не испортил мне настроение. Вот только подумал: «Не хвалил ли он мои стихи в надежде на щедрое угощение?» Переоценил он содержимое моего кошелька, у меня самого часто нет денег купить вино даже на Шаббат. Человек, у которого я оказался в гостях, напомнил дворовую собачку, которою я угощал по дороге в хедер. Глядя на меня преданными газами и виляя хвостом, она незаметно как бы само собой слизывала не только то, что я приносил ей, но и мой завтрак.

Независимо от наличия денег, живу в предвкушении славы, удачи. У меня растут крылья за спиной – я жду, ищу любви! Чуть ли не каждая проходящая мимо девушка видится мне жрицей любви. При этом помню, что «Святой, благословен Он, каждый день благословляет холостяка, живущего в большом городе и удерживающегося от греха».[36] В большом городе, где тебя никто не знает, труднее устоять от соблазна ни к чему не обязывающих отношений. Вот и ибн Гвироль, согласно воспоминаниям современников, не ходил в «дома радости», где тихая музыка, аромат духов и юные рабыни с шелковистой кожей расслабляют плоть.

Как-то поздно вечером сидел с одним из «братьев-поэтов» за бутылкой вина, он силился сочинить ответное письмо Моше ибн Эзре, заверить в стихах знаменитого мэтра в дружбе и благодарности. Следовало использовать привычные темы: гимны радости, любви – и повторить особенности написания послания ибн Эзры, главного авторитета стихосложения. Мне удалось разгадать приёмы «верховного полководца», как его называли поэты, и написать достойный ответ в том же стиле песен дружбы и восхваления адресата. Воспроизводя тональность маститого стихотворца, я, в отличие от него, писал о том, что вино – источник наслаждения, а не только старческой меланхолии. Я радовался посетившему меня вдохновению, то была нечасто появляющаяся уверенность в своих возможностях. Чтобы научиться писать стихи, нужно потратить много времени, а можно довериться интуиции. Моше ибн Эзра, наверное, поймёт, кто писал ответ, тем более что в конце письма я повторил его слова: «Ради Бога, о посланник, выбери дорогу, которая приведёт ко мне».

Моё письмо нашло милость в глазах адресата, он ответил, что единственной его радостью в последнее время стали стихи молодого человека, которые он только что получил. Просил передать автору – мне, значит – приглашение в свои владения отдохнуть и насладиться всеми радостями жизни в его «просторном доме для гостей, неважно, кто ещё будет в это время стучаться в ворота». Счастье улыбнулось мне! Я получил возможность посетить поэта, в стихах которого, кроме традиционных восхвалений дружбы, вина и любви, есть и покаянные песни, молитвы, тоска по Земле Израиля.

Спешу в Гранаду к Моше ибн Эзре – непревзойдённому мастеру стихосложения! Надеюсь обрести благосклонность не только умением писать стихи, но и любовью к ибн Гвиролю, философские взгляды которого о наличии запредельного Первоначала призывом к восхождению души к своему истоку близки ему. Помимо видного места в еврейской общине Гранады, Моше ибн Эзра сведущ в греческой и арабской философии и как никто другой знает теорию литературы. Недавно написал «Книгу бесед и упоминаний» – систематическое изложение еврейской поэтики и риторики. Однако для меня главное – его стихи. Представляю родословную своего воображаемого покровителя; должно быть, предки из знаменитого рода ибн Эзра – потомков первосвященника Аарона. Это высшие слои иерусалимского общества. В пятом веке до нового летоисчисления один из Эзра, родившийся в вавилонском плену, сумел внушить персидскому правителю Артаксерксу благоговение перед Законом Бога, и тот издал указ о том, что пленные евреи вольны вернуться в Иерусалим и отстроить свой Храм. Имя Эзра – по сей день знак учёности, таланта, величия. Впрочем, это имя довольно распространённое. Возможно, кровных связей между потомками первосвященника Аарона и моим современником, непревзойдённым поэтом, грамматиком и философом, нет. Однако неоспоримо то, что Моше, с которым мне предстоит встреча, из колена Иегуды или Биньямина; из тех, что были изгнаны в Испанию из Иерусалима после поражения в войне с Навуходоносором в шестом веке до нового летоисчисления. Впрочем, родословная не имеет большого значения. Главное, тот, кто пригласил меня, – талантлив, умён, образован и искренне радуется моим стихам.

Ещё немного времени, и окажусь у ворот знаменитого поэта и учёного в Гранаде – в городе, славящемся своими богатыми библиотеками и дворцами. В дилижансе рядом со мной сидит давно не молодая женщина; лицо у неё усталое, отрешённое. Как можно печалиться в такой чудесный день?! Высокое небо, всё вокруг в ярком полуденном свете: поспевающие хлеба, виноградники, попадающиеся навстречу отары овец – всё поёт о радости жизни! Хочу поделиться с попутчицей восторгом ожидания встречи с человеком, который станет мне другом. Судя по покрою тёмных одежд и бесстрастному взгляду, я решил, что она христианка, может быть, даже живёт в монастыре, где её отвратили от соблазнов этого мира. Впрочем, неважно – все люди поймут слова о красоте природы и ожидании любви в стихах моего будущего покровителя. На вопрос, не возражает ли госпожа послушать великого поэта, та посмотрела на меня с недоумением, затем молча кивнула. И я тороплюсь озвучить строчки, которые запали мне в душу:

Женщина тяжело вздохнула; может, оттого, что уже не ждёт ничьих признаний в любви, а может, ей горько вспоминать о несбывшихся надеждах. Затем я читаю стихи ибн Эзры о вине, которое веселит всех. Моя попутчица слушает, и я с воодушевлением продолжаю читать всё, что помню из написанного непревзойдённым авторитетом нашего времени: