© OOO ТД «Белый город», издание, дизайн, макет, 2022

Писатель родился на самой границе Европы и Азии в легендарной уральской тайге. Его детство проходило в очень трудное, сложное и удивительное время, когда весь мир переходил от старой жизни без электричества, телеграфа и железных дорог к новой, современной действительности.

Жизнь в глухой уральской тайге научила будущего писателя относиться к книге как к самой главной драгоценности на свете. «На первом плане, конечно, стоит детская книжка с картинками… Это была та живая нить, которая выводила из детской комнаты и соединяла с остальным миром. Для меня до сих пор каждая детская книжка является чем-то живым, потому что она пробуждает детскую душу, направляет детские мысли по определённому руслу и заставляет биться детское сердце вместе с миллионами других детских сердец. Детская книга – это весенний солнечный луч, который заставляет пробуждаться дремлющие силы детской души и вызывает рост брошенных на эту благодарную почву семян. Дети благодаря именно этой книжке сливаются в одну громадную духовную семью, которая не знает этнографических и географических границ. <…> Нынче выходит слишком много книг, они значительно дешевле и как будто потеряли настоящую цену среди других предметов домашнего обихода. У нашего поколения, которое помнит дорогую книгу, сохранилось особенное уважение к ней как к предмету высшего духовного порядка, несущего в себе яркую печать таланта и святого труда».

За свою жизнь Д. Н. Мамин-Сибиряк написал десятки замечательных книг, и в каждую из них вложил всю свою душу.

История разыгралась прескверная и совершенно неожиданная. Кажется, ни один человек в мире не мог бы её предвидеть, тем более что осеннее утро выдалось такое чудное, светлое, с крепким морозцем… Но я забегаю вперёд.

Когда меня отдавали в школу, тётушка Мария Ильинишна считала своим долгом повторить несколько раз с особым ударением:

– Коля, главное, бойся дурных товарищей!..

Мой отец, скромный, вечно занятый человек, счёл необходимым подтвердить то же самое.

– Да, товарищи – это главное… И поговорка такая есть: «Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты». Да, нужно быть осторожным…

Нужно сказать, что я рос порядочным баловнем, вероятно, потому, что рано лишился матери и в глазах доброй тётушки являлся сиротой. Милая добрая старушка напрасно старалась быть строгой, и даже выходило смешно, когда она начинала сердиться и придумывать грозные слова. Когда истощался весь запас строгости, тётушка прибегала к последнему средству и говорила самым зловещим тоном:

– Вот погоди, придёт папа со службы, тогда узнаешь… Да, узнаешь!

Отец никогда меня не наказывал, а в крайнем случае, когда был особенно недоволен моим поведением, запирался у себя в кабинете. Это было самым сильным средством для моего исправления, и я серьёзно мучился, пока буря не проходила.

Итак, стояло чудное осеннее утро. Я с намерением вышел из дому пораньше, как и другие товарищи, с которыми вместе ходил вшколу. Первая новость, которую я узнал на улице, была та, что река встала, то есть покрылась льдом. Это известие всех школьников страшно взволновало, тем более что наша дорога в школу проходила мимо реки, то есть не то чтоб совсем мимо, а приходилось сделать большой крюк, ну, как не посмотреть на первый лёд – это было свыше наших сил. Дорога сокращалась ещё тем, что мы побежали к реке бегом. Действительность превзошла все наши ожидания. Река не только встала, но была покрыта таким блестящим льдом, точно зеркалом.

– Ах, какой лёд!.. – крикнули мы все разом.

К реке бежали мальчишки из других улиц, как на праздник. Были тут и гимназисты, и реалисты[1], и ученики городских школ, и просто безымённая детвора, высыпавшая из подвалов и чердаков. Два мальчика из соседней булочной прибежали в одних рубашках, вопорках на босу ногу и без шапок. Подняли общий радостный крик, и по льду с звенящим гулом полетели палки и камни. Нет больше удовольствия, как запустить палку по такому молодому льду, который гудит, как тонкое стекло.

– А ведь лёд толстый, – заявил Паша Селиванов, краснощёкий мальчуган из нашего класса. – Ей-богу, толстый…

Для проверки было брошено несколько кирпичей, и лёд не проломился. Это было великолепно, и мы прыгали на берегу, как дикари.

– Если лёд держит кирпичи, то, значит, можно по нему ходить, – проговорил Костя Рябов, тоже наш товарищ.

Возвращение из школы. Г. Рыбаков

– Ах, если бы были коньки… – пожалел кто-то.

– Можно попробовать пройти по льду и без коньков, – продолжал третий.

– А в самом деле, если попробовать…

Точно в ответ на этот вопрос, с противоположной стороны на лёд выскочил мальчуган в красной рубахе. Смельчак лихо прокатился, стоя на ногах, и вызвал общее одобрение. Пример получился заразительный. За первым смельчаком явился, конечно, и второй, и третий.

– Да, им хорошо там кататься, – с завистью говорил Паша Селиванов. – Там берег мелкий. Если и провалятся, так не утонут.

Это говорило благоразумие. Действительно, наш берег шёл обрывом, и река здесь была глубокая. Но явилась счастливая мысль: пройти по льду у самого-самого берега. Это была общая мысль, трогательная по своей простоте и разумности. Костя Рябов сейчас же и привёл её в исполнение. Лёд выдержал…

– Да он совсем толстый, лёд…

Мы принялись бегать по закрайку самого берега, и всё выходило отлично, несмотря на то что кое-где лёд ломался и выступала вода.

– Это тонкий лёд только у самого берега, а посредине реки он совсем толстый, – сообразил кто-то. – Это всегда так бывает…

Зима. А. Саврасов

Кому первому пришла в голову счастливая мысль проверить это предположение на опыте, трудно сказать. Впоследствии выходило как-то так, что никто не выходил на лёд первым, а дело началось прямо со второго номера. Я, конечно, был виноват решительно меньше всех, вернее, совсем не виноват и даже отговаривал товарищей, хотя они, по свойственному им коварству, совершенно не слышали голоса благоразумия.

Когда мы были уже на середине реки, на противоположном берегу раздался общий отчаянный крик:

– Полиция!!

Действительно, на берегу торопливо бежали два городовых и что-то кричали. Катавшаяся по льду детвора бросилась врассыпную на берег, как воробьи. Мы забрались слишком далеко, чтобы убежать сейчас же, и лёд был такой скользкий. Кто-то из нас упал, на него упал другой, и лёд не выдержал нашей тяжести. Сначала он зловеще треснул, потом начал опускаться, и мы все трое как-то сразу очутились по горло в воде. Как мы кричали, было слышно чуть не за версту. По берегу бегали два городовых. Откуда-то появились доски и верёвки. Кто-то ужасно кричал, и со всех сторон бегали люди – мужики, женщины, дети.

– Тонут!!! Караул!..

Всё случилось так быстро, что трудно было что-нибудь сообразить. От страха мы даже не чувствовали, как холодна вода, и напрасно цеплялись руками за тонкий лёд, который сейчас же ломался, как сухарь. Вместе с нами плавали вводе наши шапки, так что с берега казалось, что тонет целых десять человек.

Мы уже выбивались из сил, когда по льду, держа верёвку в зубах, подполз какой-то подмастерье. Он вперёд себя толкал длинную доску, за которую мы и ухватились окоченевшими руками. Как нас вытащили, я плохо помню. Какой-то человек поставил меня на ноги, встряхнул и проговорил всего одно слово: