Удивительно только, что Доронин не сказал ни слова. Не могу поверить, что его эта затея с репетициями устраивает, чтобы сыграться, нужно много времени. А он, оказывается, ещё и на фортепьяно играть умеет. Джентльмен хренов. Зато, у нас появилось хоть что-то общее, кроме странных диалогов и побоев. Чему я радуюсь?

Мария Константиновна повела нас на четвертый этаж, в кабинет музыки. Где торжественно представила нам совсем новое пианино. Учительница утверждала, что привезли его из Германии, но верилось слабо. На самом деле, посмотреть в музыкальном классе было на что, был постамент для хорового пения, пианино, синтезатор, стояла в углу пара гитар, к которым запрещено было прикасаться. Интересно, а Влад умеет играть на гитаре? Почему-то мне кажется, что да, он просто обязан и это уметь делать. Историчка все распиналась, какие мы молодцы, давала практические советы, самая квалифицированная нашлась, ага. А я все смотрел, на перфорированный потолок, на обшитые чем-то коричневым стены, на серый пол. На что угодно, лишь бы на Влада не смотреть. Вся эта затея меня совсем не радовала, и дело было не только во времени. Я не смогу держать язык за зубами, и Доронин меня просто убьет. В утопию, где мы мирно проводим репетицию и расходимся не разосравшись, мне совсем не верилось.

На импровизированном собрании наша не менее импровизированная музыкальная группа пришла к выводу, что играть будем «Фантазию» Шуберта. В школе имелись необходимые ноты, к тому же, эту композицию мы с Владом оба знали. Историчка, считай недоделанный шоумен, оставила нас уже через четверть часа, сославшись на те самые ноты, хранившиеся по необъяснимым причинам в кабинете химии. Как только дверь за преподом закрылась, как по команде отмер Доронин.

— Что, Тёмочка, теперь тебе придется уделять моей персоне кудаааа больше внимания. — Этот елейный голос меня настораживает. Вообще, какой-то заговор!

— Отойди от меня, ты портишь моё биополе! — промяукал я в ответ. В моей голове, да-да, я сначала продумываю сущую глупость, а только потом ее делаю, это звучало строго и пафосно, но в жизни я именно что промяукал свою реплику.

Как Доронин оказался рядом, я не разглядел. Зато его крепкую хватку почувствовал.

— Ты, я смотрю, совсем от рук отбился, видать из-за недостатка внимания с моей стороны. Ну, ничего, мы это исправим, — шипение мне прямо в лицо. И больше всего меня бесит то, что даже дыхание у него свежее, словно он окунулся в раствор с орбитом без сахара. И это при том, что он курит. Как такое вообще возможно?

— А не пойти ли тебе, Доронин, куда подальше…

— Что здесь происходит? — Мария Константиновна вернулась ну очень вовремя! Я почти огрёб…— Влад, ты опять Артёма обижаешь!

Глупая курица. Секунду назад я был ей почти благодарен, а сейчас мечтаю расчленить. За это обращение мне очень уж хочется свернуть ей шею. Это так унизительно, слушать эти причитания, что меня обижают, что я же младше, слабее и прочее. Бесит больше всего то, что случись что, и никто ничего не знал. Ведь это же Влад Доронин, ему в нашей школе позволено все, включая издевательства надо мной. Все знают, все учителя прекрасно знают, но только если уж совсем на глазах что-то происходит, вмешиваются. Никто не вызывал отца Доронина в школу, ведь Ренат Доронин один из спонсоров, его нельзя по пустякам беспокоить. Иногда мне кажется, что если бы Владу вздумалось меня убить, то преподы помогли бы ему спрятать труп, а отцу все равно бы не позвонили. Только выставили бы счет, ну, на новый компьютерный класс, например.

Влад не спеша переместился мне за спину. Я напрягся, ожидая подлянки, но он только положил свои невероятно горячие руки мне на плечи — считай, стиснул до синяков. Ещё и на голову возвышается надо мной, гад.

— Ну что вы, Мария Константиновна, мы с Артёмкой как братья родные…

— Ага, как Каин и Авель. — Не удержался от шпильки я. Ухмылка моя, похоже, не понравилась ни Доронину, ни историчке. Жаль-то как, я ведь так старался, перед зеркалом тренировал.

Учительница посмотрела на нас неодобрительно, покачала головой, и, сделав вид, что удостоверилась в моей безопасности (как же!), ушла восвояси, оставив нам ключи.

— Может, просто свалим, а? — Ни на что особо не надеясь, поинтересовался я — попробовать-то стоило.

— Нет уж, садись давай. — Неприятно ухмыльнулся этот гад, — Значит, ты у нас ещё и играть умеешь?

— Я много что умею. А еще, я тороплюсь, — уже откровенно ною. Не хочу с ним здесь торчать больше, я просто чувствую, как теряю контроль над собой. — Мы же и так всё знаем. Еще успеем прорепетировать.

— И куда это ты так торопишься, а? — Прямо-таки заинтересованно спрашивает! А во взгляде столько недовольства! Его святая персона уделяет мне внимание, а я пытаюсь смыться. Если бы это внимание было бы еще не таким агрессивным…

— Знаешь, Влад, отсутствие личной жизни влечет за собой неуемное, просто неприличное любопытство к чужой.

Считайте, я труп. Полную глупость же морозил. Это у меня личная жизнь… не там, где должна быть. А у Доронина с этим точно все в порядке. Половина школы активно этому порядку содействует с пятого класса и по сей день.

— Заглохни, мелкий. Дрочка — это ещё не личная жизнь.

А вот это было в точку, чёрт. Просто чувствую, как краска заливает мои щеки и шею, кажется, покраснели даже кончики ушей, благо, скрыты за отросшими волосами. Вообще, на моей бледной коже любые пятна — синяки и прочее — безумно выделяются. Интересно, как бы выглядели засосы? Сразу вспомнился вчерашний вечер и его окончание в душе, собственные стоны мне представились так живо, что аж поплохело.

— Комплексы его, а он надо мною ещё и смеётся, — ответил, просто чтобы уже отвязался. Мне становилось все хуже, голова немного кружилась.

— Я не смеюсь над теми, над кем Бог уже поугорал, — заезженная фраза, кстати, ничего умнее в голову, видать, не пришло.

Только вот, всё равно обидно почему-то. Из его уст вообще все обидно получается. Иногда мне кажется, что он со мной ведет такие диалоги от скуки, потому, что реально интересных для него людей в нашей школе нет. Но когда этот туман развеивается, я понимаю, какой же я все-таки наивный болван. А Влад просто козел, которому нравится надо мной издеваться. Издеваться ему можно над кем угодно, но я-то прям клише. Очки, худоба, бледность. То, что ни с кем в школе не лажу, то, что хорошо учусь. За что меня ненавидеть? За мозги? За таланты? Или весить пятьдесят килограммов вдруг стало преступлением?

— Ты и вправду дебил, или это просто имидж такой? — Почему, интересно, я так сильно злюсь? Можно подумать, от Доронина можно было чего-то другого ждать.— Иди ты в задницу!

— О, с удовольствием, если приглашаешь.

Что, простите, он сейчас сказал? Я ошарашенно смотрел прямо в глаза Владу и медленно начинал понимать, что он не просто так неудачно пошутил. Больно взгляд был… выразительный.

— Я, конечно, знал, что ты сатириаз, но что ещё и извращенец?! Как бы это…

Закончить мне не дал удар под дых. Больно. Привычно. Влад с какой-то садисткой усмешкой схватил меня за шею и прижал к ближайшей парте, вынуждая нагнуться. Я не успел сообразить, что происходит, но отчетливо почувствовал, как Доронин потерся ширинкой о мой зад. Это было… просто ужасно. Физическая боль редко когда может быть сильнее душевной, именно поэтому я её почти не чувствую. Ну что такого со мной можно было сделать? Сейчас же мне было действительно очень страшно. Так же страшно, как и в первую нашу с ним встречу. Влад уже тогда был сильным и слишком ярким, а я был именно тем, над кем можно безнаказанно издеваться. Но это было так давно, и мне уже не двенадцать. Я уже не тот боязливый мальчонка, и дурацкие Владовы выходки меня не пугают. Не пугали до этой минуты.

Колени предательски подгибались, что-то скручивало низ живота спазмами, а ладони вспотели, когда сильная широкая ладонь прижала мой затылок к деревянной поверхности.

— Влад, что ты делаешь? Эй, не надо, это не смешно! Отпусти меня! — Почему мне так страшно, я не знал. Я всегда с какой-то неизбежностью воспринимал Доронина, все его действия. Но сейчас я просто запаниковал.