Через минут пять пути наобум мы наткнулись на ночной патруль. Я учтиво обратился к ним:

— Добрый вечерочек, не подскажите, где здесь улица Гусеничная?

— Ага, вечерочек... — подозрительно напрягся страж. — Чего тут забыли? Комендантский час. Справка есть? Прописка? Или не местные?..

— Мы по поручению мистера Хрунью, у нас печать при себе имеется.

— Ага, конечно, так я и поверю. Ты ври да не завирайся, очевидно, что вы, соплежуи, не от него. Оружие есть? — стражники обнажили мечи. — Живо выкладывайте все, иначе башку снесу!

Здоровяки в полном латном облачении, чёрт. Надеюсь, у Снолли есть план.

Спутница без резких движений достала из-за спины клинок. Неужели это тот самый складной нож, подаренный Споквейгом ей ещё в детстве? Всё это время она носила его с собой? Почему не воспользовалась, когда хлебники её по стенам гоняли? Нас упекут? Ох, дело дрянь. Ладно, я им покажу печать, и нас оставят в покое...

— Простите, вот, — она протянула оружие стражникам:

Что-то мне не по себе. Что она задумала?

— А ты чё встал? — пригрозил мне правый стражник.

Я как дурак пошарил по карманам, при том что никакого оружия-то при себе не было, а тем временем моё внимание было приковано к компаньонше. Как она поступит? Стражник слева взял нож у Снолли и замер. Он посмотрел на нож, сделал шаг назад и как-то испуганно глянул на нас, потом куда-то над нами. Его рука дрогнула, клинок выпал из руки, Снолли поймала его в полете и бросила в руки второму стражнику, тот неосознанно поймал его левой рукой и тут же отбросил, отпрыгнув назад. Страж, что первый прикоснулся к клинку, схватился за грудь и стал тяжело дышать, уронил меч, и в попытках вернуть его в руки, шумно упал на колени.

— Эй! Что с тобой?! — окликнул он напарника.

А напарник поднял упавшее забрало, жадно хватая воздух, и Снолли мгновенно вонзила лезвие ему прямо в рот, в верхнее небо по мозг. Забрало упало. Левый, увидев это, завопил как сумасшедший и попытался убежать, но споткнулся, грохнулся на землю и заорал:

— А-а-а-а!!! Колдуны честну душу дерут!!! Помогите!!! Нет, уж лучше убейте, твари поганые! Тьфу! А-а-а, нет, не убивай, пощади!!!

Снолли подскочила к нему, схватила его меч за лезвие голой рукой и исполнила первую просьбу, точным и быстрым движением клинка внутрь глазницы.

— Готово, сматываемся, — позвала меня Снолли и побежала прочь, я следом за ней.

— Этот манёвр у нас отработан, — отметил я.

Пробежав полкилометра, мы остановились у канала возле мостика. Никого вокруг. Тишина. Только водичка журчит, от которой заиграло в мочевом пузыре. Я присел на лавку, Снолли встала в позу для одышки: согнулась, упёршись руками в колени.

— Хех, и ладно, сами поищем Гусеничную, — позитивно мыслила она.

— Что за трюки? Отравленный нож? Проклятый? Что с ними произошло?

— В подарок Спока я запечатлела свои самые тёмные переживания, где они продолжают существовать. Чтобырь вдохновил меня на разработку техники зачарования. Любой прикоснувшийся отхватит отборных глубокоэкзистанциальных страданий, что не выразить ни словом, ни мыслью, что нацелены на само сознание.

— Как ты тогда сама его держишь?

— Резистентность, наверное. Но даже так далеко не самые приятные ощущения. От мысли о нём уже хереет, поэтому он у меня чисто на крайнячок.

— Но если ты не владеешь магией, ты не должна уметь накладывать чары.

— Как-то получилось. Духовная техника, стало быть? Это виднее тебе, я не задумываюсь, как что называется. Безмолвно воспринимаю, — Снолли закрыла глаза, — осознаю и изъявляю волю, проистекающую изнутри, — плавным жестом руки она показала “проистекание”.

А если это духовная техника, то никакая резистентность не спасёт. Но с другой стороны её собственная духовная техника не должна нести вред своему владельцу, а она утверждает, что и ей самой болезненно касаться клинка. Даже предположив, что собственная сущность Снолли способна навредить самой себе ввиду наиприскорбнейшего душевного состояния, то как тогда Снолли могла отточить мастерство концентрации до мастерских высот — уровня духовной техники? Это противоречит всему, что мне известно о сверхъестественных силах.

— Вот это да. В голове не укладывается. Ты просто исключение среди исключений. И чего же такого испытали те стражники?

— То же, что и я под мёртвой водой. Дисгармония. Просто их дух не натренирован. Первый сломался за секунду, второй за две — никакущие результаты, ха-ха. Часок бы я продержалась, прежде чем потерять себя.

— И как скоро бы их отпустило?

— Этих выблядонышей — никогда, они бы так или иначе закончили бы своё пребывание в мире живых. Их хрупкий разум вдребезги раскромсало.

— Так и ты говоришь, что сломалась.

— Мне понадобилось три года, чтобы восстановиться после мёртвой воды, “вдохновившей” меня на эту технику, и то не до конца. Не уверена, что когда-либо восстановлюсь окончательно. У этих бездарей нет и шанса пройти и шагу моего пути без особых тренировок и медитаций, для них всё закончилось в один миг. Так что было благородно с моей стороны освободить их от страданий. Посмотрите на меня, я — благодетельница, — воображала сестра.

— Вот блин, а я только перестал тебя бояться.

— Меня ты, значит, боишься, а божественному духу математики, сдерживая смех, в глаза брешешь? Ладно, давай перебичуем за плату. Шуму навели — так извольте залечь до утра.

— Сейчас, только в канальчик помочусь, — с украдкой отлучился я.

Мы сходу отыскали ночлег за плату, благо Рёккьир — город большой, центр Ульгхвиналя как никак, однако из-за пограничного расположения здесь господствует жёсткий режим. Основная и актуальная из причин — наплыв сатанинских течений со стороны государства Горзуа. А ещё процветает коррупция и произвол местных богатеев, так что без связей чужакам соваться сюда опрометчиво.

Кто лежит рядом со мной? Сестра? Или козырное оружие Споквейга? Что за тренировки она перенесла? Оказывается, до вчерашнего момента я и близко не осознавал масштабов проблемы. Экстремальные эксперименты... Что стало с её душой после всего этого? А мы, простые люди, для неё кто, блаженные, избалованные жизнью сопленосцы? Ведома ли ей человечность? Возможно ли взаимопонимание?

— Давай прекратим об этом думать. Я же пообещал ей, что у неё всё наладится, несмотря на то что она не надеется восстановиться после тренировок. И я ещё верю в это. Так что не топчи полезное верование, — попросил я подсознание.

Или оно само так делается? Само мыслится, и некого тут “просить”.

— Так, я здесь один? — спросил я.

Тишина в комнате. Вроде никого…

— Привет! — подошёл ко мне тот чувак с тусы.

В голове заиграли клёвые запилы. Обычно пространство наполняется атмосферой, но тут атмосфера заполнила пространством мой внутренний пустырь.

— Чё, как дела, рассказывай, — я подошёл к “подсознанию”.

— Завал полный, ха-ха, — ответило оно, держа руки в карманах.

— А-ха-ха.

— Чего нюни расклеил, у самого дьявол за спиной дышит, тьмою пышет. Твои дела не лучше, чем у Снолли!

— Вот зачем ужасы наговариваешь! Никто за спиной не пышет, — обернулся я на всякий случай: сзади стоял белоснежный диван.

Я стоял посреди гостиной, отдаленно напоминающую гостиную в доме Менефея, только меньше. Подозрительно белоснежный диван, так и сверкает своей белизной.

— О, нет, только не он. Ну хорошо, давай, выкладывай, что нарифмуешь на этот раз? — обратился я к дивану.

Пребывая в упокоении, диван не ответил ни слова, даже не отреагировал.

— Как же так, диванушка? — подошёл к нему чувак. — Уж кто, а он знает толк в идиллии. — Погладил он его по подушечке.

— И к чему это?

— Ты сам инициировал безобразие рассудка.

— Я подумал, это опять тот светостарец.

— Ну ты лопух! — задорно произнёс он.

Пожалуй, это был самый идиотский сон за прошедший месяц.

Снолли уже проснулась, и мне пора.

— Нужно иметь место, чтобы быть, — Снолли указала на себя. Она сидела на полу у стены.