– Это не связано, – качает головой репродуктолог. – Как бы понятнее выразиться… вхолостую все работает, – пожимает плечами.

Антон умолкает, погружаясь в свои мысли. Недобрые, судя по витающему вокруг напряжению.

Тем временем я не могу не задать главный вопрос.

– Можно ли что-то сделать? – тихо лепечу я, опасаясь реакции мужа. – Есть ли у нас шанс стать родителями?

– Скажем так, – Ильясов подается вперед, сцепив руки в замок. – Я вижу только два пути. Или взять ребенка из детдома, – задерживаю дыхание, понимая, что Антон никогда не пойдет на это. – Или сделать ЭКО с донорским материалом. Есть у нас клиника с мощной базой, там можно выбрать по описанию, чтобы на вас был похож донор. Фотографии, само собой, не предоставляются. Но основные черты указаны. И…

– Нет, – резко поднимается Антон, с грохотом отодвинув стул. – До свидания, – небрежно бросает репродуктологу.

Хватает меня за руку и дергает на себя, заставляя встать. Быстро шагает на выход, волоча меня следом, словно куклу. Успеваю промямлить доктору слова прощания – и вылетаю за дверь.

– Антон, – жалобно зову, путаясь в каблуках и спотыкаясь.

– Что «Антон»? – рявкает он на весь коридор. – Хочешь ЭКО от донора, здоровая ты моя? – со злобой кричит. – У нас нет таких денег, – быстро находит причину отказать, хотя даже стоимость не уточнил.

По пути мы чуть ли не сбиваем с ног какую-то женщину. Она изучает нас некоторое время: не каждый день увидишь подобное «шоу». А потом возвращается к беседе с рыжеволосой девушкой, что стоит ко мне спиной.

– Все образуется, – заверяет ее.

С грустью смотрю на подрагивающие от всхлипов плечи и вздыхаю. Видимо, у девушки тоже какие-то проблемы. В этой клинике собираются несчастные вроде нас с Антоном…

***

Домой мы возвращаемся в полной тишине. Пока я переодеваюсь и принимаю душ, Антон скрывается за дверью кухни. И это не к добру. Мне бы переждать, пока он остынет.

Но я не могу оставить мужа одного в такой момент. Аккуратно толкаю пластиковое полотно, бесшумно подхожу к столу. С жалостью наблюдаю, как Антон наполняет стакан и опустошает залпом. Муж привык топить проблемы. А я терпеть не могу, когда он пьет.

Тем не менее… Делаю вдох и опускаюсь на стул напротив.

– Антош, мы справимся, слышишь? – отодвигаю бутылку, что стоит между нами, в сторону.

Муж вонзается в меня бесцветными, опустошенными глазами.

– Как? Что родителям и друзьям говорить? Какой я ущербный? Или объявим себя чайлдфри? – вливает в себя еще одну порцию, морщится. – Или в детдоме непонятно кого с плохой генетикой возьмем? – каждое слово ядом пропитано.

Абсолютно не согласна с Антоном. Все от воспитания зависит. Но я здесь не для того, чтобы спорить. Договориться хочу. Найти компромисс, чтобы сохранить семью нашу.

– Ну, можем же рассмотреть возможность сделать ЭКО. Пусть нам подберут донора в базе, на тебя похожего, – накрываю его крепко сжатый кулак ладонью. – Цвет волос, глаз, группа крови… Это будет наш с тобой малыш и больше ничей, – закусываю губу изнутри и умолкаю, наблюдая, как муж багровеет от злости.

Отпускаю его руку и на всякий случай отодвигаюсь от стола. Боюсь, когда он такой.

– А почему бы тебе не рассмотреть возможность пойти и переспать с кем-нибудь? – с уничтожающей яростью цедит Антон, будто я когда-то ему изменяла. – Это будет дешевле. Вообще бесплатно. А если постараешься хорошо, так еще и заработаешь, – ухмыляется зло.

– Антон! – подскакиваю с места возмущенно. – Это не одно и то же!

– Пф-ф, – закатывает глаза. – Для меня одинаково. Я не собираюсь столько бабла вываливать за ребенка от чужого мужика. Бред! – раздраженно смахивает со стола стакан, и он разбивается вдребезги о плитку на полу.

Вздрагиваю от его грубых слов. Все-таки мы о ребенке говорим. Но Антон настроен категорично.

– Успокойся, дорогой, – прошу мужа. – Не будем об этом.

Окинув его взглядом, разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Короче, так, – бросает мне в спину так холодно и цинично, что невольно покрываюсь мурашками. – Никаких ЭКО, доноров и детдомов! Или так живем, или проваливай к чертям. Ищи себе быка-осеменителя!

Больно от его слов. Обидно дико. Но я подавляю эмоции. Продолжать разговор, когда муж в таком состоянии, бессмысленно. Антона не переубедить.

Сбегаю. Запираюсь в спальне, прячусь под одеялом. И плачу. Ведь точно знаю, что никогда не предам любимого человека. Не смогу бросить его в беде.

Буду рядом…

Но это значит, что у меня не будет детей. Я не стану матерью, не прижму к груди крохотный пищащий комочек. Не буду наблюдать, как он растет и превращается в личность.

Антон и я. Только вдвоем. Без всякой надежды.

Без будущего.

Готова ли я на такую жертву ради любви? Не знаю… Ничего не знаю!

Поэтому утыкаюсь носом в подушку и реву надрывно.

***

Спустя время Антон вдруг заявляет, что передумал. И нашел деньги на процедуру ЭКО. Ставит единственное условие – сделать его в клинике за границей, чтобы в России никто не узнал об этом. Потому что хочет сохранить свой диагноз в тайне.

А я согласна на все, что прикажет муж. И готова лететь с ним хоть на край света. Ради НАШЕГО малыша.

***

Сейчас. Снежана

На протяжении всех выходных мой истерзанный мозг пронзали воспоминания. Крутились в сознании, словно в мясорубке. Мучили меня,  били больно.

И вот сейчас я вновь «просматриваю» кадры прошлой жизни с Антоном. Понимаю, насколько глупа была. Как много я ему прощала. Чем жертвовала ради него.

А взамен получила жуткий синяк на пол-лица, который я старательно пытаюсь замазать тональным кремом…

Я любила своего мужа. Искренне, немного наивно, без памяти.

А он меня?

Второй слой тоналки ложится на скулу. Гематома становится бледнее, однако царапина от обручального кольца все еще проступает коричневато-красной полоской.

Замираю. Опускаю взгляд на безымянный палец правой руки. Одним движением проворачиваю колечко из белого золота, что крутится внутри красного. Так называемый «антистресс».

Шумно выдыхаю – и рывком снимаю обручалку. Откидываю на столик.

Кольцо катится по поверхности и улетает куда-то на пол. А мне плевать.

– Что ты решила, дочка? – на пороге комнаты появляется мама.

Опирается плечом о косяк двери и обхватывает себя руками. Заметно нервничает.

– Разве есть варианты? – фыркаю я и продолжаю наносить макияж. – Я подаю на развод.

– Хорошо подумала? – уточняет чуть слышно, а я яростно сжимаю кисть в руке.

– Мама, – поворачиваюсь к ней и скулу демонстрирую. – Антон помог мне определиться, – возвращаюсь к зеркалу. Яростно провожу кистью по коже. – С ним мне зарплаты на косметику не хватит. Кстати, сам он в финансах меня ограничил. И прогнал работать.

– Как же так, – сокрушается мама и садится на край кровати позади меня. – Такая семья была. Такая любовь… Может, Антон на эмоциях? Зацепила ты словами его грубыми? Наверное, он жалеет теперь…

– Все выходные «жалел». Так сильно, что не позвонил даже, – выдаю с обидой в голосе. – А что если в следующий раз он… на Риту руку поднимет? М-м-м, мам? – опять оглядываюсь.

Она взгляд опускает, молчит задумчиво.

Я же мельком смотрю на часы и подскакиваю мгновенно.

– Черт, опаздываю! Сегодня мой первый рабочий день! Не хватало еще проштрафиться из-за синяка, – стискиваю кулаки со злостью.

Хватаю сумку, бросаю в нее косметичку, не забыв взять тональный крем. На всякий случай. Чтобы подправить «грим».

Чмокаю грустную маму в щеку, мчусь в комнату к Рите, чтобы поцеловать ее спящую на прощание. И только потом со спокойным сердцем направляюсь в офис. Доказывать новому боссу, что он просто жить не сможет без такой помощницы, как я.