— Он теперь другой человек, да, Ньют? — Томас направился к машине, внезапно поняв, что в данный момент они борются с одним и тем же демоном. И этот демон вызвался им помочь.
— Можешь вмазать ему, когда он выполнит свое обещание, — отозвался Ньют ему в спину, оглянувшись на лежащую вокруг пустыню. Он уже нарушил с десяток данных себе обещаний, и видимо, вполне способен был нарушить еще одно. Вся его жизнь прошла под лозунгом «история бесполезных клятв самому себе».
***
Из колонок на приборной панели полились мелодичные переливы, заставляя парней на заднем сиденье ошалело закрутить головами. Не понимая, что происходит, они подались вперед, чтобы лучше расслышать нечто новое, непознанное, но притягательно прекрасное. Галли заметил их манипуляции и со смешком прибавил громкость.
— Вы что, с луны свалились? Это просто музыка.
— Музыка? — озадаченно переспросил Томас, вкладывая в вопрос как можно больше обыденности. Конечно, они знали, что такое музыка, ее отголоски из прошлого до сих пор звучали в голове, как напоминание о старой ране, что уже давно перестала болеть, оставив после себя лишь шрам, да недоумение. Они оба прекрасно знали, что такое музыка, но разве могли они хоть на миг в этой безумной суете постапокалипсиса предположить, что еще хоть раз услышат ее? Могли ли они надеяться, что музыка не принесет с собой ничего страшного, но наоборот неожиданно успокоит звенящие нервы, хотя гитарные переливы будут способствовать обратному? Могли ли они знать, что в этой чертовой машине, где-то на краю пустыни и кажется, даже на краю самой вселенной, вместе с двумя знакомыми незнакомцами, будут слушать музыку, которая была потеряна для большей половины человечества? Могли ли они знать, что текст песни скажет им так много, но укроет их своей завесой от посторонних глаз?
Галли снова рассмеялся, поняв больше, чем нужно было. Он изучающе оценил лица парней и закрыл окно, чтобы вся магия осталась внутри ржавой тачки.
— Безумие какое-то… — нервно рассмеялся Ньют и откинулся на спинку сидения, все еще приходя в себя от эмоций, которые пробудились в нем с проигрышем первой ноты.
— Правда, на этой флешке всего одна песня, но это лучшее, что я слышал за всю свою поганую жизнь, отвечаю. — Галли снова смотрел вперед. — Если весь прошлый мир был хоть на долю так же прекрасен, как эта песня, я понимаю, почему ПОРОК так рвется вернуть его обратно.
Бывший глэйдер высказал мысли всех собравшихся в машине. Из-под колес в атмосферу улетал желтый песок, увенчивая путь машины туманным шлейфом. Песчинки плясали на стеклах закрытых окон, пока не срывались вслед за ветром в свой прощальный залп, рассеиваясь и навсегда теряя друг друга. Точно так, как современное общество. Миллион песчинок, раскиданных жестоким ветром катаклизмов. И однажды найдя свою пару, нужно было приложить гораздо больше максимума усилий, чтобы удержать ее рядом. Иначе потеряешь в пустыне Вспышки и никогда не найдешь дорогу обратно.
«Я не знаю, что будет с нами,
Когда мы станем травой под ногами людей,
Когда никто уже не будет помнить наши имена,
Но даже тогда ты будешь рядом со мной…»
Томас вслушивался в строчки песни, пропуская их через себя. Кто знает, что будет после того, как они доберутся в лабораторию? Помогут ли им? И что будет, если они не успеют? Он скосил глаза вбок и заметил, что Ньют смотрит на него, отражая те же мысли. Имеют ли они право задаваться вопросами о том, что будет после всего, если у них есть только здесь и сейчас, и по сути, всегда было именно так. Они наслаждались моментом путешествия, моментом борьбы, друг друга, времени рядом. Но разве хоть один из них всерьез задумался о будущем? Могли ли они знать, что будет через несколько часов, если не были уверены даже в следующем вздохе?
«Даже если на это понадобится еще одна жизнь,
Я дождусь тебя
На другой стороне.
Все хорошее,
Что есть у меня в жизни,
Принадлежит тебе…»
Ньюту уже хотелось, чтобы вокалист заткнулся, чтобы музыка прекратила высекать искры из его головы. Все, что у него осталось в этой жизни, сейчас находилось рядом и смотрело на него глазами, полными ужаса и восхищения. Ньют и сам бы не сказал лучше, но песня будто подарила им тайную реальность, в которой они могли общаться силой мысли. Все, что так долго хранилось на душе, запиралось в чертовых сундуках под страхом и цепями силы воли, вдруг вырвалось на волю, скручивая в жгуты души обоих. Скручивая в крепкую нитку, которая не порвется даже от старухи с косой.
«Я буду совершенно счастлив, когда
Я буду ждать тебя
На другой стороне.
Удачи. До встречи.»
Ньют протянул руку, скользя пальцами по древней обшивке сидения. Она крошилась от прикосновений, покрывая кожу тонким слоем сала и пыли. Он смотрел вперед, но чувствовал, как Томас потянулся к нему навстречу, накрывая его ладонь своими пальцами со сбитыми костяшками и обломанными ногтями. Буквально подключая Ньюта к своему теплу, передавая через прикосновение энергию, будто ветряная мельница из сказок. Он всегда так незаметно поддерживал Ньюта, хотя думал, что все происходит наоборот. Они питали друг друга, отдавая последнее. Может, это действительно был последний миг между ними, когда никакие слова не смогли бы сделать того, что сделала музыка.
«У тебя все будет хорошо, если ты смиришься с тем,
Что мир не рухнет после моей смерти.
Даже если я ничего не оставлю после себя,
Я буду знать, что остался ты…»
Томас крепче сжал его пальцы, зная, что он поймет и примет его послание. Еще никогда они не были так близки, как в этой мчащейся машине, затерянные среди времени и своей будущей боли, которая требовала выхода уже сейчас. Он не мог отпустить его.
В убежище Томас сразу понял, что он ушел. Понял это по тому, как в один момент мир будто затих, стирая желание существовать. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы пытаться скрыть намерения. Глядя в его глаза, еще там на базе в последний вечер, услышав его последнее «Томми», брюнет понял, что поддастся на его уловку, но лишь для того, чтобы не оставить выбора в итоге. Он знал, куда отправится Ньют и даже тех, кто ему помогал, но не мог винить друзей в помощи ему. Если бы Ньют был для него просто другом, он бы позволил ему уйти. Если бы Ньют был для него просто другом…
По щеке Ньюта скользнула одинокая слеза, срываясь с подбородка и исчезая в складках футболки. Этот сумасшедший просто не знал, о чем поет. Он действительно думал, что существует какая-то другая сторона, но кажется, сам в это не верил. Кто знает, что произошло с ним с момента записи песни? Как звали этого ненормального, что предсказал будущее для двоих влюбленных измученных подростков?
«Даже если на это понадобится еще одна жизнь,
Я дождусь тебя
На другой стороне.
Все хорошее,
Что есть у меня в жизни,
Принадлежит тебе.
Я буду совершенно счастлив, когда
Я буду ждать тебя
На другой стороне.
Удачи. До встречи.»
Томас улыбнулся ему. Той самой рассеянной, нежной улыбкой, которую боялся показывать остальным. Той самой улыбкой, что однажды отогрела потерявшегося в лабиринте парня, заставив поверить в то, что надежда все же умрет ПОСЛЕ него. Томас улыбался вопреки слезам, что неуправляемо текли по щекам, заставляя кофейные глаза мерцать будто под слоем хрусталя. «Все будет хорошо», — прочитал Ньют по его губам.
— Да, все будет хорошо с тобой, — кивнул ему с уверенностью, едва не ломая пальцы правой руки, что сжимались в кулак от боли внутри.
Песня началась сначала, и Ньют только пожал плечами. Если бы ПОРОК хотел придумать для них новый, последний этап испытаний, то они могли бы засчитать эту бесконечную дорогу, с тысячу раз повторенной песней, что стала их личным прощальным приветом друг другу. Письмо, написанное сразу после побега из лаборатории и так и не выброшенное, жгло карман, но теперь Ньют не знал, смог ли так же ясно передать Томасу свои мысли, как это сделал мягкий голос неизвестного вокалиста.
