Отойдя от двери, Ника медленно направилась к кровати, вспоминая схватку в больнице. Смерть легко может явиться в мир живых и ей нет необходимости переходить туда через озеро теней. Она может убить её, если Ника снова предпримет попытку оказаться рядом с собственным телом, поэтому рисковать не стоит.
В комнате было прохладно, Нике казалось, будто её знобит. Она присела на кровать, впервые слыша, как та неприятно скрепит. Удивительно, что лишь спустя столько времени она смогла обратить внимание на такую неприятную деталь. На улице уже стемнело, и день подошёл к концу, напоминая о том, что все планы, которые Доминика так упорно строила для себя, рухнули и ей предстоит жить в одном доме с Анной. Самое неприятное, что новая живая вроде приглянулась Аристарху Георгиевичу, а это значит, что старик, возможно, посчитает своим долгом свести их, чтобы они вместе ждали прихода Ангела.
Сегодня ночью Доминика снова не спала, а если и дремала, то вскакивала от любого шороха. Как-то в середине ночи ей даже показалось, будто бы ручка её двери шевелилась, и кто-то пытался попасть внутрь, но это было настолько тихо и бесшумно, что Ника практически не придала этому значения.
С утра она была не в духе, из-за безделья она ощущала себя беспомощной, а нереализованное желание двигаться вперёд начинало её раздражать, как и медлительность того загадочного Ангела. Ей казалось, будто она провела в этом городе вечность и что Ангел попросту издевается над ней, раз не желает явиться и закончить её муку. Взяв в руки панель с изображением Адриана, Ника задумалась о том, что для него этот мир сущий Ад. Она прожила тут всего пару недель и уже чувствует себя заложницей, а каково ему?
Отложив панель, она настойчиво отогнала мысли об Изгое, как и поборола ощущение теплоты, которое постепенно заполнило её душу. Предательские чувства так и норовили вырваться наружу, а мысли позволяли в душе зарождаться надежде. И это злило её ещё больше. Поняв, что она не в состоянии больше оставаться наедине с собой, она решила покинуть комнату и отправиться на поиски Аристарха Георгиевича, но его на первом этаже не оказалось. Она наткнулась на Анну, которая держала в руках цветок и по одному вырывала лепестки. Они медленно падали на пол, а судя по их количеству, в её руках страдал не первый цветок.
— Я всё гадала, когда же мне удастся с тобой познакомиться. Изгой столько мне про тебя рассказывал, — девушка отвлеклась от своего занятия и взглянула на Нику. У неё были серые глаза, необычные, словно гора пепла. Она смотрела на девушку совершенно безразличным и пустым взглядом, в котором ничего не отражалось. И Ника не могла понять, почему её считают живой, она не чувствовала той энергии, что ощущала от Артура. Анна казалось куклой, такой же пустой и бездушной, а все её движения были механическими и отточенными. — Вчера ты так быстро ушла.
— Я вчера просто сильно устала, знаешь. И сегодня я не планирую сидеть дома, так что не думаю, что нам удастся поговорить. Извини, — сказав это, Ника покинула кухню и собралась уже выйти на улицу, но заметила, что на крыльце сидел Аристарх Георгиевич и Адриан. Ника тут же вернулась в свою комнату и вылезла в окно, она вовсе не желала попадаться им обоим на глаза. Прислонившись к стене, она подкралась к краю и стала прислушиваться к их разговору, параллельно решая, как ей незаметно уйти.
— Я не знаю, — говорил Адриан, опуская голову и тяжело вздыхая. — Смерть говорила, что я застрял в том возрасте, но разве я могу испытывать тогда такие чувства? Я никогда прежде с таким не сталкивался, никогда ни к кому такого не чувствовал. Я не знаю, что мне делать.
— Я не знаю, чем руководствовалась Смерть, говоря тебе такое, да и кто я такой, чтобы спорить с ней? Но по моим наблюдениям, ты взрослый парень, ты ведёшь себя соответственно, даже лучше, чем некоторые в таком сознательном возрасте, — Аристарх Георгиевич протяжно вздохнул и достал из кармана маленькую деревянную дощечку, которая хорошо вмещалась в ладонь. Что на ней было изображено, Доминика не видела. — Вот, возьми.
— Вы сделали это для меня? — растерялся Адриан, принимая неожиданный подарок. В его душе поселилась радость и он начал внимательно рассматривать изображение, восхищаясь красотой и проделанной работой. — Она так похожа. Красивая, очень красивая…
Ника догадалась, что там было изображено. Скорее всего, Аристарх Георгиевич вырезал для Адриана изображение Анны, и это злило её ещё больше.
— Доминика дома? — уточнил Адриан, пряча дощечку в нагрудный карман и поднимаясь со ступенек. Старик поднялся следом, и они правились в дом. До Доминики донеслись слова Аристарха Георгиевича о том, что она не выходила из комнаты.
Пользуясь случаем, Доминика вышла из своего укрытия и направилась в сторону короткого пути в центр. Она хотела поскорее скрыться из дома, внутри которого находилась Анна. Для неё это было невыносимо и ей, попросту говоря, было тесно с ней в одном помещении.
Солнце поднялось достаточно высоко, однако в городе было прохладно. В мире живых осень была бы в самом разгаре, а тут погода носила непостоянный характер и вообще, не зная она, что погибла в начале осени, никогда бы не смогла угадать, какая сейчас пора года. Город был мрачным, а солнечные лучи освещали лишь часть улиц, остальные же покрывались тенью и смотрелись слишком уныло. Впервые, прогуливаясь вдоль моста, Доминика увидела других мёртвых. Пожилые люди, которые не спеша прогуливались вдоль церкви. Она задумалась о том, что в городе наверняка больше мёртвых, чем она видела изначально. Аристарх Георгиевич, например, никогда не покидал свой дом и живи она в другой части города, даже бы не догадалась о его существовании. Выходили и бродили только молодые, чьи души ещё так жаждали жизни.
Она не знала, куда толком держит путь и просто шла вперёд, вскоре пройдя мимо дома Смерти. Она вспомнила их схватку в больнице, и по её коже прошёлся мороз. Что же за существо такое, эта Смерть? И насколько она могущественна? Признаться, она была уверена в том, что Смерть знает, что происходит на Небесном суде, а так же как помочь Изгою, просто отказывается поделиться такой информацией. Возможно, ей просто запрещено или же ей доставляет удовольствие наблюдать, как мучаются души в городе мёртвых.
Вскоре она достигла леса с широкой дорогой, которая должна была вывести её на трассу, ту, роковую трассу, где она лишилась жизни. Ника помнила, что отсюда не выбраться таким путём и всё же ноги, будто сами по себе, отправились в путь, и вот она уже шагала по дороге. Асфальт был старым, с большими трещинами, а местами отсутствовали целые глыбы, зато виднелась прибитая чёрная земля. Солнечные лучи прорывались сквозь толстые деревья и их пушистые листья, создавая прекрасную световую игру. Такие пейзажи стоило бы запечатлеть и повесить на стену, они внушали радость и чувство прекрасного. Как ни странно, эта часть леса выглядела более живой, реальной. Вдалеке слышалась прекрасная песня птиц, которая ещё больше впечатлила Доминику, они, как и живые цветы, тоже присутствовали в мире мёртвых. Вокруг пахло свежестью, и весь путь казался для Доминики чем-то новым и интересным. Постепенно стал появляться густой белый туман, который окутывал каждое деревцо и медленно подплывал к девушке. Она уже приготовилась к тому, что вот-вот потеряет сознание, однако этого не произошло. Когда её заволокло туманом, она ещё видела дорогу и довольно много прошла, пока полностью перестала различать происходящее.
========== Глава 15 ==========
Александр Графский стоял у окна больничной палаты. День был в самом разгаре, но погода совершенно не радовала. С самого утра шёл проливной дождь, на улице было достаточно холодно и сыро. Будто бы сама природа сочувствовала ему. Сильная головная боль, которая не давала ему покоя в последние дни, снова напомнила о себе, и он взглянул на наручные часы. Пробило одиннадцать, значит можно выпить таблетку, которую прописал ему врач. Каждое движение отдавалось в нём головной болью, и он всё же заставил себя сдвинуться с места и направиться к графину с водой, который стоял на тумбе, неподалёку от кровати Доминики. Рядом сидела Лилиан, грустная и поникшая. После случившегося он ни разу не видел её улыбающейся, а из её глаз будто бы ушла жизнь. Она молчала, держа в руках ладонь своей дочери и поглаживая её, будто бы от этого механического действия что-то изменится.
