В IV веке, когда христианский мир начал активно утверждать общий список канонических новозаветных книг и систематически включать их в оборот богословской мысли, немало грекоязычных церковных деятелей обходили Апокалипсис молчанием. Например, известнейший толкователь Библии святитель Иоанн Златоуст (347–407) оставил комментарии практически на все новозаветные книги, за исключением Апокалипсиса. Сомнения в апостольском авторстве и соответственно в авторитетности книги выражал Евсевий Кесарийский, церковный историк и сподвижник императора Константина Великого.

Кроме вопроса апостольского авторства, представляется, что в IV веке возникли специфические идеологические причины «дистанцироваться» от Апокалипсиса: под властью Константина Римская империя постепенно становилась христианской, и звучащая в Апокалипсисе суровая критика имперской власти, угадывающаяся в главах Откр 13–18, приходилась уже «не ко двору». Тем не менее с VI века Апокалипсис прочно закрепил свое место в новозаветном каноне – как на Западе, так и на Востоке христианского мира.

Что касается буквального понимания «тысячелетнего царствования святых»/«хилиазма», то церковные деятели христианского Запада Тихоний и блаженный Августин (V в.) убедительно аргументировали за «расширительную» символическую интерпретацию царствования святых – как духовного царствования христиан в течение всего времени свидетельства христианской Церкви. Это богословское переосмысление вдохнуло новую жизнь в толкование книги; целая плеяда новых западных комментаторов подражали Тихонию и развивали его идеи.

А на христианском Востоке книгу продолжали связывать с хилиазмом и относились очень сдержанно. Почти за тысячу лет (IV–XIV вв.) на греческом языке было составлено всего три полных комментария на Апокалипсис – Икумения, Андрея Кесарийского и Арефы Кесарийского. Однако после падения Константинополя (1453 г.), когда территория Греции оказалась под турецким владычеством, интерес к новозаветному Апокалипсису пробудился с новой силой и было создано множество комментариев.

Можно предположить, что текст Апокалипсиса начинает восприниматься как нечто близкое и ценное, когда люди проходят через сходный для его первых адресатов опыт – угрозы преследований со стороны государства и атмосферу тягостной неопределенности.

И наконец, рассмотрим вопрос об авторстве Апокалипсиса. Откровение было дано «Иоанну», и это имя звучит в тексте четыре раза (Откр 1:1, 4, 9; 22:8). Кто же этот Иоанн? Начиная со II века ранние церковные авторы – Ириней Лионский, Иустин Философ, Ипполит Римский, Тертуллиан и пр. – отождествляют «Иоанна» с апостолом Иоанном Зеведеевым. Иоанн – брат Иакова Зеведеева, рыбак из Галилеи; евангелист Марк (Мк 3:17) упоминает, что оба брата были названы Иисусом «Воанергес» – «сыны громовы». Апостол Иоанн традиционно считается автором четвертого Евангелия (Евангелия от Иоанна); в этом Евангелии говорится о «возлюбленном ученике», который «возлежал на груди Иисуса», и в конце он отождествляется с автором[34]. Согласно церковному преданию, апостол Иоанн проповедовал о Христе в Иерусалиме, затем в Эфесе. Он принял в свой дом Мать Иисуса, Марию, Которой Иисус усыновил Иоанна в Свои последние часы жизни, будучи распят на кресте (Ин 19:26–27). Согласно преданию, апостол Иоанн был самым юным среди двенадцати апостолов и прожил дольше всех остальных; в новозаветных «посланиях Иоанна» автор назван «старец»/«пресвитерос».

Но еще в III веке по Р. Х. епископ Дионисий Александрийский обратил внимание на существенные различия в стиле и языке Евангелия от Иоанна и Апокалипсиса. Действительно, если сопоставлять текст Евангелия с Апокалипсисом, то различия между ними бросятся в глаза скорее, чем их сходства, в особенности если представлять себе, до какой степени близки стили Евангелия от Иоанна и трех посланий Иоанна. В сфере языка отличаются построение фраз и грамматика, причем не только на макроуровне, но и на микроуровне (употребление союзов и частиц), а такие нюансы автор обычно не контролирует.

Также содержательные акценты в эсхатологии имеют разную направленность. Евангелие от Иоанна подчеркивает, что Иисус уже ныне приносит полноту вечной жизни в Боге («Я есмь воскресение и жизнь», Ин 11: 25), для этого не нужно ждать последних времен. А в Апокалипсисе более явно выражено движение к будущему эсхатологическому свершению в Небесном Иерусалиме.

Однако нельзя не заметить и сходства между Евангелием от Иоанна и Апокалипсисом – в частности, в них присутствует целый ряд значимых тематических параллелей. К примеру, оба текста отличаются возвышенным учением о Христе и Его мессианском божественном достоинстве, оба называют Его «Агнцем»/ягненком, «Словом» и Пастырем. Для обоих текстов ключевыми понятиями являются «свидетель»/«свидетельство», «победа», «живая вода», поляризация добра и зла.

Перечислим эти параллели в виде справочной таблицы.

Результаты нашего сравнения можно подытожить словами современного исследователя: «Наличие сходства между Откровением Иоанна Богослова и прочими иоанновскими писаниями находит широкое признание в современной науке, и суждение святителя Дионисия Великого о том, что между Откровением Иоанна Богослова и Евангелием от Иоанна „нет и слога общего“, критики не выдерживает»[35]. В настоящей книге будет приведено множество цитат из Евангелия от Иоанна, и это зримо покажет смысловую общность Евангелия и Апокалипсиса.

Можно подытожить, что раннехристианская традиция II–III вв. говорит об апостоле Иоанне как авторе Апокалипсиса, но яркое своеобразие Апокалипсиса побуждало христианских комментаторов высказывать дальнейшие размышления начиная с III века вплоть до сегодняшнего дня. Одни ученые делают акцент на различиях между двумя текстами, другие на сходствах и общих идеях. Большинство современных библеистов считает, что тексты Евангелия и Апокалипсиса действительно могли возникнуть в одной среде или в близких христианских кругах («Иоанновская традиция», «Иоанновская школа»), при этом они необязательно были записаны одним и тем же лицом (ср. свидетельство Дионисия Александрийского о «двух Иоаннах», которых предположительно знали в Эфесе).

Другие же исследователи высказывают суждение, что различие между текстами обусловлено не столько особенностями стиля разных авторов, сколько различиями содержания уникального откровения. И весьма возможно, что разноплановое откровение Божие высвечивает разные грани одной личности. В этой связи процитируем замечательное рассуждение религиозного философа и богослова протоиерея Сергия Булгакова: «„Духовное“ (пневматическое) Евангелие от Иоанна все светится, проникнутое миром, благостью, любовью; напротив, Апокалипсис весь горит, исполнен бурь и откровений, волнует, потрясает. Это как будто два образа одного и того же апостола: первый – „возлюбленный ученик“, возлежащий на персях Учителя на Тайной Вечери, стоящий у креста и усыновляемый с него Матери Божией, весь тишина, и любовь, и нежная ласка, как в юности, так и в старости, как будто и не подвластный человеческому возрасту, владеющий голосом вечности „старец“. Второй же, Тайнозритель, с огненно расправленной душой, его книга откровения принадлежит не сверхвременной старости, но надвременной юности, это – молодая книга… Это – Воанаргес, сын громов, это один из сынов Зеведеевых, который хочет огонь низвести на землю на Самарян непокорных и о котором мать его просила посадить его по правую или левую сторону в Царствии Божием. В нем кипит еще неумиренная человеческая сила, которая, однако, умиряется в близости Господа. Но эта сила нужна Тайнозрителю, чтобы вынести всю силу и трудность откровения»[36].