Притягательности «кроватной» добавляло и еще одно обстоятельство: единственный с этой стороны здания балкончик рухнул да так и остался лежать на земле грудой бетонных обломков. Отломился и металлический каркас с кусками шифера, так что из стены на месте балкона теперь торчали только швеллеры. Воспитанники интерната во время происшествия играли в футбол на стадионе неподалеку; никто не пострадал. Разумеется, директора и школьное начальство это заботило куда больше, чем рухнувший балкон. А через несколько дней унесли и балконную дверь, причем вместе с дверной коробкой. Не исключено, что ее украл кто-то из соседей – подумал, наверное: балкона уже нет, кому теперь нужна дверь? В общем, в стене «кроватной» отныне зияет пролом величиной с дверь, сквозь который, особенно в такую погоду, как сегодня, было видно лазурное безоблачное небо, а еще тополя и административный корпус напротив.
– Не ходи туда, а то побью! – верещит Дали. А дети смеются, гоняются друг за другом.
Дали говорит Леле:
– Вот видишь… Проволокой закрутила снаружи, они ее сняли и смотри до какого состояния меня довели!
Лела замечает стоящего в углу Васку. Васка – цыганенок лет пятнадцати, хотя выглядит гораздо младше. В интернате Васка давно. Лела помнит, как он здесь появился. Васке тогда было восемь, а Леле – одиннадцать. Васку сдал в интернат дядя, смуглый, зеленоглазый, с наколками на волосатых руках. Больше он в интернате не появлялся. Поначалу Васка привязался к Леле, как сейчас Ираклий; она покровительствовала парнишке и защищала его от местных обитателей, для которых новенькие в интернате всегда были лакомым куском. Потом неожиданно у них приключился секс. Произошло это возле бани, под грушевыми деревьями, на обочине сырой поляны. Лела помнит, что тем вечером со стадиона вдруг все исчезли. Дали тогда увлекалась каким-то латиноамериканским сериалом, где свекровь и невестка насмерть враждовали друг с другом, не пропускала ни единой серии и всех детей затащила на передовую той родственной баталии. Дети убежали смотреть телевизор, а Лела и Васка остались на стадионе одни. Лела уже почти забыла, как все случилось. Они с Ваской пошли к грушевым деревьям и разделись. Леле не было больно, как в другие разы, наоборот, она чувствовала нежность, осторожность и мягкость тела Васки. Одно ее раздражало: как в нее утыкались костлявые бедра Васки. Лела и Васка целовали друг друга в губы, Васка уже умел целоваться взасос. Друг другу они ничего не сказали. Ни в первый раз, ни в последующие, потому что встречи у груш продолжались. Лела не помнит в точности, когда все это изменилось, когда и отчего она отвергла Васку и почему обратила его в постоянный объект унижений. Васка никогда и ни в чем не возражал Леле, вот и сейчас воспринял ее приход совершенно спокойно. Даже улыбался. Лелу Васкина улыбка вывела из себя. Ей захотелось подскочить к нему и сбить кулаком ухмылочку с его красных губ. С самого начала, как Васка появился в интернате, и в последующие годы он никого не сторонился, не смотрел на других издалека и поговорить-то любил. Но раньше Васка так не улыбался, а потом вдруг эта улыбка прорезалась на его лице, немного насмешливая, странная… Не поймешь, улыбается он, смеется над тобой или ему вовсе не до смеха.
– Что ты, парень, там прислонился? – рычит на Васку Лела. – Не можешь помочь Дали?
Улыбающийся Васка глядит на Лелу зелеными глазами и лопочет что-то непонятное.
Лела направляется к обрушенному балкону, где у зияющего на месте двери провала толкутся ребята. У самого края стоят двое, а еще один, в черных шортах и майке с Микки Маусом, шестилетний Пако, недавно прибывший в интернат, выбрался на железный швеллер и, посмеиваясь, изображает канатоходца.
– Что я вам говорила? – обрушивается на них Лела. – Разве я вам не говорила, чтобы вы не приближались к этой комнате? Сейчас всех поймаю и выброшу отсюда!
Стоящие с краю отскакивают от провала и убегают. При виде Лелы улыбка испаряется с лица Пако, он на миг теряет равновесие, но вскидывает руки и медленно шагает по швеллеру. Едва Пако оказывается в комнате, как Лела хватает его за шиворот, отрывает от пола и выставляет наружу, будто собирается выкинуть на улицу. Пако бледнеет, меняется в лице, морщится и беспомощно сучит ногами в воздухе.
– Хочешь отпущу? Отпустить? – встряхивает его Лела.
Пако цепляется за нее.
– Хочешь упасть? Хочешь? Хочешь голову сломать?
Лела втаскивает Пако в комнату и отпускает. Пако убегает. В этот момент он похож на крохотного юркого жучка, с которым сыграли в смертельную игру, и теперь он, освобожденный, улепетывает прочь от опасности.
– Я вам покажу! Почему вы не слушались Дали? – кричит Лела.
Ираклий гонит ребят из комнаты, как ягнят. Васки не видно. Из комнаты выбегает последняя нарушительница, Стелла, с чуть оттопыренной попой и кривыми, слабыми ногами в рейтузах, в которые заправлена водолазка. В комнате остаются Лела, Ираклий и Дали с измученным лицом и нимбом растрепанных волос. Дали садится на одну из железных кроватей и неожиданно для себя продавливает массивным задом пружинную сетку почти до самого пола. Машет руками, Ираклий протягивает ей ладонь и помогает выбраться на край кровати. Дали отдувается.
– Пойди скажи Цицо, – говорит она Ираклию, – давно уже мне обещала, так пусть отыщет наконец замок, запрем эту треклятую комнату, а то свалятся они у нас, будем потом бить себя по голове.
Ираклий убегает. Дали опускает руку в ближайший таз с водой, обмакивает пальцы и проводит по лбу.
– Не могу больше, – охает она и, опомнившись, кричит вслед Ираклию: – Если кого-то встретишь, скажи, чтобы тащились в столовую!
Лела стоит у края дыры и смотрит вниз. Представляет, как столкнет туда Вано. Тот сначала изумится – как посмела она толкнуть его, взрослого человека, учителя истории, заместителя директора! – решит на секунду, что это нелепая случайность… Потом, когда нога соскользнет, а спина почувствует пустоту, он посмотрит на Лелу поверх очков и увидит: ее совсем не волнует, что Вано падает с пятого этажа. И в этот миг Вано сморщится, как прежде Пако, пронзит Лелу взглядом, а она скажет: «Сдохни, сволочь!» Вано рухнет спиной на груду бетона, захрипит…
– Вот и замок, – слышит Лела голос Ираклия и оборачивается. Дали уже ушла. – Цицо сказала, пусть Дали закроет и отдаст ей ключи. Ну, не знаю. Он толком и не закрывается, она сняла его с почтового ящика.
Лела берет у Ираклия малюсенький замок. Смотрит на него с сомнением:
– И кого это удержит?
Они покидают комнату. Лела прикрывает за собой дверь и запирает на замочек. Ключ от него отдает Ираклию. Потом дергает дверь, не сильно, а так, как это сделала бы, например, Стелла.
В коридоре бегают дети. Лела раскуривает сигарету. Из дверей комнаты появляется Стелла и замирает растерянно, не зная, куда идти.
– Ну-ка бегом в столовую! – командует Ираклий.
Девочка шмыгает прочь.
– Пойдем позвоним? – просит Ираклий.
– Как же ты меня достал! Не приставай ты к ней, не унижайся понапрасну!
– Она сама мне сказала, на этой неделе… – бубнит Ираклий. – Богом клянусь!
Они выходят во двор. Перед домом широкая асфальтовая дорога, на которой всегда стоит голубой фургон физрука Авто. Во дворе растет много елей, и земля усыпана иголками.
Ираклий и Лела идут в столовую. Для этого им нужно пересечь маленькое пространство между основным зданием и административным корпусом. В этом корпусе проводятся занятия, там же кабинет директора школы для умственно отсталых детей. Корпус выглядит более ухоженным, чем остальные постройки: и окна у него на месте, и балконы.
Из корпуса выходит Серго. Ему десять лет. Из-под мышки у него торчит кусок розовой ткани. Рядом идет Коля. Он подволакивает ногу, у него трясется голова. Не поймешь, сколько Коле лет, возможно, десять, а возможно, и все пятнадцать. «По Коле видно, что он дебил, – думает Лела. – По одним видно, по другим – нет. По Серго, например, не видно, и по Ираклию тоже».
